Тарабукин Н.М. Смысл иконы. H. M. Тарабукин (18891956) Офорт В. Д. Фалилеева, 1918 г. (публикуется впервые нм. Тарабукин смысл иконы Москва Издательство Православного Братства Святителя Филарета Московского 1999 Вступительная статья
 Скачать 5.34 Mb.
| Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |
 С этим файлом связано 77 файл(ов). Среди них: Alpatov_M_V_-_Drevnerusskaya_ikonopis_-_1978.pdf, J_D_39_Amelio_-_Perspective_Drawing_Handbook.pdf, Albom_izobrazheny_svyatykh_ikon_-_1894.pdf, Vinner_Materialy_maslyanoy_zhivopisi.pdf, Azy_drevnerusskoy_ikonopisi_Ikonografia_Khrist.pdf, Zhegin_L_F_Yazyk_zhivopisnogo_proizvedenia_Uslov.pdf и ещё 67 файл(а). Показать все связанные файлы31 С этой точки зрения мы сочтем безнравственным явлением произведение атеистического порядка, будь оно написано рукою самого Пушкина. Если нас поставить цензором Гав- риилиады», — мы неразрешим ее к печати. Но разве это художественный критерий Развес таким подходом можно создать эстетику Если же мы, лишая эстетику философского смысла, обосновываем ее, как науку об оценках, ради, так сказать, самих оценок, то мы утверждаем ее беспринципность, и, следовательно, и безнравственность. Эстетическая оценка, лишенная философского обоснования, похожа на пробу чая или вина, производимую ради самой пробы. Эстетика оправдана только как часть философской системы. Нов этом случае она теряет самостоятельность, переставая быть, по существу, сама собой. Итак, искусство может быть необычайно разнообразным по содержанию идей, в нем воплощаемых, искусство может производить самое неожиданное по характеру воздействие' искусство может быть крайне разнообразным по качеству содержащегося в каждом отдельном произведении мастерства. И тем не менее то, что.мы называем искусством, представляет собою деятельность акробатического порядка, своеобразное жонглерство, фокусничество, в существе которого лежит обман лицедейства, фальшь в глубоком смысле этого слова, надувательство и дурачество по сути своей, или некоторая детскость и наивность, присущие игре. Всякий деятель искусства, по существу, — актер, лицедей, обманщик, миметист. Платоновское определение искусства как mimesis’a1 — глубоко справедливо и вскрывает истину в ее основе. Образ, — эта существеннейшая стихия искусства, — разве не есть лицедейство в широком смысле слова и mimesis по отношению к природе Всякий художник, о чем бы и как бы он ни говорил, облекает свои мысли и чувства в образ-маску ив этой маске выступает на подмостках. Самого художника мы обычно невидим. Нашему восприятию предстоит не Шекспир, а Отелло, Лир, Гамлет, Офелия, Цезарь, Мальволио и прочие. Где же сам Шекспир? Он во всех созданных им образах вместе и нив одном из них — в частности. Шекспир — великий и ловкий мим, жонглерски меняющий маски и никогда не показывающий нам своего лица. И недаром спор об авторстве пьес, названных его именем, не имеет никакого принципиального значения. Аристотель оценивал достоинства драматического произведения в зависимости оттого, сколь ловко скрыл свое лицо автор. Если из-под многочисленных масок, которыми жонглирует поэт или драматург, постоянно выступает натуральное, не загримированное лицо автора, то его произведение теряет, по Аристотелю, значительную долю художественности. Отступления, имеющиеся в Войне и мире, где Толстой говорит от своего лица, оставляя в стороне маски Пьера Безухова, Андрея Болконского, Наташи и прочих, обычно критиками считаются «нехудожественными» страницами, нарушающими единство произведения искусства. «Миметистом», по существу, является и живописец, и скульптор, и музыкант, словом всякий деятель искусства, над какими бы формами он ни работали с каким бы материалом ни имел дела. Даже в философском диалоге в некоторой мере имеются элементы mimesis’a. Недаром сочинения Платона считаются до известной степени причастными искусству по своей форме. Но из всех искусств, где этот принцип лицедейства выражен со всей обнаженностью, самым ярким является театр, самое лживое, самое надувательское. самое непосредственное, самое наивное, первобытное и, одновременно, самое сатанинское из искусств. Недаром церковнослужителям запрещается посещение театра, невзирая На содержание представляемых пьес. С театральной ареной связаны и трагические исторические воспоминания она обагрена кровью мучеников-христиан4. На сцене автор, как определенная человеческая индивидуальность, отсутствует. Мы видим лицедея в маске. Мы присутствуем при циничном обмане. Театрализация — одна из наиболее примитивных, неприкрытых форм искусственниче- ства, mimesis’a, встречающаяся в самые отдаленные времена человеческой культуры, у самых диких народов в виде подражательных танцев, причудливой и устрашающей одежды и прочего. Театрализация — и наиболее распространенный вид детского творчества, проявляющегося в играх. Русский термин искусство очень выразителен для определения понятия. Он имеет один и тот же корень со словом искусный, то есть ловкий, и искусственный, то есть неправдоподобный, поддельный, фальшивый, обманный. Оба эти смысловых оттенка необходимо входят в содержание понятия искусства, ибо искусство представляет собою ловкачество в двойном смысле в смысле надувательства, то есть обмана, ив смысле ловкости, то есть мастерства исполнения Когда сидишь в театре, погруженный в мир бутафории, то испытываешь двойное чувство ко всему, что лицезреешь. С одной стороны, вся эта тряпичная мишура, вся эта подделка, весь этот маскарад забавляет и заставляет вспоминать детство, время наибольшего увлечения театром, маскарадом, святочными пере- ряживаниями. С другой стороны, этот мир искусственных масок, скрывающих живые, человеческие лица, навевает какую-то неловкость за ломающихся взрослых людей, из которых многие убелены сединами и обременены семьей, и вместе какой-то страх за кощунство над человеком. Присутствие сатаны нигде так не очевидно, как именно в театре. Недаром козел, образ которого связан с сатаной (козлиные ноги у фавнов, евангельское отделение козлищ от овец, является эмблемой театра, а античные песни и пляски вокруг козла составляют пралоно трагедии (tragicoi В живописи наиболее сатанинской формой изображения является портрет. Недаром вся средневековая культура, наиболее религиозная, не знала портрета как самостоятельной формы изображения. Портрет появляется только с эпохи Ренессанса, когда религиозное искусство уступает первенство светскому. В иудейской и магометанской религиях портрет запрещен законом, и религия допускает изобразительность только в виде орнаментальных форм. Вообразите себе Вашу комнату, сплошь увешанную иллюзорно выполненными портретами. Сможете ли Вы в таком окружении чувствовать себя естественно В детстве многие из нас испытывали страх, внушаемый фамильными портретами. Легенд об оживающих натюрмортах, пейзажах и бытовых картинах, кажется, не создала ни народная, ни художественная фантазия, а об оживших портретах прекрасно рассказано Гоголем, Эдгаром По, Уайльдом. Подтверждением мысли, что искусство, будучи по существу лицедейством, отвечает более непосредственному складу сознания, являются факты как исторические, взятые из истории культуры, таки биографические, характеризующие отдельные индивидуальности. Расцвет искусства обычно падает на более ранние стадии культуры. Это подтверждается античной историей и европейской. XIX и XX века уже не знают титанов художественного образа, как Микеланджело, Шекспир, Сер вантес, Рембрандт, Бах и прочие. Но зато век рационалистического и позитивистического мировосприятия создает гигантов научной мысли. Многие великие художники, создавшие в ранние годы своего творчества художественные шедевры, в зрелые годы, сопутствуемые мудростью, отказывались от искусства, уходили в монастыри, становились духовными лицами или избирали философскую, публицистическую, эпистолярную форму для выражения своих мыслей. Так было с Тирсо де Молиной, Каль дероном, Боттичелли, Шекспиром, с Львом Толстым, Листом, Гоголем, Нижинским и другими. Умы же исключительные по охвату обычно не вмещаются всецело в формы искусства и одновременно с художественным творчеством отдают силы науке, философии, технике. Таковы, например, Леонардо да Винчи, Гете и прочие. Разочарование в искусстве наступило у целого ряда художников. Ярче всего и последовательнее оно сказалось у Гоголя и Л.Толстого. Первый избрал форму писем для выражения своих мыслей, второй — роману и повести предпочел попу- лярно-философскую и публицистическую брошюру. Против светского искусства восстал в своих гневных проповедях Са вонарола. Под их 'влиянием Боттичелли под конец своей жизни бросил живопись. Платон расценивал искусство с этической точки зрения, допускал в своем идеальном государстве только те формы искусства, которые способствуют воспитанию мужества, храбрости, закаляют волю. В конечном счете Платон расценивал искусство утилитарно, отрицая за ним самодовлеющую ценность. В третьей книге Государства он говорит, что все сказания, которые возбуждают страха не мужество, мы вычеркнем, — пусть не сердятся на нас Омир и другие поэты, — не потому, чтобы они небыли поэтичными и приятными для слуха толпы, а потому, что чем более в них поэзии, тем менее позволительно слушать их детям и возрастным, если они должны быть свободны и больше бояться рабства, чем смерти. Платон возражает даже против сильного смеха Нельзя допускать, чтобы людей, достойных уважения, заставляли предаваться смеху. Платон различает что и как надобно говорить в поэзии. И все речи, удаляющиеся от истины и справедливости мы запретим, а прикажем петь и рассказывать противное. Что касается формы изложения, то Платон предпочитает рассказ, ведомый от лица самого поэта, повествованию в лице героев произведения, то есть подражанию. Как скоро поэт вводит чью-нибудь речь, как будто бы говорит кто другой, тоне скажем ли мы, что он ближайшим образом подделывается под собеседование каждого из тех лиц которое представляет говорящим. А подделываться под другого, либо голосом, либо видом, не значит ли подражать тому, под кого подделываешься Если же поэт нигде не скрывает себя, то вся его поэма, все его повествование идет без подражания. Более всего подражательных моментов в трагедии и комедии, то есть в драматургии. В вопросе о форме художественного выражения Платон склоняется к тем произведениям, в которых менее выражен подражательный элемент. Человек, желающий исполнить какую-либо должность, исполнит ее лучше, если сосредоточится на чем-то одном. Берясь за многое, подражая многому, он не в состоянии выполнить дело хорошо. Подражать достойно только хорошему, а неплохому. Подражать в повести мужу доброму — хорошо, пьянице или мужу худому добрый муж уподобиться не согласится. Итак, пусть подражание войдет в повествование только как малейшая его часть. Из всех родов поэзии всели типы примем мы в свой городили который-нибудь один из несмешанных, или смешанный — задает вопрос Платон и отвечает А кто, по-видимому, стяжав мудрость быть многоразличными подражать всему, придет с своими творениями и будет стараться показать их, тому мы поклонимся, как мужу дивному и приятному, и сказав, что подобного человека в нашем городе нет и быть не должно, помажем ему голову благовониями, увенчаем овечьею шерстью и вышлем его в другой город, сами же ради пользы обратимся к поэту и баснослову более суровому и не столь приятному, который у нас будет подражать речи человека честного и говорить сообразно типам, постановленным нами вначале. Здесь Платон высказывается относительно формы и чужд какого бы тони было либерализма. Он прямо запрещает в своем государстве те формы поэзии, которые отличаются наибольшим разнообразием в подражании различным образам. Из музыкальных форм он оставляет только мужественные лады вроде дорийского. «Многострунность и всегармоничность в песнях и мелодиях нам не понадобятся. Суровость должна быть присуща и поэтическим размерам. В искусстве гармония, размеры, рифмы должны быть подчинены благоприличию и благонравию. Причем, если разнообразие есть мать распутства [...] и источник болезней, то простота в музыке (и искусстве вообще — Н.Т.) водворяет в душу рассудительность. Платон контролирует не только содержание, но и форму искусства. Можно ли назвать подобный подход кис кусству имманентным самому понятию, то есть художественным Видимо нельзя, ибо очевидно, что искусство рассматривается Платоном не как самодовлеющая ценность. Искусство допускается постольку, поскольку оно служит государственным целям. Оно лишено свободы и поставлено в подчиненное положение этике и политике. Оно служит орудием воспитания мужей города в духе того идеала и тех задач, которые осуществляются государ ством. Эта этическая точка зрения на искусство руководила и Гоголем в его втором периоде творчества, когда он увидел во всем им созданном явление отрицательного порядка. Второй том Мертвых душ уже задуман был иначе. На место отрицательных типов выведен был Костанжогло. Но прямее всего высказал свои новые мысли Гоголь в Переписке, которая была для него и новой формой. Либеральная критика во главе с Белинским подняла невероятную травлю писателя. Христианская мораль, высказанная Гоголем, была заклеймена либеральной интеллигенцией как ханжество, а перемена формы выражения понята была как вырождение поэтического дара писателя. Биографами перелом, пережитый Гоголем, был объяснен как мрачная трагедия. Сжигание Мертвых душ вошло в историю как акт варварства, как некое святотатство над искусством, на которое писатель не имел будто бы даже права. По всей либеральной прессе прокатилось паскудное улюлюканье. Просветление сознания человека, его духовное восхождение к горним высотам, его очищение и возрождение было представлено в виде психической болезни писателя. Недавно вышла на Западе книга жены Нижинского, где биография танцора получает несколько неожиданный финал балетный танцовщик, стяжавший мировую славу, бросает подмостки и обращается к религии. Единственной отрадой для него становится церковное богослужение. Сточки зрения интеллигентского восприятия, подобный факт объясняется умопомешательством. Таки объясняет его автор книги о Нижин ском. Боттичелли бросает кисть и приносит раскаяние в том, что в течение многих лет сеял соблазн своей живописью. Са вонарола на улицах Флоренции на кострах сжигает картины, костюмы и предметы роскоши. У Лермонтова есть замечательное стихотворение (Молитва, в котором он, обращаясь к Творцу, молит Его о том, чтобы Тот отнял поэтический дар, который мешает ему обратиться всецело к Богу Но угаси сей чудный пламень — Всесожигающий костер, Преобрати мне сердце в камень, Останови голодный взор; От страшной жажды песнопенья Пускай, Творец, освобожусь, Тогда на тесный путь спасенья К Тебе я снова обращусь. Толстой в «Крейцеровой сонате ставит вопрос о безнравственном влиянии искусства. В статье Что такое искусство он метко замечает, что писатели, не исключая и его самого, в романах занимаются размазыванием половых мерзостей. Духовные писатели и святые отцы Церкви чаще всего отрицательно относились ко всякому светскому искусству. На иконопись жена церковные песнопения, на молитвы они смотрели не как на искусство, а как на одну из сторон богослужебного обихода. Светское искусство для значительной части патристичес- кой литературы представляло собою ту прелесть мира сего, от которой должно было бежать, чтобы не впасть в соблазн. Для первых веков христианства светское искусство было воплощено в языческой античности, воспринимаемой идейно-враждебно, а не эстетически объективно. Но эстетикой всецело руководились только снобы, вроде Теофиля Готье или братьев Гонкуров, то есть гурманы, лишенные, по существу, определенного мировоззрения. Недаром эстет принимает одинаково восторженно бюст Аменемхета из темного шифера, мрамор Венеры Милосской, Троицу Андрея Рублева, бронзу допателловского Давида, фарфоровую статуэтку Севрского завода, деревянную скульптуру африканских негров и тряпичный примитив вятских кустарей. При таком диапазоне, скажите, что представляет собою мировоззрение человека Оно отсутствует Если бы оно было в наличии, человек принял бы Троицу Рублева, а Венере отрубил бы голову. Так поступали христиане первых веков. Современность поступает наоборот. Но ив первом и во втором случае людьми руководит мировоззрение, а не гурманство 'ІѴофиля Готье. Эстетика и искусство, взятые сами по себе, лишены мировоззрения. Искусство и эстетика наполняются содержанием, привносимым в них извне. Нов этом случает и эстетика и искусство становятся тенденциозными. Огромная масса человечества живет страстями, проявляй в них свое отношение к миру, приемля одно и ниспровергли другое. И вот сточки зрения жаждущего истины человечества, сточки зрения новых людей, идущих на смену умирающей античности, статуи, изображавшие обнаженных Венер, понимались как прелесть, порождающая соблазн, с которым надо бороться. «L’art pour l’art» для таких людей не существовало. А эстетика оправдывалась истиной христианства. И вот летели с пьедесталов языческие кумиры. Мраморам Праксителя отрубали головы и руки, бронзу Лисиппа переливали на монеты, а из золота Фидия делали паникадила и лампады. Сточки зрения исторического детерминизма это не варварство, не разрушение, а созидание новой культуры, рост и расширение духовного опыта человечества, один из актов великой мистерии человекообожения, которое, по слову Максима Исповедника, исторически грядет на смену акта Боговочеловечения18. Мы, дети апокалиптических времен, над сознанием которых тяжелым бременем тяготеет груз былых культур, разумеется, понимаем все историческое и художественное значение изваяний Поликлета, Фидия, Скопаса, Леохара, Агесандра и многих других. Мы для наших исторических, археологических и эстетических концепций испытываем весь ущерб, нанесенный былой культуре последующими ее разрушениями. Номы же, одновременно, и понимаем, что человечество живет ради любви и ненависти, а не представляет сообщество по охране памятников и старины». Но даже если встать на точку зрения беспринципных эсте тиков и «лярпурлярных» художников и открыть свою душу навстречу всем художественным ветрам, если принять и оценить богатство всех культур, то чем же собственно мы будем обладать и какова будет истинная ценность нашего богатства На этот вопрос отвечают современные библиотеки, где собраны миллионы томов трагедий, драм, эпопей, романов, новелл и прочего, в которых на разные лады, стремясь к оригинальности и остроумию, бесчисленные таланты и мировые гении рассказывают о страстях, приводящих к убийству, безумию, вероломным поступкам, ради обладания чужой женой, ради устранения соперника на пути к власти, ради наживы денег, в поисках людской славы и почестей. На миллионах страниц рассказано, как течет кровь обезглавленных властителей, устраненных с трона, задушенных любовников, обманутых любовниц, на многочисленных страницах рассказаны сотни тысяч трагических, забавных и смешных ситуаций между вымышленными людьми, из которых большинство принадлежит к разряду заурядных и даже ничтожных, мимо которых в жизни мы бы прошли, не замечая их. В наших пинакотеках собрано неисчислимое количествб картин, скульптур, гравюр, рисунков, на которых изображены голые тела красивых и безобразных женщин, многие из которых были проститутками. На полотнах жанровой живописи рассказаны ничтожные эпизоды драк, пирушек, свадеб и прочего в стиле Остаде, Стена, Хогарта, Маковского и других. На полотнах пейзажной живописи изображены моря, леса, поля, рощи, сады, с тщетной потугой передать в цвете неуловимое богатство колорита самой природы. На полотнах исторической живописи рассказаны кровавые события политических переворотов, военные сражения, проявления религиозного фанатизма и тому подобное. Подмостки театральных сцен раскрывают нам в лицах и действиях те же события, с которыми нас познакомили романы, повести и картины. Концертные залы завораживают нас сетью бесконечных мелодий и гармоний, где, подобно фуге, цепляясь одна за другую, обступают нас музыкальные мысли и чувства, исполненные тоски, отчаяния, бессилия, уныния одинокой, больной души. Или те же звуки поют о силе, страсти, похоти, ненависти, борьбе. И все это облечено в труднейшие звукосочетания, в замысловатейшие контрапункты, в затёйливейшие темперации, в остроумнейшие модуляции ив искусственнейшие оркестровки. Итак, во всех искусствах нас обступает или ничтожность пустоты, или гипертрофия греха, при наличии филигранной отделки и щегольства формальными приемами. Пусть интеллигенция обвинит меня в мракобесии, ноя не вижу основания платить за это мнимое богатство такой ценой, которую человечество отдает за искусство. Я думаю, что при ближайшем и более тщательном рассмотрении это богатство библиотек, музеев, театров и одеонов окажется бедностью, даже числом отрицательного порядка, ибо в огромном большинстве случаев искусство говорит о | Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |