Политическое значение арт-терапевтической теории
Уэллер и Делли ( Waller & Dalley, 1992) во время дискуссии по теоретическим вопросам арт-терапии вспомнили о двух ее пионерах-— Наумбург и Крамер. Наумбург, находившаяся под большим влиянием психоанализа, использовала изобразительное творчество пациентов в построении психотерапевтических отношений. Крамер же, обучая детей изобразительному творчеству, подчеркивала исцеляющий характер изобразительной деятельности как таковой, без какой-либо ее интерпретации. Их можно считать предтечами двух разных школ в арт-тера-Певтической теории. Уэллер и Делли затем обращаются к теориям Клейн, Винникотта и Юнга, а также г групп-анализу и их влиянию на арт-терапию. Используя представления этих авторов, я попытаюсь проанализировать политические аспекты их теорий и их влияние на арт-терапию, в особенности в том, что касается роли интерпретации и отношений между изобразительным и вербальным коммуникативным процессами. Уэллер и Делли описывают взгляды Клейн на потребность в рисовании как отражение попытки защититься от инстинктивных, разрушительных тенденций. Они обсуждают открытие Клейн символической природы игры, в ходе которой фантазии и чувства, выражаясь через символы, анализируются психотерапевтом в контексте переноса. Обращаясь к использованию арт-терапии в работе с детьми, авторы отмечают, что психотерапевт обращает внимание не столько на вербальную формулировку переноса, сколько на то, что изобразительный процесс сам по себе является символической экстериоризацией переноса, позволяя «удерживать» чувства ребенка до тех пор, пока
он не будет способен их интегрировать. Из этого следует, что арт-терапия отличается от вербальной психотерапии тем, что деструктивные потребности не анализируются, по крайней мере, на начальных стадиях терапии. Стремление воздерживаться от анализа изобразительного процесса может быть связано с влиянием Винникотта, а также представлением о том, что изобразительный процесс включает деструкцию и «восстановление» разрушенного, движение от хаоса к определенности и порядку. Этот процесс поначалу воспроизводит внутренний конфликт без какой-либо потребности в его вербализации. Интерпретация же может помешать раскрытию психической энергии в процессе творчества. Представляет интерес проанализировать «радикальность» арт-терапии в контексте теории Клейн. Фрош в своей политической критике психоанализа (Frosch, 1987) отмечает некоторые возможности, связанные с анализом переноса, в частности то, что пациент может осознать социальные влияния, которые он интернализировал. Клейновский подход подчеркивает важность анализа основных влияний на личность. В частности, обращается внимание на проективные механизмы, которые лежат в основе транзакций между внутренним миром ребенка и внешним миром. Подобный анализ неизбежно вступает в противоречие с социализирующими влияниями, которые организуют психику и ведут не только к психическому дистрессу, но и особым формам психической организации, преобладающим в той или иной социальной среде» (Frosh, 1987, р. 37). А теперь опытаемся понять, можно ли вообще проанализировать психотерапевтические отношения в процессе изобразительного творчества? Если придерживаться мнения, что изобразительный процесс является символическим выражением переноса, тогда взаимодействие двух основных факторов арт-терапии (то есть психотерапевтических отношений и художественной экспрессии) возможно. Однако воспринимать изобразительный процесс лишь как воплощение переноса было бы упрощением. На мой взгляд, смысл изображения всегда достаточно иллюзорен и должен оставаться таким для того, чтобы сделать возможным появление нового толкования. Поскольку теория Винникотта основана не на понятии инстинкта, а на понятии отношений, интерпретация
первичных процессов для него менее значима. Винникотт ввел понятие фасилитирующей среды, посредством которой «хорошая» мать строит с ребенком такие отношения, при которых ребенок, играя, психологически от нее отделяется. Идеи Винни-котта о транзитных феноменах, его представление об изобразительном творчестве как «игре для взрослых», а также подчеркивание им роли психотерапевта как фасилитатора терапевтического процесса, а не инструмента интерпретации оказали большое влияние на арт-терапевтов. Тем не менее влияние его теории, так же как и иных теорий объектных отношений, неоднозначна. Фрош (Frosh, 1987) отмечает, что теория объектных отношений ограничена в своем понимании социальных влияний отношениями мать-ребенок и игнорирует влияние общества на эти отношения, например, таких социальных факторов, как расовая, половая принадлежность и т. д. Он также утверждает, что трудно понять, как пациент взаимодействует со своими неосознаваемыми деструктивными переживаниями, когда психотерапевт вместо интерпретации пытается создать атмосферу положительных отношений, с тем чтобы пре^ доставить пациенту коррегирующий недостатки материнского воспитания опыт. В этих условиях существует опасность гиперконтроля со стороны психотерапевта. Политический аспект теории Винникотта, в частности, связан с тем, что боль и страдание могут быть преодолены благодаря созданию отношений любви между двумя людьми. Интересно оценить отношение арт-терапевтов к подобным взглядам. Поскольку арт-терапевтическая работа характеризуется осознанным нейтралитетом специалиста, то для пациента в большей степени, чем при вербальной психотерапии возможно проникновение в область болезненных, деструктивных переживаний. Большая степень контроля пациента над изобразительным процессом влияет также и на баланс сил в психотерапевтических отношениях, снижая опасность отмеченного Фрош гиперконтроля со стороны психотерапевта. При этом важно, чтобы арт-терапевт осознавал и иные влияния на психику клиента, а не ограничивался лишь учетом тех, которые являются результатом недостатков материнского воспитании.
Уэллер и Делли отмечают, что проживающие в Великобритании и других западных странах представители иных этни-
ческих групп страдают от чрезмерно «евроцентрического» характера большинства психологических, психоаналитических и психиатрических форм лечения. Это связано с тем, что такие формы лечения являются продуктом специфической культурной среды (европейской), а поэтому — отражают ее установки. Это также останется справедливым, если мы обратимся к теории Юнга. Уэллер и Делли обсуждают то, как арт-f ерапевты с большим интересом обращаются к его теории, поскольку он придавал особое значение изобразительному творчеству пациентов и сам глубоко интересовался изобразительным искусством и культурой. Они обращают внимание на публикацию Далал (Dalai, 1988), в которой Юнг критикуется как расист и показывается, как расизм окрашивает многие его теоретические представления, такие как представление о коллективном бессознательном и индивидуации. Далал часто цитирует Юнга и пытается на основании его цитат показать, что Юнг якобы ставил знак равенства между современным чернокожим и доисторическим человеком, а также между современным, осознающим себя черным человеком и не осознающим себя белым или между современным чернокожим взрослым и белым ребенком. Далал показывает, каким образом юнговская идея коллективного бессознательного может являться отражением расистских взглядов. Коллективное бессознательное связано с архаичными психическими проявлениями, характерными для первобытного человека. Юнг считал, что все человеческие расы имеют общее происхождение, в процессе своего развития продвигаясь до той или иной стадии. По Юнгу, наиболее очевидны различия между белыми европейцами и всеми остальными людьми. Он полагал, что коллективное бессознательное имеет наследственный характер, и представители европейской культуры в процессе индивидуации достигают наиболее зрелого состояния. Юнг полагает, что «чернокожие» (я пользуюсь термином «чернокожие», так же как и Далал, для обозначения всех неевропейцев) вряд ли способны к индивидуации, поскольку они не могут рефлексировать. В конце статьи Далал вопрошает, можно ли сохранить понятия индивидуации и коллективного бессознательного, очистив их от расистских взглядов, и насколько психотерапевты, использующие эти понятия, осознают их расистское происхождение.
В качестве реакции на затронутые Дадал вопросы и в связи с обсуждением политических вопросов арт-терапевтической теории было бы интересно проанализировать работы тех автот ров, которые чаще других пользовались юнгианскими представлениями в арт-терапии. Чампернон, Лидьятт и Томсон в основном пользовались юнгианским методом активного воображения, полагая, что бессознательное можно лучше понять посредством проявляющихся в спонтанном творчестве образов. Достигаемый за счет этого баланс бессознательного и сознания, по их мнению, способствует индивидуации. Они полагают, что роль психотерапевта заключается не в том, чтобы раскрывать смысл изображенного, а в том, чтобы создавать подходящие условия для творчества и атмосферу поддержки в отношениях с клиентом. Таким образом при таком подходе к работе арт-терапевт не взаимодействует с бессознательным своего клиента, поэтому скрытым в представлениях Юнга расизмом можно пренебречь. Чампернон и Лидьятт, в частности, подчеркивали тот факт, что изобразительное творчество в арт-терапии является не «настоящим» искусством, имея в виду то, что в изобразительной деятельности следует по возможности избегать контроля над ним со стороны сознания, чтобы позволить бессознательному проявить себя в большей степени. Чампернон (Champernowne, 1971) пишет о «негармоничном партнерстве» изобразительного искусства и психотерапии. Думаю, что при этом она имеет в виду прежде всего то, что изобразительное искусство имеет свои собственные задачи и движущие силы и что в арт-терапии их следует подчинить психотерапевтическим целям. Использование ею термина «ненастоящее искусство» является одним из способов разрешения проблемы, связанной с сочетанием изобразительной деятельности и вербальной психотерапии.
Шаверьен (Schaverien, 1993) обращается к анализу изобразительной деятельности в контексте психотерапевтических отношений, включающих механизмы переноса и контрпереноса, и использует при этом понятия Юнга и Кассирера. Центральными в работах Шаверьен являются разработанные ею понятия «перенос на козла отпущения», «переноса внутри пе-
реноса», а также «воплощенного» и «невоплощенного» образа (Schaverien, 1987). Понятие «перенос на козла отпущения» означает, что субъект проецирует на изображение неприемлемые для себя чувства, для того чтобы изображение «удерживало» их до тех пор, пока человек не будет способен их интегрировать. Наиболее важно то, что автор будет делать со своим законченным произведением. Понятие «перенос внутри переноса» означает перенос на изображение в контексте психотерапевтических отношений. Под «невоплощенным» образом имеется в виду такой образ, который не заключает в себе чувств автора, но лишь повествует о них. Напротив, «воплощенный» образ несет в себе мощные эмоциональные переживания, которые проявились при создании изображения. Эти представления имеют много общего как с теорией объектных отношений, так и теорией Юнга. Шаверьен пытается опереться на юнговское понятие архетипа как энергетического «центра» в коллективном бессознательном для того, чтобы понять смысл изображений своих клиентов.
Упомянутые мной арт-терапевтические теории были основаны, как правило, на индивидуальной работе. В групповой же работе опасности, связанные с ролевой нестабильностью и эксплуатацией психбтерапевтических отношений, значительно ниже, так как клиент при этом менее зависим от психотерапевта. Использование, системного подхода к групповой психотерапии может иметь важное политическое значение. Вместо того чтобы рассматривать проблемы клиента как сугубо внут-рипсихические или межличностные, этот подход обращается к изучению ключевых зон целостного опыта субъекта, включая самые разные аспекты его отношений с обществом. В психотерапии этот подход реализуется через групповое взаимодействие «здесъи сейчас». Ни один аспект системы отношений субъекта при таком подходе не является более важным, чем другой, и психотерапевт обращается к тому или иному аспекту системы отнощений клиента с учетом конкретных задач и условий проведения психотерапии. Психотерапевт выступает в более определенной роли, по сравнению-с традиционными формами групповой аналитической терапии, и является мо-
делью для поведения членов группы. За исключением того, что связано с теоретической позицией и опытом психотерапевта, он привносит в группу тот же опыт, что и другие ее члены.
Уолтер (Walter, 1993) обращается к системному подходу к групповой интерактивной арт-терапии. Она соединяет понятия психотерапевтических факторов арт-терапии, представления Ялома об исцеляющих факторах, а также теорию систем для того, чтобы проанализировать литературу и свой собственный клинический опыт. Она пытается определить роль арт-терапевта в группе, занимающейся изобразительным творчеством. Однако требуется еще много усилий для того, чтобы изучить взаимодействие вербальной психотерапии как системы со своим набором норм, ценностей и традиционных представлений — с изобразительной деятельностью как особой системой. Например межличностное обучение предполагает прямое взаимодействие одного пациента с другим, в то время как изобразительная деятельность предполагает индивидуальную работу, при которой внимание пациента отвлечено от других членов группы. Я проанализировала литературу по теориям психоанализа и арт-терапии для того, чтобы выяснить их политическое значение. Я, в частности, обратила ваше внимание на роль изобразительной деятельности и ее значение для психотерапевтических отношений. Эта роль в арт-терапии неоднозначна и во многом расходится с принципами вербальной психотерапии. С этой точки зрения я сейчас попытаюсь выяснить, существует ли, как полагает Шаверьен, несколько типов арт-терапии.
Политическое значение арт-терапевтической практики
Для того чтобы вызвать дискуссию среди арт-терапевтов, Шаверьен (Schaverien, 1994) поднимает вопрос: что означает «хорошая арт-терапевтическая практика»-? При этом она выделяет несколько видов арт-терапии. Они имеют свою ценность применительно к разным группам, пациентов и могут быть использованы арт-терапевтами в зависимости от своего опыта, подготовки или задач работы. Автор полагает, что основные
различия между разными видами арт-терапевтической практики заключаются в их отношении к переносу: на психотерапевта, с одной стороны, и на изобразительную продукцию — с другой. Она разделяет понятия «арт-терапия», «арт-психотерапия» и «аналитическая арт-психотерапия» и утверждает, что арт-терапия связана с признанием особого значения образа изображения, а перенос на психотерапевта не является предметом для интерпретации. Арт-психотерапия придает образу меньшее значение, он рассматривается лишь как иллюстрация переноса, а клиент не в полной мере участвует в изобразительном процессе. Аналитическая же арт-психотерапия придает равное значение переносу и изобразительному процессу. При обсуждении понятия арт-терапия она утверждает, что психотерапевт не интерпретирует перенос и что исцеление возможно благодаря тому, что создание изображения ведет к соединению внутреннего и внешнего мира клиента, а также к осознанию им ранее неосознаваемых элементов психики. Она заявляет, что анализировать перенос было бы неуместным, поскольку во многих случаях нет условий для оптимального психотерапевтического контакта. Попытки такого анализа при этом могут еще больше нарушить психическое состояние лиц с пограничными или психотическими расстройствами. Они также неприемлемы для детей и подростков.
Трудно не согласиться с тем, что бывают случаи в работе с некоторыми лицами, когда интерпретация переноса неуместна, но я полагаю, что определение показаний для проведения арт-терапии и условий для ее проведения является более деликатной задачей. Основываясь на работах Биона и других авторов можно говорить о таких вариантах арт-терапевгической практики с психически больными, которые отличаются от работы с другими группами клиентов (Greenwood, Killick, 1995). Однако я думаю, что одно дело дать определение «арт-терапия» определенному виду клинической практики, а другое — пытаться исключить из нее такие подходы, которые вполне могут быть эффективными, если используются квалифицированными специалистами. В самом деле, результаты работы Биона и Мельцера с лицами, имеющими серьезные психические расстройства, привели к пересмотру практики психоана-
лиза с разными клиническими группами, в связи с чем в насто ящее время придается большее значение контрпереносу, чем анализу переноса (Rustin, 1991). /
Другие группы пациентов, которые обсуждает Шаверьен, это лица с задержкой психического развития, терминальные больные, инвалиды, рецидивисты. Она допускает возможность арт-терапевтической работы, основанной на переносе, с этими группами (Gregeen, 1992; Tipple, 1993). Думаю, что для арт-те-рапевта весьма полезно преодолеть свой страх, который может появиться как результат контрпереноса в работе с терминальными больными или инвалидами прежде, чем он примет решение работать с этими группами (Scaife, 1993). Другое используемое Шаверьен понятие — арт-психотерапия. Основное внимание при этом уделяется вербальной психотерапевтической коммуникации, а изобразительная продукция является лишь иллюстрацией к ней. Эта форма работы, на мой взгляд, привлекательна для большого числа арт-терапевтов. Шаверьен рекомендует данную форму терапии для работы с пациентами с менее выраженными психическими расстройствами. При этом арт-терапевт может работать с такими клиентами самостоятельно, благодаря чему психотерапевтический контакт имеет более тесный характер. Я согласна с тем, что при таких отношениях можно удерживать достаточно сильные чувства, вызванные интерпретацией переноса. Почему же, однако, с этими пациентами нельзя применять такую форму работы, которая называется Шаверьен «аналитическая арт-терапия»? Применительно к последней она говорит о тех пациентах, которые направляются на арт-терапию семейным врачом и могут поначалу отрицательно относиться к изобразительной деятельности. Почему же арт-терапевт должен соглашаться на работу с такими пациентами? И если пациент отказывается заниматься изобразительной деятельностью в начале психотерапевтического процесса, это не обязательно означает, что он сохранит отрицательное отношение к арт-терапии и в дальнейшем? Ни количество сделанных рисунков, ни продолжительность потраченного на рисование времени не являются критериями того, имела ли место арт-терапия или нет. Для определения последнего наиболее существенен прежде всего харак-
тер взаимодействия между психотерапевтом и клиентом. Вместо того чтобы использовать понятие арт-психотерапия применительно к тем случаям, когда изобразительная деятельность играет вторичную роль, лучше выяснить, что определяет характер соотношения изобразительных и вербальных элементов.
В тех случаях, когда психотерапия признается в качестве социально значимого метода работы, а ценность изобразительной деятельности недостаточно понятна, легко признать приоритет одной формы терапии над другой. Достаточно сложно сопротивляться преобладающим стереотипам культуры. Арт-терапевты могут испытывать сильное давление со стороны, вынуждающее их идти на компромисс в ущерб изобразительным моментам работы. Это давление может выражаться в отказе предоставить им подходящее помещение для работы, в урезанных расходах на материалы или в требованиях поддержания недостижимой для арт-терапии чистоты во время работы. Кроме того, продолжающаяся недооценка важности изобразительной деятельности коллегами, трудности в понимании ее особенностей могут исподволь подталкивать арт-терапевтов уделять все больше внимания вербальным формам работы. Наряду с этим, необходимость иметь время и место для того, чтобы самим заниматься изобразительным творчеством, составляет то, что Гилрой считает крайне необходимым для того, чтобы арт-терапия оставалась все же формой изобразительной работы (Gittroy, 1989).
Следует учитывать также и то, что в настоящее время многие арт-терапевты активно осваивают вербальные виды арт-терапии. Это позволяет им строить более глубокие психотерапевтические отношения с клиентами и лучше разбираться в процессах, связанных с вербальной психотерапией. Однако достаточно ли хорошо они при этом понимают психотерапевтические процессы, связанные с изобразительной деятельностью? Последняя разновидность, о которой говорит Шаверьен, это аналитическая арт-психотерапия. Она утверждает, что в аналитической арт-психотерапии имеет место баланс изобразительных процессов и психотерапевтических отношений, которые вместе составляют ядро данной разновидности пси-
хотерапии. Она отмечает, что все названные разновидности арт-терапии определяются характером акцентов и не рассматриваются ни в отношениях иерархии, ни как исчерпывающие определения. Однако я полагаю, что названные категории могут быть неправильно использованы из-за упомянутых мной социальных факторов. Я думаю, что все разновидности арт-терапии следует объединить одним понятием «арт-терапия» и что все артттерапевты должны иметь соответствующую подготовку. Однако в некоторых случаях и применительно к некоторым пациентам акцент может быть сделан на вербальном взаимодействии, а в других случаях — на изобразительной работе. В работе с некоторыми пациентами можно никогда не интерпретировать перенос, в других случаях клиент может вовсе ничего не изобразить. Однако во всех случаях арт-тера-певт стремится использовать изобразительный процесс и психотерапевтические отношения в равной мере, и если клиент отказывается рисовать, его основная задача заключается в том, чтобы разобраться, почему он избегает это делать. Иными словами, арт-терапевт должен сознавать и использовать соотношение вербальных и изобразительных элементов своей деятельности. Думаю, что именно подвижный характер этого соотношения позволяет использовать радикальные возможности арт-терапевтического подхода. Происходящее сейчас обсуждение названия нашей специальности для меняхжорее символизирует диалектику теории и практики арт-терапии.
перейти в каталог файлов
| Образовательный портал
Как узнать результаты егэ
Стихи про летний лагерь
3агадки для детей |