Ипохондрическая шизофрения Г. А. Ротштейн. Г. А. Ротштейн ипохондрическая шизофрения
 Скачать 0.88 Mb.
| Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |
| Постепенно стали исчезать все неприятные ощущения, улучшилось настроение, сон, аппетит, появилось желание работать, но критики к перенесенному не появилось, — остался уверенным, что был болен какою-то тяжелой соматической болезнью, высказывался в том смысле, что ему и впредь надо остерегаться перенапряжения, простуд и пр., склонен был на эту тему порассуждать, говорил, что он стал в медицине «опытный», что он сам может теперь лечить больных. К семье особого интереса не проявлял, пребыванием в больнице не тяготился. Как видим, болезненное состояние, после длительного продрома, характеризовавшегося невротическими явлениями психастенического круга (болезненные сомнения, навязчивости, раздражительность), возникло после острого, кратковременного «криза» с наплывом разнообразных сенестопатий и идеаторных расстройств, сопровождавшихся аффектом страха. Оно определилось, как сенестопатически-ипохондрическое, т. е. выразилось в обилии сенестопатий, частью обыденного, частью несколько причудливого содержания («вибрация» в голове, «щелкание» в груди, «тормоз» в сердце) в сочетании со, скорее сверхценными, чем бредовыми идеями болезни, рисующимися, на первый взгляд, в виде более или менее адекватной реакции на объективно существующие физические расстройства без бредового изменения представлений о внешнем мире. Течение болезни характеризуется отсутствием выраженной тенденции к бредообразованию, галлюцинаций, явлений психического автоматизма; изменения личности исчерпываются нерезко выраженными явлениями аутизма и побледнения эмоциональности (нет реакции на помещение в психиатрическую больницу, снизился интерес к семье). Явлений выраженного шизофренического дефекта нет. Эти особенности как раз и дали основание С. И. Консторуму и сотрудникам сформулировать ипохондрическую форму шизофрении. По своим психопатологическим проявлениям и течению эта форма не имеет, якобы, аналога среди «классических» форм шизофрении; она лежит в круге так называемой вяло текущей шизофрении. Но вся так называемая вяло текущая шизофрения («неврозоподобная», «стертая») лишена признаков самостоятельной формы. Р. А. Наджаров приходит к выводу, что вяло текущая шизофрения представляет собою не более, как затянувшуюся на длительное время начальную стадию — в одних случаях простой, в других — параноидной шизофрении. Что касается так называемой ипохондрической формы, то, относя ее к кругу вяло текущей шизофрении, ее авторы, тем не менее, настаивали на ее самостоятельности в виду того, что дефектные состояния этих больных характеризуются отсутствием «специфически шизофренических черт вычурности, манерности, непонятности, свойственных исходным состояниям основных форм шизофрении» (Ф. А. Левенсон). Наши наблюдения с этим не совпадают: поздний этап течения болезни у ряда больных далеко не так благополучен. Иллюстрацией к этому может служить ниже приводимая история болезни. Больная К-ко, 1923 г. рождения. В наследственности ничего патологического. Родилась, в срок, росла слабым ребенком, часто болела, перенесла много детских инфекций: корь, скарлатину, ветрянку. С 8 лет пошла в школу. Училась хорошо, со сверстниками и преподавателями была робкой, застенчивой, боязливой, в домашнейобстановке была «тихой», послушной. Такою же «тихой», малообщительной, застенчивой осталась и когда стала взрослой. Хорошо окончила семилетку, поступила в техникум, по его окончании работала диспетчером на железной дороге. Двадцати четырех лет вышла замуж, семейная жизнь сложилась благополучно, пользовалась хорошим здоровьем, была всегда ровна в обращении с людьми, заботлива к домашним, трудолюбива. В 1948 г., среди полного благополучия, у больной как-то возник «приступ сердцебиения»: забилось сердце, «помутилось в голове», «закружились мысли», охватил страх, казалось, что «умирает». «Приступ» продолжался недолго, — несколько минут, — и так же внезапно исчез, как и появился. Но после него больная изменилась. Стала жаловаться на неприятные ощущения в области сердца, непрерывный металлический вкус во рту, «потягивание в суставах», неопределенные «колики» то в боку, то в спине, то в животе. Стала ходить от врача к врачу, много лечилась всевозможными лекарствами. Один из врачей сказал ей, что все у нее от «нервов» и посоветовал ей забеременеть. Больная послушалась совета, но с наступлением беременности неприятные ощущения во всем теле и мысли о том, что она больна, не прошли. Перестала интересоваться всем, что не относится к ее здоровью, — делами мужа, хозяйством. Когда ей на это указывали, раздражалась, плакала, говорила, что она - больной человек, что к ней предъявляют повышенные требования. С рождением ребенка (1949 г.) поразила близких равнодушием к нему: не ухаживала за ним, не купала его, могла часами сидеть у соседки, разговаривать о своих «болезнях», оставляя ребенка не накормленным и не ухоженным. Так продолжалось до 1951 г., когда ребенок заболел стоматитом. Вначале отнеслась к этому спокойно, но когда в квартире сдохла кошка, пришла в сильное волнение, стала говорить, что ребенок, вероятно, заболел «от кошки», что «заразится» и она сама. Пошла в поликлинику, добилась курса антирабических прививок. В это время у больной возник новый «приступ» сердцебиения с «помутнением в голове». С новой силой возникла тревога за свое здоровье, стала жаловаться на «боли» и неприятные ощущения во всем теле; говорила, что сердце то болит, то покалывает, то бьется, то замирает, что в суставах и мышцах что-то «тянет», «булькает», болит, что худеет, что кожа становится «тонкой» и покрывается какой-то сеткой». Ходила по врачам, была недовольна, когда они отрицали у нее что-либо серьезное, стала обращаться к знахарям. С мужем стала резка и груба, к ребенку почти не проявляла никакого интереса, часто уходила к родным, разговаривала с ними только о своем нездоровьи. После повторных стационированнй в соматических лечебницах и на курортах, не принесших больной никакого облегчения, была в 1954 г. помещена в психиатрическую больницу. Там большую часть времени проводит в кровати. Временами встает, ходит за врачами и персоналом, предъявляет массу жалоб: ей трудно дышать, из живота что-то поднимается, подступает к горлу, затрудняет дыхание; она испытывает головокружение, слабость в ногах; в области груди, живота часто испытывает чувство пустоты; в подложечковой области у нее какие-то неясные неприятные ощущения; в сердце она испытывает «сжатие сосудов»; у нее пучит живот, стягивает затылок. Она — «вся больная», но на нее никто не обращает внимания, никто не хочет разобраться в ее болезни. Домой ей не хочется, — муж справится с ребенком один, — она должна находиться в больнице и лечиться до тех пор, пока не сделается здоровой. Бездеятельна, монотонна, однообразна. Лечилась инсулином (28 ком) и ЭСТ (4 припадка). Эффекта не было. Через 2 месяца после окончания лечения больная обратила на себя внимание тем, что внезапно в тревоге бросалась в процедурную комнату, просила валерьянки, брома. Бывала при этом испугана, растеряна, руки дрожали. Однако, от расспросов о состоянии уклонялась, выпив лекарство, ложилась в кровать. Объективно ничего, кроме легкой тахикардии при этом не отмечалось. Такого рода внезапные обращения за валерьянкой и бромом стали учащаться, но при расспросах больная ничего не говорила и лишь много спустя сообщила, что за последнее время у нее стали возникать такие же «приступы», как раньше. Возннкает сердцебиение,боль и стеснение в груди, «мутится голова», слух то обостряется — все слышно очень резко, то понижается, иногда испытывает неприятные запахи, — гари, керосина, — часто от собственных рук. Во время таких «приступов» ее охватывает страх умереть или «сойти с ума». После «приступа» у нее «внутри еще что-то долго волнуется», Была проведена аминазиновая терапия (до 250 мг в сутки в течение полутора месяцев). Во время лечения состояние ее оставалось стационарным — не было улучшения, но не было и присоединения новой симптоматики или обострения старой. Как только аминазиновая терапия была прекращена, вновь появились «приступы», после одного из которых у больной возникли «разговоры в голове»: она стала «слышать» какие-то неясные женские «голоса» в «совершенно полой голове», которые то цинично бранились, то приказывали ударить врача. «Голоса» исходили то из правого, то из левого «полушария», где-то в мозгу» она стала «видеть» каких-то мужчин, женщин, детей, которые «дали понять», что в ее болезни виноват муж. Больная стала напряжена, малодоступна, подозрительна. Была возобновлена аминазиновая терапия, в течение двух месяцев больная получала по 300 мг аминазина в сутки. С возобновлением лечения «голоса» и «видения» в голове прошли, не отмечались и «приступы»,но больная продолжала испытывать неприятные ощущения в области сердца, желудка, в горле, продолжала жаловаться на «болезнь», на плохое самочувствие. Через 5 недель после окончания второго курса аминазиновой терапии снова стали появляться «приступы»: внезапно что-то сжимало сердце, голову и горло, в голове возникало «кружение», потом «пустота», мысли «перепутывались», иногда вырывались из головы и звучали где-то далеко, во всем теле появлялась то дрожь, то легкость, под ложечкой «ныло», в животе что-то «перекатывалось». Больная снова стала напряжена, малодоступна, подозрительна, стала говорить, что окружающие на нее «не так смотрят», что они «управляют» ее мыслями, вызывают «наплывы» мыслей, которые ей не принадлежат. Стала недоверчива к врачам и мужу, отказывалась выходить к нему на свидания, говорила, что ее здесь не лечат, что ей надо лечиться у гомеопатов. Была переведена в психиатрическую больницу по месту нового назначения мужа, о дальнейшем сведений нет. Течение болезни приведенной больной, отчетливо сенестопатически-ипохондрическое, привлекает к себе внимание двумя особенностями. Первая, это — возникновение выраженных изменений личности в виде эмоционального оскудения и аутизма на относительно раннем этапе течения болезни: уже через год после начала заболевания отчетливо выступило равнодушие к семье, к ребенку, ко всему кругу прежних интересов. Вторая, это — частота и характер имевших место у больной обострений. Они имели приступообразный, почти пароксизмальный, характер и заключались не только в наплыве сенестопатий, но и в ряде идеапатических расстройств с характером острых психических автоматизмов (ментизм, звучание мыслей, отнятие мыслей). В катастрофальных реакциях, сопровождающих эти обострения («приступы»), преобладал то страх смерти (реакция типа — «умираю»), то страх психического расстройства (реакция типа — «схожу с ума»). Особенности течения болезни у приведенной больной позволяют предполагать, что между частотой и характером обострений («приступов») и темпом прогредиентности патологического процесса (раннее выявление черт шизофренического изменения личности, переход сенестопатически-ипохондрического состояния в параноидное) имеется определенная связь. Эта связь выявляется еще с большей определенностью у ниже приводимой больной. Больная М.— Б., 1913 г. рождения. В наследственности — ничего патологического. Развитие без особенностей. Характером была мягкой, доброй, робкой, молчаливой, трудолюбивой. На здоровье никогда не жаловалась, ничем не болела, только в 19 лет был чешуйчатый лишай. Менструации с 16 лет, обильные и болезненные. Половой жизнью не жила. Весной 1938 г. на работе, среди полного здоровья вдруг что-то сдавило сердце, затошнило, закружилась голова, показалось что вот-вот умрет. Через несколько минут все прошло, но сильно испугалась, оставила работу, пошла на медпункт; когда пришла туда, уже ничего не было, остались только слабость и испуг. Температура была нормальной, со стороны внутренних органов врачи никаких патологических явлений не нашли, предложили вернуться на работу. Однако, самочувствие больной стало плохим: появились головная боль, неопределенные боли во всем теле; все время думалось о том, что она, наверное, чем-то очень серьезным больна. Работать стало трудно, голова была «неясная», ее сжимало «как обручем», в виски что-то временами «ударяло», пульсировало, перекатывалось, иногда чувствовала как «напрягаются все жилы». Как-то услышала, что у одного из рабочих заболели почки. Решила, что и у нее болезнь почек, стала обращаться с этим к врачам, была очень недовольна, когда врачи говорили, что у нее почки здоровые, меняла врачей, ходила по лабораториям, продолжала бесконечные анализы. Так прошло с полгода. Внезапно ей снова стало «худо»: резко заболела голова, перехватило дыхание, сердце «куда-то упало», «жилы» во всем теле «натянулись», кожу «стянуло», в животе стало что-то биться. Испытывала страх смерти, хотела крикнуть, но горло «заложило». Через несколько минут все прошло, но с этого времени стала чувствовать себя еще хуже: испытывала «распухание» сердца, ощущала, как оно «наливается холодной водой», как его то «распирает», то «сжимает»; как «мозг прилипает к костям»; в желудке было какое-то «верчение»; глаза «наливались какою-то жидкостью». Стала неохотно ходить на работу, работала вяло, говорила, что она «сильно больная» и что врачи ей «нарочно» не дают больничного листа. Приходя домой, ложилась в кровать, перестала интересоваться жизнью семьи, участвовать в бытовых делах, ни с кем не разговаривала, при обращении к ней домашних, отвечала. с несвойственной ей грубостью, резкостью, просила к ней «не приставать». В таком состоянии была все лето, осень 1938 г. и начало зимы 1939 г. Всевозможные назначения интернистов и невропатологов, к которым больная обращалась (бром, витамины, физиотерапия), облегчения ей не приносили. Была направлена к психиатру, которым и была в феврале 1939 г. стационирована. В больнице вяла, бездеятельна, с окружающими не общается, целыми днями лежит, но режиму подчиняется, с врачом разговаривает охотно. Предъявляет очень много жалоб: голову сдавливает обручем, в висках что-то «шевелится» и болит, иногда «стреляет», «мозг прилипает» к костям; кожу лба «стягивает», она «надвигается» на глаза; глаза «заволакиваются», «тяжелеют», «наливаются»; сердце «распирает», «сжимает», охватывает то жаром, то холодом, «заливает» какою-то жидкостью; под грудью испытывает какое-то «верчение», которое временами опускается в живот; «жилы» стягивает, кожа «напрягается»; все тело «тянет, ноет, болит». Она – «вся больная»; она не знает, чем она больна, но это — тяжелая болезнь, от которой можно умереть. Говорит обо всем этом монотонно, не глядя на врача, лицо сосредоточенное, малоподвижное, жестикуляция бедная, угловатая. Речь правильная, последовательная, память без изъянов. Соматический и неврологический статус, лабораторные данные без патологии. Была проведена коматозная инсулиновая терапия (30 ком). Оставалась все такою же вялой, бездеятельной, стереотипно повторяла свои жалобы. Взята матерью домой. Дома ничего не делала, продолжала испытывать неприятные ощущения, много лечилась у разных врачей, но ничего не помогало. Осенью 1940 г. вновь была стационирована. Все так же вяла, малоподвижна, ничем не интересуется, поглощена своими ощущениями. Кроме прежних жалоб, высказывает еще такие: между костями и кожей у нее налита вода, кожа вся стянута, она «задирается вверх». Все ее кости «стиснуты» и болят, она испытывает сильнейшую «тяжесть на костях». Болят «внутренности», но где, как, — рассказать не может. Была повторена инсулиновая терапия (16 ком), но и на этот раз без эффекта. Снова взята матерью домой. Дома находилась в течение 8 лет. В течение всех военных лет чувствовала себя все так же, ухудшений не было, — наоборот, в особо тяжелое время стала даже немного помогать матери по хозяйству, ходила в очереди, готовила пищу, но к событиям войны, к бытовым трудностям живого отношения не проявляла, была вяла, монотонно повторяла свои жалобы, много лежала, ни с кем не общалась. С 1947 г. возобновились бывшие у нее раньше «приступы», принявшие, однако, несколько другой характер: обычно среди ночи вскакивала, начинала громко кричать, топать ногами, бить руками по голове. Выкрикивала, что мозг «переворачивается кзади», что он «вытягивается» из головы, что на нее «находит короста», что ее что то душит, «стискивает». После первого из этих «приступов» стала бояться выходить на улицу, говорила, что когда видит трамвай, он «притягивает» ее, она боится оказаться под ним; стала бояться острых предметов, говорила, что они «притягивают» ее порезаться. После одного из последующих стала говорить, что ее «заколдовали», что мать, назвав ее однажды «припадочной», нарочно «наклнкала» на нее болезнь, что один из врачей, к которому она обращалась, положил ей руку на голову и этим «загипнотизировал» ее, что она по ночам кричит и топает ногами не по своей воле, а что ее заставляет делать это какая-то посторонняя сила, что эта же «сила» вытягивает из нее «влагу». Стала напряжена, недружелюбна к матери. В сентябре 1948 г. была стационирована в третий раз. Напряжена, злобна, малодоступна. Говорит, что через нее пропускают ток, что с помощью тока кожу «приклеивают» к костям, «стягивают» голову, вызывают в голове «щекотание», «высушивают» внутренности, вытягивая из них «влагу». Иногда ее всю «растягивают», так что она не может ни лежать, ни сидеть, насильно «сгибают» так, что голову «тянут» кзади, а тело вперед. Ее сердце «заставляют» то «стискиваться» в маленький «черный» комочек, то «раздувают», наливая в него «холодную» воду; в костях у нее «вызывают» щекотание, «жилы» на ногах и руках «скручивают» как «моток шерсти». Ее делают «всю больной», «издеваются» над нею. У нее «отнимают» мысли — она вдруг ни о чем не может думать, иногда ей что-то говорят; она «слышит в голове» тихие голоса, то приказывающие ей делать то, чего она не хочет, а то какие-то «неразборчивые человеческие звуки, вроде а-а-а...». На нее действуют «магнетизмом»: к ней «притягиваются» чужие мысли, чужие «чувства»; она никогда не ругалась цинично, а теперь ей «вкладывают» на язык циничную брань, «передают» ей боли, которых у нее раньше никогда не было, например, боль в матке. Ее заколдовали, мать «накликала» на нее все это, подговорила врача, который ее «загипнотизировал». Ее надо не лечить, а «разгипнотизировать». Из-за этого «гипноза» она вынуждена иногда против своей воли махать руками, бросать на пол посуду.  перейти в каталог файлов | Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |