Главная страница
Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей
qrcode

Людмила Петрановская в класс пришел приемный ребенок


Скачать 166.91 Kb.
НазваниеЛюдмила Петрановская в класс пришел приемный ребенок
Дата20.09.2019
Размер166.91 Kb.
Формат файлаdoc
Имя файла662827-www.libfox.ru (1).doc
ТипДокументы
#63462
страница1 из 3
КаталогОбразовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей
Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей
  1   2   3

Людмила Петрановская

В класс пришел приемный ребенок

© Л. Петрановская

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Предисловие к серии

Дорогие друзья!

Я очень рада представить вам серию книг, посвященных приемным детям и приемным родителям.

Недавно исполнилось 15 лет с тех пор, как я начала работать в этой теме. За эти годы профессиональная жизнь свела меня, наверное, с тысячами семей и детей, которые поражали меня своим мужеством, готовностью любить и принимать, своей волей к жизни. Я очень рада, что узнала всех этих людей, слушала их истории, разделяла из чувства, радовалась их достижениям. Так здорово, что удалось кому-то из них помочь, поддержать на их нелегком пути.

Так приятно иногда встретить старых знакомых в реале или в сети, или услышать по телефону: «Хочу вам похвастаться: у моей дочери завтра выпускной. Она такая умница», «У сына скоро свадьба. Можете себе представить?», «Ой, а мы ждем внука. Уже скоро!». И я вспоминаю девочку, которая в 11 лет читала по слогам и отчаянно рыдала над каждым примером, повторяя, что она тупая. Мальчика, который говорил, что не собирается никого никогда больше любить вообще совсем. Их родителей, порой настолько уставших и отчаявшихся, что хотелось их не консультировать, а чаем отпаивать.

Все книги в этой серии – результат наших встреч. За всеми примерами и историями стоят реальные дети и семьи. Какие-то из книг давно известны среди приемных родителей и специалистов. Какие-то будут сильно изменены или написаны заново. Мне хотелось, чтобы они помогли всем, кто растит или просто сталкивается в жизни с детьми, потерявшими семью, лучше их понимать и лучше им помогать. А заодно лучше понимать и всех остальных детей, и самих себя.

Я благодарна своим коллегам из знаменитого 19 детского дома, которые 15 лет назад пригласили меня работать с приемными родителями, ввели меня в тему и дали пример настоящей помогающей позиции – уважительной, бережной, профессиональной.

Я благодарна всем коллегам, которые работали все эти годы и работают сегодня со мной рядом, давая поддержку, без которой невозможно было бы выдержать соприкосновение с очень грустными сторонами жизни.

Я благодарна рано ушедшей из жизни Ольге Суворовой, вдохновителю и организатору первых изданий многих из этих книг.

Я благодарна издательству АСТ, которое взяло на себя издание этой серии, понимая, что это скорее социальный, чем коммерческий проект.

Я благодарна своей маме и всем своим взрослым, благодаря которым я всегда хорошо понимала и чувствовала, чего лишается ребенок, теряя семью.

Я благодарна своей семье, которая с таким пониманием и терпением всегда относилась к моей работе, в которую я вкладывалась, иногда чем-то обделяя близких. Все эти годы они не уставали поддерживать и восстанавливать меня в особенно сложные дни.

И, конечно, прежде всего я благодарна приемным родителям – за то, что доверяли, за их честность, смелость, теплоту.

Спасибо!

Людмила Петрановская

Вступление

Дорогие коллеги!

Могу обратиться к вам так, потому что десять лет назад я сама была школьным учителем. Так же, как и вы, приходила в класс и встречала там разных ребят: симпатичных и не очень, способных и трудных, радующих и мешающих. Потом получила второе образование и начала работать семейным психологом. Эта новая профессиональная тропа привела меня в интересную и сложную сферу семейного устройства детей из детского дома. Почти семь лет я проработала в московском детском доме № 19. Это необычный детский дом. Его главная задача – устраивать детей в семьи, чтобы у них был свой дом, родители и нормальное детство. Мы вместе с коллегами искали будущих патронатных воспитателей, готовили их, а потом помогали и поддерживали в деле воспитания ребенка.

Когда приемным родителям было трудно, они приходили на консультацию к психологу. Едва ли не самая частая жалоба звучала так: «У нас проблемы в школе!». Реже – с ребятами, чаще – с учителями. Вот лишь несколько таких родительских рассказов.

Мама мальчика 8 лет, в семье два с половиной года:

У нас все было так хорошо, пока не началась школа. Я просто не знаю, что делать. Он пошел в школу на год позже, и мы готовились, но все равно ему очень тяжело. Даже не объяснишь, что именно тяжело – любой пустяк. Стихотворение выучить. Задание записать. Ответить внятно. Он никакой к вечеру, несчастный, раздраженный. А ведь мы радовались, как он расцвел в семье, окреп, не болел совсем! Теперь любой вирус – наш. Пропускает школу, потом еще труднее… А ведь это только первый класс. Господи, что же дальше будет?

Мама девочки 13 лет, в семье несколько месяцев:

Представляете, она мне говорит: «Отдайте меня обратно! Вы хорошие, я вас люблю, но я очень устала, просто не могу больше, слишком много всего». И ведь оценки неплохие, вроде и подружка появилась, с нашими детьми отношения хорошие… Но на ней лица нет. Нервничает из-за уроков, боится что-то сделать не так. Иногда просто сядет и плачет тихо: устала, говорит, хочу в детский дом, там все просто было.

Родители мальчика 9 лет, в семье шесть лет:

Его выживают из школы… Просто выталкивают, как занозу из пальца… Мы понимаем, он шебутной и невнимательный, но он же не плохой ребенок, он добрый, ласковый! Зачем же с такой ненавистью о нем говорить? Все в школе сплотились против нас, разговаривают как с врагами. Мы уже боимся ходить на родительские собрания, впору жребий тянуть…

Папа девочки 11 лет, в семье два года:

Понимаете, она выглядит со стороны как нахалка: шуточки идиотские, уроки срывает, ее ругают – она улыбается. Учителя прямо в ярость впадают. Не знают, чего ждать от нее. Я-то знаю, что это у нее от неуверенности жуткой. Она убеждена, что хуже всех, и пока мы с этим ничего не смогли поделать. Вот и клоунствует… Дали ей недавно грамоту за конкурс рисунков – заплакала и убежала, искали по всей школе.

Мама мальчика 7 лет, в семье полтора года:

Просто не понимаю, что я-то могу сделать? Дома он обычно слушается. А если не слушается, я как-то с этим справляюсь. Я ведь не звоню учительнице: сделайте что-нибудь. А она пишет: примите меры, чтобы он не вставал с места на уроке. Какие я приму меры? К стулу его приклею? Или с работы уйду, чтобы с ним за партой сидеть? Никакой помощи, одни претензии…

Подобных рассказов в моей практике было множество. На бумаге не передашь главного – чувств, с которыми все это говорилось… Слез, нервно сжатых рук, звенящего голоса, взгляда отчаянного, почти затравленного… А ведь это очень хорошие родители. Они стараются приемных детей понять, они за них. Есть ведь и другие, которые в подобной ситуации скажут: «Зачем мне ребенок, который даже учиться нормально не может? Чтобы я каждый день за него краснел? Если не понимает по-человечески, пусть идет, откуда пришел!». К сожалению, в детских домах немало детей, которые потеряли семью второй раз именно из-за проблем со школой. Не хотели делать уроки, прогуливали, «плохо влияли на других», «были неуправляемы», «не желали ничего понимать». Только подумайте: раньше дети теряли семью из-за войны, из-за эпидемий или катастроф. А теперь – из-за школы…

Поскольку не так давно я сама работала в школе, за жалобами родителей легко угадываю другие монологи, наверное, не менее эмоциональные. «С тех пор, как он появился в классе, я просто не могу работать. Не понимаю, что ему надо. Он как будто не слышит меня. Много лет работаю, всякое видала, но тут чувствую себя бессильной… Ребята в классе его невзлюбили. Родительский комитет возмущается, что он мешает детям нормально учиться. И их можно понять, ведь они за своих детей болеют. А родители приемные носятся с ним, как с писаной торбой, и всему находят оправдания: «Он устает, он не привык». А у меня их, между прочим, тридцать четыре, и что – я должна остальных бросить и только с ним нянчиться?»

Приемный ребенок – он и вправду непростой, особенно если в семье недавно. Он может не знать элементарных вещей, не умеет себя вести, у него настроение скачет: то бесится, то плачет, или все это сразу. А в классе действительно много детей, и у педагога – учебный план, а главное – не поймешь, с какой стороны к этому особому ребенку подступиться, как найти с ним общий язык. Этому в педвузах не учили, об этом непонятно, у кого спросить, где почитать. Потому что долгое время детей, оставшихся без родителей, держали в казенных домах за высоким забором. И мы просто не знаем, как себя вести с ними.

К счастью, в последние годы общество вспомнило, что эти дети есть, что их детство проходит в казенном доме – проходит мимо, потому что без родителей – что за детство? Постепенно все больше людей понимают: ребенок должен жить в семье. Появляется больше желающих взять ребенка из детского дома. Но в какой мир он придет? Как его встретят? Не придется ли ему пожалеть о том, что выбрался из-за забора? Это зависит от всех нас, и особенно от тех, с кем ребенок проводит значительную часть жизни – от школьных учителей.

Вот поэтому я и написала эту книгу. Потому что хорошо представляю себе, каково вам, учителям, и каково приемным детям и их родителям. Я хочу, чтобы вы больше узнали о приемных семьях и приемных детях. Хочу, чтобы вам было легче с ними, а им – с вами. Чтобы вы могли не враждовать и обижаться, а сотрудничать. Чтобы приемный ребенок был действительно принят – не только новой семьей, но и миром.

Людмила Петрановская

Неизвестные дети

Осторожно: мифы!

Как вы узнали о том, что новенький в классе – приемный, бывший детдомовец, сирота? Возможно, вас предупредил директор или классный руководитель. Может быть, вы сами поняли это по документам, или вам сказала приемная мама, может быть, сотрудник службы семейного устройства. Что вы почувствовали: тревогу? жалость? любопытство? неприязнь? Какие ассоциации промелькнули в голове: «ужасные гены»? «бедная сиротка»? «инкубаторский»? Или все сразу? Смятение – вот, наверное, самое точное слово. Смятение мы чувствуем, когда сталкиваемся с тем, о чем мало знаем, к чему не готовы, но от чего не можем просто отмахнуться.

Так сложилось, что тема детей из детского дома в нашем обществе долго была под запретом. В обществе развитого социализма несчастных детей, детей-сирот не должно быть по определению (так же, как их пьющих родителей). Поскольку они все же были, их содержали в резервациях – детских домах и интернатах, где были свои школы, врачи, детские площадки. Поэтому среднестатистический человек мог за всю жизнь ни разу не увидеть детдомовского ребенка.

Представление большинства людей о таких детях сводится к набору мифов, слухов и сентиментальных сюжетов из фильмов, а их на эту тему много. Ведь ничто так не трогает сердца людей, как образ одинокого, потерянного ребенка, после долгих мытарств вновь обретшего семейный уют и любовь родителей. Одних романов на этот сюжет тысячи, а уж сколько «чернушных» или, наоборот, слезных газетных статей и рассказов «одной знакомой» – не сосчитать. Очень трудно бывает пробраться сквозь весь этот бурелом к сути дела. Вот только два образа сироты, сложившихся в массовом сознании.

«Оливер Твист».

Согласно канону сентиментальной литературы, ребенок-сирота – сам по себе очень хороший (разве что немного чумазый). Добрый, тонкий, честный, готовый всем сердцем полюбить того взрослого, который позаботится о нем. Хранимый благословением матери (вариант: благородным происхождением), он чудесным образом выносит из опыта сплошных обид и притеснений высокие помыслы и твердые моральные устои. Все, что нужно этому ребенку – чтобы на его пути встретился наконец добрый человек, умыл, научил манерам и отдал в школу. А уж сирота будет благодарен и оправдает доверие. В конце окажется, что эти добрые люди и есть его настоящие родственники и ребенка просто потеряли (украли) в детстве. Так что он даже и не приемный, а «законный».

Очень трогательно. Жаль, на самом деле так не бывает – чтобы ребенок ничего хорошего не получил от жизни, а стал хорошим. Если он хороший, – значит, его прошлое не столь безрадостно, либо в настоящем (в новой семье) он уже получил достаточно любви и помощи.

«Франкенштейн».

Прямо противоположный образ: ребенок, взятый в семью, – пригретая на груди змея. Этот «неправильным образом полученный» ребенок в некотором смысле оборотень. Что ни делай, как хорошо к нему ни относись – толку не будет: «Сколько волка ни корми, он в лес смотрит». Он будет всех ненавидеть и всегда мстить за свою несчастную судьбу: «Когда ласкали вы детей своих, я есть просил, я замерзал…», далее по тексту. Такой ребенок станет пользоваться добротой и лаской приемных родителей – святых людей, пожалевших сироту, а потом вырастет и коварно обманет их, начнет вымогать деньги, наведет банду на их квартиру, а то и их самих «закажет» киллеру ради наследства. И уж точно не подаст стакан воды (разве что с ядом).

Очень страшно. Самое печальное: так в жизни иногда бывает, хотя совсем по другим причинам, о которых мы поговорим в следующей главе.

Конечно, я намеренно привела эти полярные стереотипы в таком утрированном виде. Но можно ли поручиться, что от них свободно сознание даже самого образованного, широко мыслящего человека? Мифы только тогда бывают устойчивыми, когда отвечают внутреннему запросу людей[1].

На досознательном, животном уровне всем нам присуще чувство страха перед чужим, не принадлежащим к семье (прайду, стае). Кто знает, что от чужого ожидать… Скорее всего, ничего хорошего. Возможно, он конкурент – претендует на еду, территорию. Может быть, это хищник, который нападет неожиданно. Или просто опасен – ядовит, например. Лучше его прогнать поскорее или самим убежать. Очень многое в нашем отношении к «чужим» детям, детям «из-за забора», из другой, неблагополучной жизни определяется именно этой глубинной программой. (Неприятие чужого можно увидеть даже в сентиментальном мифе про «бедную сиротку». Сама по себе жалость есть отношение к существу низшему, ущербному, неравному. Не случайно в романах и сериалах сиротка обычно в конце концов оказывается родным ребенком, когда-то потерянным. Так это противоречие благополучно разрешается, и всем становится спокойнее.)

Дело осложняется тем, что на сознательном уровне у нас тоже есть основания для неприятия чужого. В наше время дети оказываются одинокими не по воле злого рока, а по причине алкоголизма, жестокости, безответственности их пап и мам. То есть эти дети – еще и представители иного социального слоя, где другие нормы поведения, другие ценности, другие отношения. Как говорится, «два мира, два образа жизни». Люди «не нашей среды» воспринимаются не просто как «другие», а как «неправильные», «неприятные», «неразвитые», «аморальные». Если называть вещи своими именами, как существа низшего сорта. Человек воспитанный, конечно, старается эти чувства не проявлять, но глубоко внутри они есть почти у каждого.

Все это заложено на уровне генетической и социальной программ, и винить здесь себя совершенно не за что. Вопрос в том, что с этими программами делать. Потому что они, к сожалению, далеко не безобидны. Именно они заставляют нас, общаясь с ребенком из детского дома, внутренне отвергать его, не принимать, а то и бояться. Ничего хуже для ребенка придумать нельзя, а уж для ребенка-сироты – тем более. Ему нужны от взрослых любовь и уверенность, подобно тому, как растению нужны солнечные лучи и хорошая почва.

Любые отношения – это сцепление чувств людей, их действий, слов, жестов, которые подогнаны друг к другу, как детали в пазле. «Каков привет, таков и ответ». Транслируя ребенку свою, пусть подсознательную, неприязнь, в ответ получим ненависть. Транслируя страх, получим неуправляемость. Транслируя недоверие, получим изворотливую ложь. Транслируя сентиментальную жалость, получим наглость и манипуляции. Мы можем контролировать себя и никогда не произносить вслух «ничего такого», но если наши глаза, тон голоса, движения выражают одну мысль: «Ты не такой, как надо!», ребенок прекрасно ее считывает. Вот почему очень важно встретиться со своими предрассудками «лицом к лицу», осознать, а не отмахиваться от них. Только тогда они перестанут определять наше поведение, и мы сможем вести себя так, как считаем нужным, а не так, как требует программа.

Поэтому для начала хорошо бы признать: меня пугает и озадачивает приемный ребенок. Во мне борются жалость, желание помочь, любопытство и неуверенность в своих силах (может быть что-то одно, или все сразу, или совсем другие чувства, но тоже наверняка сильные). Вы в смятении – и это совершенно нормально. Как раз у самоуверенных и не испытывающих тревоги учителей часто не получается контакта с детьми – уж очень они твердо «знают, как надо». А тот, кто переживает, но делает, пробует что-то новое, рано или поздно справляется с любыми трудностями. И вы справитесь.

Первые встречи – последние встречи

Итак, вы встретились. Вы – за учительским столом, приемный ребенок – за партой в классе. День идет за днем, и обстановка постепенно накаляется.

Вот Антон встал и пошел по классу прямо на уроке, ваше замечание пропустил мимо ушей. Вы взяли его за руку, чтобы посадить на место, а он вырвался и громко засмеялся.

У Дениса сосед по парте взял ластик без спроса – он в ответ со всей силы ударил его кулаком в лицо. Без крика, без угроз – молча. Весь белый, губы сжаты. В ответ на упреки молчит и смотрит в пол.

Класс уже третье предложение пишет, а новенькая тупо смотрит в тетрадь. «Даша, ты что?» – молчит. «Почему не пишешь?» – «Я пишу». «Ты не поняла задание?» Тем же безжизненным тоном, не поднимая головы: «Я пишу». В тетради – ни строчки.

Сережа снова пришел в школу с невыполненным заданием. «Почему ты не сделал?» – «Я не знал, что задано». «Как не знал, вот же у тебя в дневнике написано» – «Нет, не написано». И ладошкой запись закрывает. Даже в детском саду не врут так глупо.

Говоришь, объясняешь, родителей вызываешь… Все то же самое. Даже хуже становится. Уже весь класс хихикает, когда его вызываешь – ребята ждут, какую глупость он скажет. Уже никто сидеть с ним не хочет. Нехорошо, конечно, но дети ведь чувствуют, что он не такой. И жаль его, и злость берет, и невольно думаешь: как было хорошо, когда его в классе не было… Есть же школы специальные… За что мне все это?

Конечно, так бывает не всегда. Возможно, ребенок уже давно живет в семье и вполне восстановился после тяжелого периода своей жизни. Возможно, у него в активе – несколько лет благополучного детства в родной семье, и это служит ему поддержкой до сих пор. Бывают дети, способные от природы, или умеющие приспосабливаться к новым людям и обстоятельствам. Но сейчас – разговор о тех самых «невозможных», «странных» и «сложных». Короче, «детдомовских» в самом худшем смысле этого слова.

Наступает момент, когда перед учителем встает выбор: приложить все усилия, чтобы «пробиться» к ребенку, наладить с ним контакт, преодолеть трудности – или приложить все усилия к тому, чтобы от сложного ребенка избавиться. Последнее, кстати, совсем не трудно. Дети из детского дома и впрямь многого не знают, быстро устают, не горят желанием учиться. Доказать администрации и родителям, что такой ребенок «не тянет» программу, элементарно. А дальше – направление на комиссию. Перед специалистами дети обычно теряются и отвечают хуже, чем в школе. И его направляют в коррекционную школу, а вы можете вздохнуть свободно: у вас в классе – опять только «нормальные» дети.

В самом деле, среди бывших детдомовцев есть дети, для которых программа общеобразовательной школы непосильна. Слишком мешает полученная от судьбы травма, или слишком слабое здоровье. И лучше ребенку быть успешным в коррекционной школе, чем «хуже всех» в обычной. Но если говорить честно, по-настоящему хороших коррекционных школ, таких, чтобы действительно учили в соответствии с индивидуальными особенностями ребенка, а не просто служили «детохранилищем», очень мало. Отношение и к ним, и к ученикам таких школ соответственное («школа для дураков»). Для ребенка и его приемных родителей перевод в такую школу может стать новой травмой, знаком того, что никакими усилиями не исправить «кривую колею» его жизни. Им и так непросто: не всегда поддерживают родные, друзья, собственные родители. А тут такой козырь в руки недоброжелателей: «Мы же говорили, что он у вас дефективный».

Еще хуже, если ребенок, почувствовав разочарование новых родителей, придет к выводу, что «такой глупый» им не нужен. По опыту знаю, что дети в подобном состоянии, во-первых, теряют даже ту способность к обучению, которая у них была, во-вторых, становятся неуправляемыми и агрессивными, действуя по принципу: чем все время бояться, что меня отдадут, лучше уж поскорее их сам доведу.

Поэтому, прежде чем затевать разговор о переводе в коррекционную школу, ответьте максимально честно на вопрос: так будет лучше для ребенка или вы хотите облегчить жизнь себе?

Есть такой злой анекдот: человек бежит со всех ног к автобусу, стоящему на остановке. А водитель смотрит на него и гадает: «Успеет или не успеет? Успеет или не успеет?». Потом закрывает дверь перед самым его носом и констатирует: «Не успел, придурок!». Это именно то, что делает наше общество с детьми (и не только с детьми), которым не повезло в жизни. Сначала он жил с пьющими родителями, или скитался по улицам, или подвергался насилию, и до этого никому не было дела. Потом его поместили в казенный дом, где он был одним из многих, и до него опять никому не было дела. Потом, даже если ему повезло обрести новую семью, он же оказывается виноватым в том, что не развит, не знает, не умеет. В общем, «не успел, придурок». Это грустно и несправедливо, но, к сожалению, сегодня это так. И потребуется много лет и много усилий, чтобы изменить правила этой жестокой игры. Вопрос в том, какую роль в ней будете играть вы: створки захлопывающейся перед носом ребенка двери, или руки, протянутой навстречу?

Хотелось бы предостеречь вас от другой крайности. Вы искренне хотите помочь ребенку. Вы готовы сделать для него все, что от вас зависит. Может быть, вы думаете о нем больше, чем о любом другом ученике, менее строги к нему, потакаете, не решаетесь проявлять твердость. Вы то и дело пытаетесь поговорить с ним по душам или подолгу чуть ли не каждый день разговариваете по телефону с его родителями, обсуждая его школьные дела. Вы нередко ловите себя на мыслях о том, что ему довелось пережить, и как же, наверное, трудно приходится сейчас… На самом деле очень рискованно строить свою работу со сложным ребенком на жалости и на готовности «все для него сделать». Жалость не придаст сил ни вам, ни ему. «Все сделать» не получится, потому что вы не сможете открутить время назад и заменить его сложную судьбу на другую. Зато заработать нервное истощение можно очень быстро (о том, как учителю этого избежать, пойдет речь ближе к концу книги). А чем сможет помочь ребенку педагог в таком состоянии?

Гораздо правильнее отнестись к ситуации по-деловому, как к новому профессиональному вызову. Вы никогда не сталкивались с такими детьми – что же, пришла пора научиться с ними работать! Представляете, как было бы скучно, если бы все дети были такими, как нам хочется… Зато теперь профессиональная деградация вам точно не грозит. Кстати, полученные знания и навыки окажутся очень полезными при работе с другими сложными учениками. А таких в наших школах предостаточно – детей скандально разводящихся родителей, детей, «подброшенных» бабушкам, детей из неблагополучных семей, детей мигрантов, потерявших свой дом, привычное окружение, возможность говорить и учиться на родном языке. Вы узнаете многие их черты, когда будете читать вторую главу книги.

Итак, начинаем с правильного настроя. Сравните мысленно две картинки.

Первая. Вы – уставший, измученный учитель. Напротив вас – ваша Проблема – неудобный, трудный ребенок. Между вами – баррикада. Вам предстоит борьба, неравная и неправедная. Как самочувствие?

Вторая. Вы (уставший, конечно). Рядом – ребенок (неудобный, разумеется). Перед вами – баррикада, а за ней – Проблема, то есть все связанные с ребенком трудности. И вы вместе (на самом деле не только вы, а еще и родители, и коллеги, и, может быть, другие ребята) вступаете в борьбу не с ребенком, а с Проблемой. Может быть, ребенок не сразу станет активным вашим союзником, но ведь вы с ним по одну сторону баррикады, а это уже немало. Кажется, так уже повеселей?..

Постарайтесь удерживать именно эту «диспозицию» и все время помнить, кто и против чего (а не кого!) сражается. Это самое главное. Если удастся это, остальное получится обязательно – не сейчас, так позже.

Ваш путь начинается. И первый вопрос, который у вас наверняка возник: «Ну почему он такой»?

Почему он такой?

Человек появился на свет. Он очень маленький и совсем беспомощный. У него нет ни единого шанса выжить, если ему не будет помогать взрослый[2]. Это чувствует любой, даже самый маленький ребенок. Эта информация заложена в него природой вместе с внутренней программой: «Если рядом есть взрослый, который заботится о тебе, смело расти и развивайся. Если он недостаточно внимателен, привлеки его внимание любыми способами. Если это не получается – замри, не расти, жди лучших времен. Если не дождался – умирай». В конечном итоге все особенности детей, по тем или иным причинам оставшихся без родителей, все странности их поведения восходят к этой глубинной программе.

Один и не дома: эмоциональная депривация

Первыми к мысли о том, что физическое и психическое здоровье ребенка, его развитие, отношение к миру и к своему месту в нем определяются его взаимоотношениями с родителями в раннем детстве, пришли психоаналитики. Их опыт работы со взрослыми пациентами показывал: изменения к лучшему в психологическом состоянии человека происходили после того, как всплывали тяжелые детские воспоминания – о чувстве отверженности матерью или отцом, о том, что родители были вечно недовольны, что их не было рядом в трудные минуты.

Ребенок не в состоянии отделить объективные обстоятельства жизни от родительских желаний, ему кажется, что уж мама-то с папой всегда делают то, что хотят. Отец много работает и почти не видится с ребенком не потому, что должен содержать семью, а потому, что «он меня не любит». Мать после появления второго ребенка начинает уделять меньше внимания первенцу не потому, что малыш требует больше заботы – просто «я ей больше не нужен». И даже если мать умирает, ребенок злится на нее, потому что «она меня бросила». Такие выводы об отношениях с родителями – часто вовсе не соответствующие действительности, по-детски упрощенные – закладывают фундамент личности ребенка, на котором он в дальнейшем строит свои отношения с окружающими. Например, от каждого нового человека ожидает, что тот его скоро предаст или бросит, «шестым чувством» выбирая для завязывания отношений как раз тех, кто на самом деле способен бросить.

Исследования психоаналитиков продолжил немецкий психолог Рене Спитц, который наблюдал за младенцами из «образцовых» приютов, где у них было хорошее питание и лечение, но практически отсутствовало общение со взрослыми. Во избежание инфекций детей размешали в стерильных палатах, специально обученный персонал заходил к ним только по необходимости – перепеленать, покормить, и всегда в марлевых повязках. В других случаях на руки детей брать не разрешалось. В результате дети в этих «передовых» приютах развивались гораздо хуже, чем дети из приюта при тюрьме, которые жили в очень плохих условиях, но часто виделись со своими мамами (и смертность среди первых была в несколько раз выше). Среди белых стен, в окружении белых масок вместо лиц, лишенные тепла рук, младенцы в буквальном смысле слова умирали от тоски. Это явление Спитц назвал «госпитализмом».

Госпитализм – это комплекс симптомов, который проявляется у ребенка, оставшегося без матери. Ребенок становится тихим, замкнутым, вялым, плохо ест и спит, теряет способность сопротивляться инфекциям и может умереть даже от нетяжелой болезни. Дети, которые растут без родительской заботы, отличаются от семейных заметным отставанием в физическом и интеллектуальном развитии, не проявляют любознательности, не любят осваивать новые навыки, легко впадают в истерику, в панику, в отчаяние.

Почему так происходит? Превращение новорожденного, практически неспособного выжить без посторонней помощи, в малыша, который бегает, ест кашу и болтает, – не менее сложный процесс, чем развитие ребенка из яйцеклетки. Чтобы он был возможен, природой создана сложнейшая система «мать-дитя», где все взаимосвязано. Известно: если ребенок сосет много и активно, то молока в груди у матери становится больше. И наоборот: не давайте ребенку грудь в первые несколько суток (как это было принято в наших роддомах еще недавно), и вы получите «безмолочную» маму. Если
  1   2   3

перейти в каталог файлов

Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей

Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей