Помощь разведенным родителям и их детям. Диана видра помощь разведенным родителям и их детям
 Скачать 0.85 Mb.
| Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |
Мы уже говорили, что ранний жизненный опыт предрешает будущую жизнь человека и образует фундамент всего его дальнейшего развития. Именно этим опытом, и в первую очередь своим отношением к матери, будут руководствоваться его дальнейшие душевные реакции на жизненные ситуации. Дети, чей первый опыт был обременен конфликтами и изначальное доверие к миру уже основательно подорвано, на протяжении всей жизни испытывают страх перед потерей любви, перед наказанием — и не только за проступки, но и за «злые» фантазии, — легко отступают перед трудностями, им не хватает 90 уверенности в себе, как и вообще любопытства к новому. А если родители в дальнейшем разводятся, то такие дети оказываются хуже всего подготовленными к переживаниям развода. Страх перед потерей любви, страх перед наказанием, обида и гнев вообще относятся к переживаниям развода, но у детей с ранними нарушениями объектного отношения они проявляются особенно ярко. Им для вступления в новый отрезок их жизни очень сильно не хватает уверенности и мужества, они не ждут от жизни ничего доброго и это делает их переживания особенно невыносимыми. И это объясняется не только конфликтами первого года жизни, дело в том, что неразрешенные внутренние — психические — конфликты каждого этапа развития в известной мере берутся с собой в следующий этап и усиливают конфликты, характерные для этого нового этапа. Итак, можно смело сказать, что общее развитие таких детей уже с первого года жизни омрачено тенью будущего развода. Родители часто обращаются к психотерапевту с вопросом: «Должны ли мы ради детей жить вместе или все же нам следует развестись уже сейчас?». Многие из них считают, что развод тем страшнее для детей, чем дети моложе, и что надо, мол, по крайней мере, дождаться школьного возраста. Подобные суждения можно услышать и от педагогов или прочитать в специальной литературе. А между тем именно ожидание может принести с собой те проблемы, которых как раз и хотелось избежать. Дальше он излагает взаимосвязь между реакциями детей на развод и их печальной доразводной историей, переполненной родительскими ссорами. Известно, как болезненно переживают дети такие ссоры, даже если внешне они этого не показывают. ТРОЙСТВЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ПРОЦЕСС ИНДИВИДУАЛИЗАЦИИ Ваш малыш весел, и он ласково к вам прижимается, потом у него вдруг портится настроение. Вчера он радостно шел на руки к бабушке, а сегодня отворачивается от нее; у бабушки невольно закипает обида, ей трудно не принять отчуждение ее любимого ангелочка на свой счет. Но если бы мы знали, что именно происходит в ребенке на каждом этапе его развития, что он чувствует и думает, мы не стали бы обижаться или считать его проявления «глупыми капризами». Давайте посмотрим немного поближе. Новорожденный младенец еще не имеет представления о том, что есть «я» и что «не я», то есть «ты». Он не знает, где он «начинается» и где «кончается». Трехнедельному малышу грудь матери намного ближе собственных ног. И если ему повезло и мама всегда здесь, и вот они, ее ласковые руки, тихо звучит ее успокаивающий голос, ее кожа пахнет именно так, как она и должна пахнуть, то можно считать, что все в порядке. К первому «я» младенца относится не только тело матери, но и весь окружающий мир, который, как ему кажется, изменяется в зависимости от его собственного настроения или исчезает, когда он закрывает глаза. В психоанализе это именуется симбиозом матери и ребенка. Длится этот период до четырех месяцев, но ребенок в известной степени и дальше сохраняет иллюзию своей божественной роли во вселенной, и если мать по мере возможностей «принимает участие в этой игре», то в нем образуется ядро того самого изначального доверия, о котором мы уже говорили выше. Так в человеке зарождается и потом будет жить всю жизнь чувство, что он существует в принципиально добром, не враждебном ему мире. Для того чтобы выполнить это столь важное задание, матери, в общем, не надо делать ничего особенного. Если в доме спокойная, дружелюбная атмосфера, то все происходит само собой. Первые меся- 92 цы младенец почти все время спит, так что в те короткие промежутки, когда он бодрствует, ей ничего не стоит быть «здесь». Потребности младенца в это время тоже не столь разнообразны, так что распознать и удовлетворить их совсем несложно. Мать в эти месяцы в большой степени идентифицирует себя с ребенком, сознательно или бессознательно она воспринимает его как часть самой себя и таким образом подтверждает фантазии младенца. Потом этот «симбиоз» постепенно растворяется, переходя в напряженный и объективно конфликтный процесс освобождения, который в трехлетнем возрасте достигает своей высшей точки. В это время и происходит так называемое психическое рождение ребенка, то есть он начинает воспринимать себя в качестве субъекта, существующего независимо от матери. А начинается этот процесс индивидуализации с того момента, когда младенец начинает различать границы собственного тела и собственной власти. Он начинает различать, что есть он и что — не он, какие ощущения находятся «внутри» и какие «снаружи». Он все дольше бодрствует, ему нравится двигаться, то есть отдаляться, и по мере возрастания его запросов он понимает, что мир больше не таков, каким был прежде, что существуют еще и другие существа (объекты), которые имеют свою собственную волю, но в которых он тем не менее нуждается, и он потихоньку учится отношениям с ними. Поначалу эти первые объекты еще не являются для него целыми персонами, он воспринимает их частями, зрительными и звуковыми обрывками впечатлений. Объединяет их всех лишь то, что они «не я». Между шестым и восьмым месяцами жизни грудь матери, ее лицо, ее голос, ее запах и определенное поведение вырастают до образа одной персоны, матери, первого любовного объекта. По отношению к окружающим этот знаменательный шаг развития характеризуется тем самым отчуждением, которое мы видели на примере Михи. Этот период, между прочим, считается психологами идеальным моментом для отлучения от груди: радость по поводу нового, полного объекта и захватывающего покорения мира, которая сочетается с развитием двигательного аппарата, может впол- 93 не возместить эту потерю, конечно, если отлучение совершается осмотрительно, без насилия и своего рода «педагогизи-рования», а путем компромиссов, замены одного удовольствия другим. Потом кормление грудью становится составной частью любовных отношений и поэтому более позднее отлучение от груди рассматривается ребенком как утрата части любви матери. Дальше, от года до полутора лет, малыш учится ходить и говорить, таким образом, он постигает новое измерение самостоятельности: вещи не должны больше служить, они могут быть завоеваны, окружение влечет быть обследованным, экспериментально проверенным, а то, что невозможно взять самому, можно назвать словами, попросить или потребовать у взрослых. Если ребенок испытывает доверие к обоим родителям, то он ничего не боится, едва ли испытывает боль, когда падает, и он все больше предпочитает новые приключения привычному физическому контакту с матерью. Но с возрастанием моторных возможностей то здесь, то там вдруг возникают «запрещающие таблички»: не подходи к открытому окну, не трогай чайник, не нажимай кнопки стереоустановки, не рисуй на обоях, иди спать и т. д. Это все равно, как если бы вы выиграли автомобиль, а вам не позволяют на нем ездить. Ребенок начинает сопротивляться, он усиливает свое стремление к автономии и начинает бороться с родителями за власть. Однако проходит совсем немного времени, и он вдруг понимает, что явно переоценил свои возможности: ботинки не зашнуровываются, дверь не открывается, игрушечные часы не заводятся, а убежав от мамы, он не может найти обратной дороги. В полтора года малыш понимает вдруг, что поторопился со своей самостоятельностью и он вновь усиленно ищет близости мамы. Эта фаза «нового приближения» характеризуется новой зависимостью, ребенок как бы говорит матери: «Пока я был с тобой одно целое, я мог все. Сейчас я вижу, что без тебя я беспомощен. Но я не хочу терять свою автономию и менять ее на старую зависимость, поэтому ты должна оставаться рядом и следить за мной, чтобы я мог в любой момент рассчитывать на твою помощь, ты должна давать мне силы и делить 94 со мной мои переживания». Но как часто это приводит к печальным недоразумениям! Мать, уже так было радовавшаяся возросшей самостоятельности своего малыша, не может ничего понять, она досадует и раздражается оттого, что ребенок вновь хватается за ее юбку. При этом она не понимает одного: в этом возрасте ребенок, хотя уже и знает ее как определенную персону, но он все еще сохраняет иллюзию, что она может и должна исполнять все его желания, в том числе не высказанные словами, как это было когда-то в «симбио-тическом раю», и если она этого не делает, то моментально теряет в его глазах свою материнскую суть, то есть из «совсем доброй» превращается в «совсем злую». Это типично для данного возраста и не только в отношении матери. Он видит ограниченность собственных возможностей, постоянно сталкивается с запретами, установленными средой, репрезентантом коих является в первую очередь как раз мать, тогда в нем сталкиваются автономные и регрессивные потребности. Для двухлетнего малыша это совершенно нормально приписывать собственные недостатки не себе, а объекту и последний кажется тем злее, чем больше гнев и злость самого ребенка. Это, в свою очередь,еще более активизирует его агрессивность, и ребенок отчаянно борется — как умеет — за то, чтобы получить обратно свою «добрую», все исполняющую маму. Ведь психической сутью всех ссор (и взрослых тоже) является именно это стремление вновь получить свой «добрый объект». В это время внутренний мир ребенка соответствует восприятию мира психотиками. (То есть психотиками становятся как раз те, чье внутреннее, психическое развитие — на фоне роста физических и умственных способностей — в силу печальных жизненных обстоятельств задержалось именно на этой фазе развития.) Границы между «я» и объектом размываются (кто сейчас зол — я или мать?), и мать превращается в чудовище, в опасного врага. Но если все нормально, то через несколько минут малыш начинает понимать, что он не будет уничтожен «злой матерью», что она, хоть и запрещает, но все равно продолжает его любить и остается доброй. Так ребенок со временем начинает осознавать разницу между своими собствен- 95 ными чувствами и чувствами другого человека. Фигдор придает огромное значение тому стилю, в котором производятся отказ или запрет8. В ответ на просьбу ребенка купить ему новую игрушку родители порой реагируют возмущенно: «Как ты только смеешь желать новых покупок, когда ты знаешь, что у нас так мало денег!» (или нечто в этом роде). А ведь можно сказать совсем по-другому: «Я понимаю, милый, как тебе этого хочется и я бы с удовольствием исполнила твое желание, но, к сожалению... и т. д.». Итак, две формы отказа. Какую из них предпочли бы вы сами, будь вы на месте ребенка? Согласитесь, вторая далеко не так обидна, потому что она затрагивает лишь «внешнюю сторону», т. е. удовлетворение желания, не посягая на право ребенка желать. Говоря: «Как ты смеешь желать», мы практически говорим ребенку: «Эге, дорогой, да с тобой явно что-то не в порядке! В тебе что-то не так, ты какой-то неправильный...». Имеется в виду, что «правильные» никогда не имеют желаний, которые шли бы наперекор обстоятельствам. А то и вовсе не должны иметь никаких желаний. Как часто приходится слышать похвалы всяким формам аскетизма! Фигдор отмечает, что воспитательный стиль некоторых родителей вообще напоминает ожидание от детей какой-то «святости», полного и сознательного отказа от всех жизненных соблазнов (а также от собственной агрессивности). Но те, кто знает о силе, интенсивности и неотложности детских желаний, а также об их грандиозной роли для всего психического развития, знают так же, как важно признать за ребенком право на желания и запросы. Фигдор предупреждает, если вы не хотите нанести своему любимому чаду непоправимого психического вреда, если вы хотите, чтобы ребенок ваш вырос здоровым человеком, никогда не запрещайте детям желать. Отказывая — по каким либо причинам — в исполнении желания, не отказывайте детям в их святом праве на желание. Мы все имеем право желать, пусть даже исполнение некоторых наших желаний и невозможно. 8 См. работу Г. Фигдора «Я тебя понимаю, но я тебе этого не скажу» (о возможностях психоаналитической педагогики в работе с трудными детьми), «Психологическая наука и образование», М., № 1, 1998. 96 Если отношения остаются в основе своей благополучными, то к трем годам малыш приобретает ту способность, которая в психоанализе называется «константой объекта». Это значит, что ребенку стало ясно, что, несмотря на зависимость, мать и он остаются двумя разными существами, и он уже способен различать, что именно в его чувствах относится к нему самому, а что исходит от матери. А самое главное — он приобрел уверенность, что мама его — добрая и оберегает его даже тогда, когда она на него сердится или отчитывает за проступок, а если она уходит из дому, то обязательно вернется, потому что она любит своего ребенка. Так зарождается амбивалентность объектных отношений, то есть ребенок начинает понимать, что один и тот же человек обладает разными качествами, что не мешает ему этого человека любить (несмотря на го, что порой он его и ненавидит), и ему не надо бояться потерять его или думать, что он уже потерян. Итак, «константа объекта» относится к тем завоеваниям, которые прежде всего необходимы для здорового психического развития. Трагическая ошибка, совершаемая родителями в фазе нового приближения, заключается в том, что они воспринимают колебания между потребностью ребенка в автономии и его зависимостью, часто выражающуюся в отчаянной и порой агрессивной борьбе за власть и за «добрую маму», в качестве «настроения» и капризов и отвечают на них настоящей войной: «Мы еще посмотрим, кто здесь главный!». Как если бы они имели дело с противником, равным себе — умственно и физически. А между тем каждая такая ссора активизирует механизмы проекции и расслоения, то есть, как говорилось выше, ребенок продолжает видеть объект то «совсем злым», то «совсем добрым», приписывая другому свою собственную злость, что ка-\ тастрофически задерживает его психическое развитие. Вернемся однако к «отчуждению» Михи. Мы отметили, что ! он к своим восьми месяцам уже интегрировал совокупность при- [ ятных, а порой и неприятных переживаний в представление об ' одной персоне — матери. Через некоторое время можно видеть, что личико его сияет и при узнавании отца. Через какое именно время, это зависит от интенсивности их отношений. Итак, он ■ научился уже отличать отца от матери. Но это пока означает I- 3435 97 лишь то, что его представления о матери получили «второе лицо»: для младенца мать и отец — это одно целое, поскольку внешне различные персоны заключают в себе одни и те же качества. Вначале отец является не чем иным, как второй матерью, а в матери содержится что-то, что связано с отцом или с другими персонами. А вот вторая характерная черта этого возраста: ребенок на этом этапе в состоянии вступать в отношения лишь с одной персоной. Сколько бабушек, теть и отцов чувствовали себя ранеными по этой причине — их милый ангел, который только что так лучезарно тебе улыбался, не хочет больше смотреть в твою сторону потому только, что мама вновь появилась в комнате. Этой же причиной объясняется и то, что ребенку так трудно бывает перейти с рук матери на другие руки. Но постепенно он начинает замечать разницу между отцом и матерью, они разговаривают с ним по-разному, по-разному реагируют и по-разному с ним играют, и он начинает предъявлять к ним разные требования и ожидания. Постепенно отец — к концу первого года жизни — превращается в самостоятельный, отличающийся от матери объект. Таким образом он остается существовать и тогда, когда ребенок занят с матерью. Или он приветствует пришедшего с работы папу, не забывая в этот момент о существовании мамы. Так он учится одновременному общению с двумя персонами. Тройственные отношения в психоанализе именуются триангулированием. Они означают не только отношение к отцу и отношение к матери, но также отношение к обоим родителям сразу. Это соотношение создает новое равновесие, внутрипсихическую структуру, которой в дальнейшем предстоит играть огромную роль в умении построения одновременных отношений с разными персонами. Здесь невольно напрашивается сравнение с физическим законом о точках опоры, которых, для того чтобы предмет стоял, а не падал, требуется не меньше трех. Вспомните, мы говорили о том, как Кристиан, ссорясь с мамой, на время отходил «под защиту» отца. Если отца в это время не было дома, он просто думал о нем и этого было достаточно. Таким образом ему удавалось не очень пугаться своих 98 ссор с матерью. Но когда третья персона — отец — отсутствует по-настоящему, то есть в результате развода его не просто нет рядом, а его нет, он не придет сегодня вечером и неизвестно, придет ли вообще когда-нибудь, то ребенок не в силах выдержать страха перед окончательной потерей еще и матери: потеря эта может оказаться расплатой за его злые слова и мысли. Роль отца в успешном прохождении «фазы нового приближения», в процессе индивидуализации и в достижении константы объекта трудно недооценить. Если ребенок живет в благодушной атмосфере, если мама с папой любят его и любят друг друга, то его психические структуры развиваются нормально и именно они защитят его в дальнейшем от психических срывов. Следует отметить, что шести- или семилетние дети, переживая развод, обычно регрессируют именно в эту фазу развития. Но теперь это «оживление» прошлого происходит без отца, который был когда-то так важен для душевного равновесия и чувства защищенности ребенка. Годовалый малыш, хотя и не чувствует себя больше сим-биотически связанным с матерью, но когда он замечает, что у отца, который теперь воспринимается как отдельная персона, существуют свои собственные с нею отношения, он оказывается потрясен, поскольку видит себя из этих отношений исключенным. Но одновременно он приобретает необыкновенно важное познание: быть другим или быть исключенным вовсе не означает оказаться потерянным в этом мире. Отец подает малышу пример отношений между автономными субъектами, и ребенок начинает думать так: я такой же, как папа, который любит маму и любим ею. Путем отождествления себя с отцом он открывает возможность новых, не симби-отических отношений с матерью. С этим чувством независимости своего существования от матери вступает он в критическую «фазу нового приближения», которая переполнена конфликтами между стремлением к самостоятельности и желанием безграничной заботы матери и симбиотического воссоединения с нею. И все это к тому же сопровождается совершенно разноречивыми страхами: страхом перед новым воссоединением, поскольку в нем заключается угроза «поглощения» его матерью, и в то же время страхом перед разлукой. Короче  перейти в каталог файлов | Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |