Главная страница
Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей
qrcode

Ипохондрическая шизофрения Г. А. Ротштейн. Г. А. Ротштейн ипохондрическая шизофрения


НазваниеГ. А. Ротштейн ипохондрическая шизофрения
АнкорИпохондрическая шизофрения Г. А. Ротштейн.doc
Дата16.12.2016
Размер0.88 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаIpokhondricheskaya_shizofrenia_G_A_Rotshteyn.doc
ТипДокументы
#3503
страница9 из 12
КаталогОбразовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей
Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12
Молчалив, малообщителен, несколько подавлен. Ни с кем из больных не общается, целыми днями сидит или лежит на кровати. Жалуется на боль в нижней грудной части позвоночника. Говорит, что в этой части позвоночника испытывает «скованность», что-то стягивает, «как в тисках держит», «не дает поворачиваться». Когда ложится на живот, бывает «острая боль», отдающая в руки и ноги. Кажется, что эта боль связана со «смещением позвонков». Видимо, у него какая-то «неисправимая» болезнь, ничего не может ему помочь, он обречен «на горб», а потом и на гибель. Он с этой мыслью «примирился», жить ему «не хочется». На сердце у него «тяжесть», в голове «слабость, усталость». Иногда в голове что-то стучит и гудит, как «аппарат Морзе»; эти звуки то усиливаются, то ослабевают. Спит плохо, аппетита нет, пища безразлична. Говорит медленно, тихо, мимика вялая, выражение глаз страдальческое, движения скупы, замедлены. Колебаний в состоянии в течение суток не отмечает.

В соматическом, неврологическом статусе и лабораторных данных - никаких отклонений. На рентгенограмме позвоночника ничего патологического не обнаружено.

Была назначена инсулиновая терапия. Проделал 20 ком. В процессе лечения перестал испытывать стягивание и скованность в позвоночнике, стал подвижней, лучше спал и ел. К концу лечения - никаких соматических жалоб, настроение ровное, устойчивое. Говорит, что «была тоска», но «сильнее» были неприятные ощущения в позвоночнике; признается, что считал себя обреченным, были мысли о самоубийстве. Был выписан в хорошем, состоянии.

Как видим, состояние больного было депрессивно-ипохондрическимм, причем на первом плане клинической картины, определяя ее, стоял ипохондрический синдром. Ипохондрия нашего больного характеризовалась ограниченностью, обыденностью содержания и «локальностью» сенестопатий, что сближает ее с ипохондрическим паранойяльным синдромом. Однако, состояние существенным образом отличается от паранойяльно-ипохондрического. Здесь нет свойственного последнему рассуждательства, толкования, отсутствует паранойяльная активность; сенестопатии имеют не «вторичный», а первичный, временами алгический характер; депрессия лишена черт реактивной природы, она имеет выраженный, витальный характер. Все это принципиально отличает состояние больного от паранойяльно-ипохондрического и сближает с состоянием, описанным Шварцем под названием «очерченная ипохондрия». Шварц склонен рассматривать «очерченную ипохондрию» в, качестве расстройства, нозологически самостоятельного. Наши наблюдения показывают, что это состояние не обладает нозологической специфичностью, а является ипохондрическим вариантом депрессивных расстройств самого разного генеза, в частности, шизофренического. Хотя дифференциальная диагностика между периодической аффективной (депрессивно-параноидной и циркулярной) шизофренией и маниакально-депрессивным психозом, в особенности атипичным, связана с большими трудностями, все же в приведенном случае имеются, с нашей точки зрения, достаточные основания для заключения о том, что дело здесь идет не о МДП, а о периодической шизофрении. В пользу этого, в первую очередь, говорит наступившиее уже после первых меланхолических приступов изменение личности с характером замкнутости и малообщительности. В пользу шизофрении говорит и то, что депрессия у нашего больного протекала без суточных колебаний, без «поисков помощи», без возникновения в процессе беседы с врачом хотя бы временного ослабления субъективной тяжести и наличие, при некоторых из приступов, отчетливых тенденций к бредообразованию.

Пример этого больного, таким образом, позволяет видеть, что ипохондрический синдром, проявляющийся в течении периодической (аффективной) шизофрении, при формальном сходстве, существенно отличается от ипохондрических синдромов, проявляющихся в течении непрерывной шизофрении.

Депрессивно-ипохондрический синдром «очерченной ипохондрии» может, при усилении депрессии, переходить в ипохондрический синдром иного психопатологического построения. Это может произойти как в переделах одного и того же приступа, так и при разных приступах. Однако, нам никогда не приходилось наблюдать, чтобы синдром «очерченной ипохондрии» превращался в один из ипохондрических синдромов, встречающихся в рамках непрерывно текущей шизофрении. Чаще всего изменение («трансформация») ипохондрического синдрома «очерченной ипохондрии» характеризуется, возникновением ипохондричесюго бреда отрицания с характером громадности («ипохондрический Котар»), типичного для аффективных расстройств. Реже встречаются случаи, когда ипохондрия при периодической шизофрении характеризуется такой фантастичностью бредообразования, что состояние больного напоминает парафренное. Тем не менее структура этого фантастического синдрома существенно отличается от парафренно-ипохондрического, встречающегося при непрерывно-текущей шизофрении. Мы попытаемся показать это ниже. Проводимая, здесь

история болезни иллюстрирует связь между синдромом «очерченной ипохондрии» Шварца и бредом Котара.

Больной А-он, 1917 г. рождения. Мать и сестра больного умерли от туберкулеза. Две тетки по материнской линии психические больные; болезнь у обеих протекает периодически. Брат больного в возрасте 36 лет перенес приступ психоза, длившийся около двух месяцев: был тихим, тоскливым, мало разговаривал, мало двигался; в настоящее время здоров, работает, но изменился - стал менее общительным, «сухим».

Наш больной родился в срок, развитие было нормальным. Характером был малообщительным, неоткровенным, обидчивым. До 1935 г. был здоров, настроение всегда было ровным. В 1935 г. без видимой причины стал «вялым», молчаливым, перестал проявлять интерес к работе, людям, родным, плохо ел и спал. Появились «боли» в пояснице: было такое чувство, что поясница «онемела», что на ней «лежит лед», в поясничной области была «какая-то неловкость, слабость». Решил, что он тяжело и безнадежно болен «чем-то в спине», что он обречен, что никто, в том числе «медицина», помочь не может. Решил покончить с собою, но «не нашел в себе для этого силы». Через несколько недель все это прошло, стал чувствовать себя вполне здоровым, обо всем «позабыл».

В 1936 г. был призван в армию. Хорошо служил, был исправным, дисциплинированным, но с товарищами ему было «трудно», лучше себя чувствовал, когда бывал один. В 1938 г, демобилизовался и поступил на работу пожарным. До 1940 г. чувствовал себя хорошо, как вдруг, в 1940 г. повторилось «то же»: опять стал «вял», ко всему безразличен, опять появились точно такие же, как в 1935 г. ощущения в пояснице с мыслями о неизлечимости и самоубийстве. Был стационирован. После нескольких процедур ЭСТ почувствовал себя «другим человеком»: стал живым, подвижным, все неприятные ощущения в пояснице, мысли о неизлечимой болезни, обреченности и самоубийстве исчезли, «смеялся над своими причудами».

В течение 3 лет чувствовал себя вполне здоровым. В 1943 г. опять без внешней видимой причины появилось «какое-то внутреннее беспокойство», расстроились сон и аппетит, «все стало не мило», в области сердца стало что-то «дергать, переворачиваться, болеть». Появились мысли, что он «надорвал сердце», что он очень тяжело болен и что он обречен на смерть. Был стационирован снова. Лежал 2 месяца, поправился: стал бодрей, наладились сон и аппетит, исчезли неприятные ощущения в области сердца и мысли о болезни. Был выписан, продолжал работать, но (со слов жены) изменился характером: как-то «отдалился» от семьи, стал груб, безучастен к ребенку, еще менее, чем раньше, разговорчив, меньше стал проявлять заботы о материальном положении семьи. В 1948 г. говорил, что у него в груди «все переворачивается», что он скоро умрет. Был стационирован в третий раз. И на этот раз малоподвижен, подавлен, ни с кем не общается. Говорит, что он тяжело болен, что у него «грудная» болезнь: сердце сжимает, тянет, колет. Боли отдают в руки, в горло, иногда в ноги. Временами сердце в груди «переворачнвается», иногда «совсем исчезает», в груди станови«пусто». Он безнадежно болен, он - «конченный человек», ему уже ничего помочь не может. Голова «пустая», ни о чем «не думается», ничего не хочется, ничего не интересует. Суточные колебания настроения отрицает. После третьей ЭСТ процедуры состояние резко изменилось: стал бодрым, заявил, что с него как бы «груз спал», он «выздоровел», у него ничего не болит, голова «просветлела». Стал хорошо есть и спать, включился в трудовые процессы, но вел себя уединенно, с больными общался мало, был сух на свиданиях с женой.

В течение 5 лет он работал, не высказывал никаких жалоб, настроение не подвергалось никаким заметным колебаниям, но был неразговорчивым, сухим, не заботился о семье.

С лета 1953 г. в его состоянии стали отмечаться сначала незначительные, а потом все более и более резкие колебания: то становился раздражительным, злобным, придирался к жене, иногда бил ее; то делался вялым, подолгу залеживался в кровати, неохотно вставал, медленно, небрежно одевался на работу, с женой не разговаривал, на ребенка не обращал никакого внимания. К осени эти колебания стали резче и чаще, а к началу декабря пропал сон и аппетит, появились жалобы на «боли» в желудке. Был стационирован в четвертый раз. И при этом поступлении малоподвижен, малоразговорчив, бездеятелен, подавлен, но говорит, что он «весь» «тяжело болен»: в животе у него все слиплось, сжалось, высохло; пища не проходит, застаивается, гниет, он ощущает дурной запах из желудка. Сердце у него замирает, «очень тихо бьется», стало маленьким», слабым; весь он «ослаб», руки и ноги «высохли», кожа стала «как у старика». Он теперь «пропал», ему не выздороветь, он умрет «в страшных муках». Ни день, ни ночь ему никакого облегчения не приносит. Сна нет, есть не хочется, вкуса пищи не чувствует, - «все, как трава». Говорит тихо, медленно, монотонно. Сидит весь опустившись, сгорбившись. Движения медленные, скупые, лицо тоскливое, малоподвижное.

Соматически и неврологически и на этот раз - ничего патологического. Лечился электросном, поправился, был выписан, но через девять месяцев поступил в больницу снова, в подавленном состоянии и с жалобами на «болезнь сердца». Прежних жалоб на то, что все внутри «слиплось, сжалось, гниет», нет. Иногда кажется, что окружающие что-то говорят о нем «плохое», но что - разобрать не сможет.

На этот раз лечился амитал-кофеином (0,25 барбамила и 1,0 20% кофеина через день). Поправился, вернулся к работе, в течение года чувствовал себя удовлетворительно, работал, с работой хорошо справлялся, никаких жалоб не предъявлял, хорошо ел и спал, но свободное время проводил в полном бездействии. С женой почти не разговаривал, по дому ей ни в чем не помогал, когда жена предъявляла к нему в этом отношении какие-нибудь требования, раздражался, отругивался или уходил из дома, подолгу сидел один во дворе.

В конце 1955 г. стал раздражительным, требовал тишины; расстроился сон. Избегал людей, они вызывали в нем чувство неопределенной боязни, подозрительности. Затем стал тосклив, малоподвижен, перестал следить за собою, плохо ел, говорил, что «на сердце тяжело, хочется плакать». В январе 1956 г. был стационирован снова. Тих, незаметен, держится в стороне от больных; когда около него скапливаются больные, разговаривают между собою, становится напряженным, уходит куда-нибудь подальше. Движения медленные, лицо тоскливое. За внешностью своей не следит, не причесан, халат

распахнут. К врачу не обращается, не здоровается с ним, смотрит мимо. При обращении к нему, отвечает неохотно, односложно, тихим голосом. Жалуется на головную боль, безразличие и тоску, - «сам не знаю, откуда она берется...» Говорит, что не переносит общества людей, шума: «Чего-то смотрят на меня, смеются, переговариваются, говорят - «быдло». При этом становится «неприятно в голове и зло берет»; с людьми «трудно», иногда «страх берет». Жалоб на здоровье, кроме самых общих, - «слаб, голова болит», - нет.

На этот раз лечился кислородом (пребывание в кислородной палатке). Стал бодрей, подвижней, менее тосклив и подозрителен, был выписан.

В течение двух лет к врачам не обращался, работал, с работой хорошо справлялся, хорошо ел и спал, но оставался малообщительным, равнодушным к семье.

С октября 1958 г. снова стала нарастать раздражительность, жаловался на шум, говорил, что от шума у него начинает болеть голова. Иногда, из-за обычного уличного шума, уходил ночевать в дворницкую. Затем снова стал жаловаться на то, что у него «грудная болезнь», что он неизлечим, умрет. Был стацнонирован. Малоподвижен, необщителен, подавлен. Жалуется на неприятные ощущения в области сердца, - там сжимает, тянет, колет, «переворачивается», «замирает»; часто испытывает в сердце «внутреннюю дрожь», - «вот-вот сердце остановится». В это время испытывает страх, тревогу, - «боюсь чего то...» Иногда боли, возникающие в области сердца, «отдаются» в руки, ноги. Считает себя тяжело больным «грудной болезнью», считает, что «на этот раз» умрет, что болен безнадежно. Не поддается уговорам, на обещание врача вылечить его, безнадежно машет рукой. Временами ощущает дурной запах. К вечеру всегда становится тоскливей, тревожней. Плохо спит, аппетита нет, говорит, что пища «как трава». В соматическом и неврологическом статусе и на этот раз ничего патологического не отмечается. Лечился инсулином. Еще до наступления инсулиновых ком перестал жаловаться на неприятные ощущения в области сердца, стал бодрей, менее подавлен. Продолжал, однако, жаловаться на дурной запах, на то, что ему постоянно «душно». Постепенно прошло и это. Стал активней, включился в трудовую терапию. Лицо стало живей, охотней разговаривает с врачом. Перестал жаловаться на сердце, при упоминании о том, что он «собрался помирать», улыбается, говорит, что ему действительно так казалось, что «очень уж плохо было с сердцем». Стал требовать выписки, говорил, что уже совсем здоров. По настоянию жены был выписан.
Периодическое течение болезни и тимопатический характер ее приступов ставят в отношении этого больного вопрос о маниакально-депрессивном психозе. Однако, протекание некоторых приступов все же с идеями отношения, вербальными иллюзиями, обонятельными галлюцинациями, подозрительностью, а главное то, что болезнь течет с выраженной прогредиентностью, клиническим выражением которой является все нарастающая от приступа к приступу аутизация и эмоциональное оскудение, делают несомненным, что это - депрессивно-параноидная шизофрения.

Приведенный случай представляет интерес тем, что большинство из перенесенных больным приступов имеют отчетливо ипохондрический характер, причем многие из них определяются синдромом «очерченной ипохондрии», а один - ипохондрическим бредом Котара. На отличиях синдрома «очерченной ипохондрии» от сходного с ним синдрома ипохондрической паранойи мы останавливались выше. В приведенном случае, независимо от того, идет ли дело о «болезни поясницы» или о «болезни сердца» эти отличия налицо: бредообразование характеризуется не толкованием, а имеет чувственный

характер; аффект витальный, а не реактивный; сенестопатии первичны; отсутствует паранойяльная активность.

На примере этого больного можно видеть что «очерченная ипохондрия» у одного и того же больного, но в другом приступе, характеризующемся большей глубиной депрессии, «сменяется» ипохондрическим бредом Котара. Это дает основание предполагать, что синдром «очерченной ипохондрии» является ни чем иным, как редуцированным, «недоразвившимся» синдромом Котара. Это предположение представляется тем более достоверным, что наблюдается «переход» от первого из этих синдромов ко второму у одного и того же больного не только в разных приступах, но и в пределах одного приступа.

Иллюстрацией к этому может служить следующая выдержка из истории болезни:
Больная К-на, 1917 г. рождения, неоднократно наблюдалась в нашей больнице (диагноз: депрессивно-параноидная шизофрения) по поводу депрессивных состояний с локально ограниченным ипохондрическим бредом («очерченной ипохондрией» Шварца). Один из наблюдавшихся приступов болезни протекал так: в течение первых трех недель малоподвижна, большую часть дня проводит в кровати, подавлена, ни с кем не общается, неохотно и мало ест, плохо спит. Жалуется на тяжесть и боли в желудке: там «как будто камень лежит», живот «твердый»; она ничего не может съесть, - как только она что-нибудь проглотит, по всему животу начинаются «тупые боли». У нее в желудке, видимо, что-то растет... Может быть рак, - вот, как она за это время похудела! Она «примирилась» со своей участью, она знает, что ее ждет... Она не психически больная, ее сюда поместили напрасно: врачи из Боткинской больницы ничего сделать не могли, знали, что она обречена и поэтому перевели ее умирать сюда. Мужа, ребенка, конечно, жалко, но она о них «как-то не думает», она стала ко всему «равнодушна».

На четвертой неделе пребывания состояние больной внезапно изменилось: стала беспокойна, постоянно охает, стонет, подзывает к себе персонал и врачей, со страдальческим лицом, волнуясь, сопровождая речь живой жестикуляцией говорит, что у нее из живота разошелся по всему телу «блуждающий нерв»: из желудка по всему телу, - по ногам, рукам, груди, голове, - расходятся колющие, жгучие боли; они «жгут, как огнем», «разрывают» ей внутренности, причиняют ей «невыносимые страдания». Она не может найти себе места, спокойно полежать или посидеть в кровати, боли «поднимают, карежат» ее, не оставляют ее ни днем, ни ночью. Через два дня снова мрачна, малоподвижна, молчалива. Говорит, что у нее внутри «все сгорело»: желудок не работает, газы не отходят, пища не переваривается и отходит «комочками хлеба». Сердца своего она не чувствует, оно «перестает работать», ссохлось, «одряхлело». Руки и ноги, «как мертвые», — они ссохлись, «сгорели», на них нет мышц — «одна кожа». Мозг ее стал «жидким» позвоночник «размягчился». Она - живой труп, ей уже «не подняться», с нею покончено... До конца пребывания в клинике (24/VII 1950 г.) была малоразговорчивой, вяловатой, не проявляла особой живости на свидании с мужем, больничной обстановкой не особенно тяготилась.

По данным катамнеза (сентябрь 1951 г.) живет дома, жалоб на здоровье не предъявляет, занимается домашним хозяйством, хорошо справляется с ним, но, по словам мужа, стала «какая-то другая», - молчаливая, малоразговорчивая, вяловатая.

1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

перейти в каталог файлов

Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей

Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей