Пушкин. Памятник Дантесу Произошло это в небольшом районном центре под названием Козельск. Заштатный горо
 Скачать 193.64 Kb.
| Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |
| Памятник Дантесу Произошло это в небольшом районном центре под названием Козельск. Заштатный горо- дишко Козельск не примечателен абсолютно ничем, кроме одной страницы в своём далё- ком прошлом — страницы славной и скорбной. Это тот самый Козельск, который во време- на татаро-монгольского нашествия отчаянно сопротивлялся семь недель всему монголь- скому полчищу и вошёл в анналы как "злой город", под стенами которого монголы поло- жили уйму воинов, и в отместку и в злобе поголовно вырезали всё его население, сам же город сожгли. Когда-то это было написано во всех школьных учебниках истории и приводи- лось как пример героизма русских людей, сопротивлявшихся жестоким татаро-монголь- ским захватчикам. У отдельных школьников, склонных от природы к размышлениям, вы- ходящим за рамки обязательной общеобразовательной программы, факт героической обороны Козельска вызывал некоторые не то, чтобы сомнения, но вопросы, не находящие разрешения. Скажем: если маленький Козельск на целых шесть недель задержал прод- вижение туч монголов в Европу, то что могли бы совершить Киев или Чернигов, обороняй- ся они так же стойко? Городов на Руси было много, даже по семь недель на каждый — это уже сотни и даже тысячи недель, и потери монголы понесли бы неисчислимые, так почему же другие города не сопротивлялись столь же мужественно? И почему именно и только Ко- зельск защищался так героически, а прочие подверглись нашествию как-то... пассивно, что ли. Будь все такими героями, как козельцы, так и конец бы пришёл на Руси монголам, на- верное. Но предметов в школе много, уроки каждый день, и даже у самых пытливых юных умов эти внепрограммные мысли дальнейшего развития не получали. Каждый новый день приносил много поводов к мыслям гораздо более серьёзным и актуальным. Здесь и успе- ваемость, и любовь с дружбой, и взаимоотношения с родителями, и деньги, и приличные шмотки, и набить морду кому надо и не получить по рылу самому, и прочее без конца. Не- которые же из этих школьников, особо умные и любознательные, в возрасте уже сравни- тельно зрелом раскрывали увлекательные сочинения блистательного историка Льва Гуми- лева, блистательность которого была наследственной и предопределённой генетически и биографически, как только и может быть у сына расстрелянного в ЧК знаменитого поэта и прошедшей вполне крестный советский путь знаменитой поэтессы Анны Ахматовой, и из этих сочинений узнавали с противоречивым изумлением, что накрывшие чёрной тучей всю Русь монгольские полчища насчитывали два тумена, то есть двадцать тысяч человек — что не есть силища неисчислимая и необоримая, но в масштабах страны и континента не такая уж и большая. Правда, они были отлично организованы, отменно умелые в бою и безуко- ризненно храбры. И вот этот экспедиционный корпус, состоявший из двух туменов, пред- ставлял интересы Великого Кагана на самой северо-западной границе Великой Степи, где и располагалась Русь, и от его имени рассылал посольства по городам, предлагая достаточно умеренные требования двоякого рода: признать принципиальное главенство Чингиз Хана — раз, и в порядке заключения и исполнения союза о ненападении и взаимопомощи раз в год отправлять в ставку Орды скорее символическую, нежели реально обременительную дань,— два. Что могли взять степные воины с Руси? Кони здесь были не те, наёмных войск они не применяли, оружие ценилось азиатское, качество его было куда выше, ткани тоже ценились китайские и бухарские. Так что — меха, мёд, драгметаллы в очень умеренных ко- личествах. А поскольку непосредственно перед этим на Калке русские опрометчиво попы- тались вступиться за союзников-половцев и были быстро и крепко биты и разогнаны силь- но уступавшим им в числе противником, то в городах сии посольские извещения обдумы- вали внимательно и решили собравшиеся за лучшее принять: раздавить врага четырех- кратным перевесом русских войск на Калке, которые возглавляли три Мстислава — Уда- лой, Киевский и Черниговский. Удалой Мстислав бежал первым, Черниговский — вторым, Киевский сдался. Вследствие этой удали семьсот пятьдесят лет спустя районный цензор Ко- зельска, в силу своей татарской национальности тонко чувствительный к отдельным исто- рическим моментам, снял с разворота газеты рассказ Джека Лондона "Белое безмолвие", поставленный к юбилею последнего и начинавшийся фразой: "Сколько ни встречал я собак с затейливыми кличками, все они никуда не годились". Но Козельск стоял на отшибе и не играл никакой заметной роли в тогдашней Руси. Похоже, в силу своей незначимости, но и в силу умственных и моральных качеств своих жителей, а каковы качества - мы вскоре увидим, и они до сих пор не могут позволить Козельску выбиться в приличные города. Потому что ещё до этих печальных известий в Козельцах, где выслушавшие монгольское посольство поимели чувство превосходства: «Ишь ты, десяток всадников неизвестно откуда, а тоже туда же — давай ещё им что-то!» Жадность, сформированная ранее в Одес- се, есть мать всех пороков: пожадничавшие насчёт дани козельцы объяснили друг другу, что дело не в дани, а в унизительности самого требования, и, согласившись в этом друг с другом, решили послов тут же унизить ответно и в порядке унижения вообще перебили на месте. Как ни мал был Козельск, но с посольством храбрые горожане вполне сумели упра- виться. Сын убитого поэта Гумилёв своей обстоятельностью и исторической справедливос- тью озадачивал и смущал ум. Монголы имели массу предрассудков, диковатых на евро- пейский или русский взгляд. Например, посол был лицом абсолютно неприкосновенным, а его убийство — тягчайшим оскорблением правителю и народу. По "Великой Ясе" Чингиза убийство доверенного расценивалось преступлением не прощаемым и каралось исключи- тельно смертью всех к нему причастных: если кто полагает, что беспомощного посла, рас- считывающего на твою честность и благородство и прибывшего для переговоров, можно вот так взять и убить, так этот убийца — человек с червоточиной, с неправильным устрой- ством души, а душу такую он получил от родителей и передал детям — ну так придётся вы- резать весь род и весь город, потому что такие люди не должны осквернять собою наш мир. Вот такая суровая и простая логика. На Козельск было отправлено пять сотен всадников. Сил у монголов было мало, и расходовали они их экономно и рационально. Ко времени прибытия полутысячи под стены Козельца все знали, что неизбежно следует за их поспешным вероломством, и рассчитывать на пощаду им не приходилось никак. Отча- янная защита объясняется не героизмом характера, а безысходностью положения — все равно умирать со всей семьёй и городом, так единственный шанс хоть продлить жизнь — драться на стенах, альтернатива чему —подставлять горло под нож, как барану. И не пото- му монголы упомянули Козельск как "злой город", что он сопротивлялся, а потому, что преступил священный закон неприкосновенности доверившихся и убил послов. Однако с тех пор минуло без малого восемь веков, давно уже монголы прокатились до Адриатики и Египта и отхлынули обратно, раскатали Китай, сели в Индии, были биты Тимуром, зацепи- лись за Волгу, качают нефть за Казанью, держат дворницкое дело в Москве и живут в ней без малого миллионным землячеством, и нет этому нашему рассказу до них никакого де- ла, и упомянули-то мы о них только потому, что было это дело в Козельске, о котором ни- чего больше примечательного и не сказать. Итак, в районном центре Козельске, в порядке единения со всей страной и ещё более глубокого приобщения к русской культуре, было ре- шено ко дню двухсотлетия Александра Сергеевича Пушкина поставить ему памятник. И вы- делили на это из городской казны посильное количество денег. Интересно заметить, что в контексте слово "посильный" всегда синонимично такому однокоренному ряду, как "мало- сильный", "бессильный", "несильный". То есть денег выделили не сильно. Долго кроили и отрезали из зарплаты учителей: мол, акция внутри культурная, из того же кармана и возь- мем. Учителя могли посильно, иначе же бессильно, протестовать, но их об этом обрезании не известили, чтобы не огорчать лишний раз и без всякого конструктивного результата. Из соображений той же экономии Пушкина решили делать не ростового, а бюст. Все под- держали друг друга: душа поэта отражается в его лице, а не в ногах или других нижних час- тях тела. Особенно красочно иронией говорил один член городского управления, бывший санитарный врач: изображать живот и спину человека, которому всадили свинцовую пулю в живот, повредив поэту даже позвоночник — это негуманно, жестоко, и лишний раз при- влекать к этому внимание поклонников его таланта совершенно неуместно. Болезненная смертельная рана, ну зачем же нам скульптура с животом. Конечно, в Москве или Петер- бурге Пушкин изображён в полный рост, но у них там, в столицах, во-первых, денег наворо- вано немерено, во-вторых, народ торопливый и равнодушный, не задумывается над тем, что видит. Итак, проголосовали за бюст. Искали умелого скульптора. Всем хотелось талант- ливого и недорогого. И районное управление культуры такого посоветовало. Человек был уже немолодой, когда-то закончил знаменитое Мухинское училище в Ленинграде и всю жизнь зарабатывал на хлеб Лукичом. Лукичом скульпторы советской эпохи называли про- меж собой Ильича - это их профессиональный жаргон. Ещё Ильича называли - "Кормилец" Не за то, что кого-то накормил, а за то, что кормились им: лепить его приходилось часто, скульптуры Лукича втыкали где только можно, и денег на них отпускали не скупясь, здесь главное было поплотнее пристроиться к кормушке. А после советской власти кормушка резко съёжилась, и когорты осиротелых лукичовцев остались без работы, без куска хлеба и глотка водки. За умеренную мзду они готовы были ваять хоть Чебурашку. Скульптор полу- чил аванс, заплатил за отключённое в квартире электричество, побрился электробритвой, выпил в праздничном свете и приступил. Мудрить он не стал. Взял глиняную заготовку Ле- нина подходящего размера, бородку переставил на бакенбарды, лысину покрыл кудрями. Нос удлинил, губы приплюснул — как живой Пушкин. Вскинет руку и скажет: "Здравствуй, милая подружка!" И повёз готового ко второму рождению поэта в свет - в областной центр, где на заводе металлоконструкций был литейный цех. Бюст было решено сделать чугун- ный: бронза — это крутовато, дорого, цветной металл, валюта; и кроме того справедливо рассудили, что бронзовый бюст обязательно сопрут. Город бедный, зарплат не платят, а тут — бронза! Не меньше доллара за килограмм. Обязательно сопрут, в первую же ночь. Тут медные провода от электричек каждый месяц срезают, одного мужика током убило, когда он в работающую трансформаторную будку за медным проводом полез, а вы — бюст! Яс- ное дело - сопрут. Пусть лучше будет чугунный. Оно и несравненно дешевле. Бронза на воздухе быстро зеленеет, чернеет, загаживается птичьими нечистотами. Что ж к бюсту ла- кея с опахалом приставлять? Нет: дружно решили - чугунный. Через неделю скульптор привез Пушкина на попутке. Комиссия прибыла в его полуподвальную мастерскую и встала полукругом с видом взыскивающим и знатоков искусств , принимающих у «Микеландже- ло» изображение главы рода. Бюст понравился. В его прищуре смутно угадывалось что-то родное, от истоков. Одобрили и комиссия брызнула на этот «пир духа» тонкой струйкой золотого дождя: из расчёта: скульптор заплатит за квартиру, выпьет и сделает каменный постамент. Скульптор сумел не только выпить, но и закусить, потому что постамент он купил в кладбищенской мастерской, где мастер-каменотёс давно перешёл исключительно на тройной одеколон, поскольку; из живого нищего ещё никому не удавалось сделать богатого покойника, и денег на приличные памятники не было ни у тех, ни у других. Обычно варили кресты или пирамидки из железного уголка и красили нитро-эмалью. Так что прекрасный гранитный параллелепипед удалось приобрести за сущий бесценок. На радостях экономный скульптор загулял, строя горячечные планы опушкивания всей страны. В своём заказе он узрел симптомы нового скульптурного подъёма родины, и в шалмане угощал знакомых, повторяя: "Лиха беда начало!" Говорят, когда козельцы мочи- ли послов, кто-то тихо предостерёг: "Не буди лихо, пока оно тихо". Насчёт начала скульптор оказался прав, ибо устами младенца глаголет истина, а пьяный человек — в сущности тот же младенец. Беда и вправду оказалась сравнительно лиха: когда скульптор вышел из за- поя по причине отсутствия наличия денег, что выяснилось непосредственно в винном отде- ле магазина "Ласточка", где у него грубо угрожая отняли сумку с водкой и бычками в тома- те. За драку с продавщицей получил по хребту милицейской дубинкой. Он побежал в мас- терскую шушукать по выпитым бутылкам на предмет сливания остатков, и выяснил: ЖЭК выселил его из мастерской. Переговоры с конторой успехом не увенчались: не плачено бы- ло за три с половиной года, и пока деньгами не пахло — то терпели, а когда всем стало из- вестно, что скульптор с шиком пропил сумасшедший гонорар за памятник Пушкину для центральной площади, но за мастерскую так и не заплатил, чиновники воспылали ненавис- тью фискалов к нагой музе ваяния и зодчества, и утром в понедельник все атрибуты и аксе- ссуары его искусства были выкинуты к чёртовой матери на чахлый газон меж кустов и экс- крементов. Полезную мелочь скульптор перетащил в квартиру, а с бюстом обнялся в тени и задумался. Святотатство низовых властей уязвило. Но квартира была на пятом этаже в до- ме без лифта. Амурный гений поэта в чугунном варианте стал неподъёмен. И кладбищен- ский постамент не легче. Он пошёл в шалман и пожаловался друзьям. Друзья тоже любили поэзию Пушкина, они налили скульптору и наперебой стали читать стихи. Один выпил, вы- дохнул и сказал: "Я помню чудное мгновенье". Второй пошутил: "Мой дядя самых честных правил", — и изобразил, как стреляет соседу в ухо из пистолета: контрольным выстрелом, значит. Третий, проиграв борьбу с судорогой собственного кадыка и метнув меню в угол, печально сказал: "Приветствую тебя, пустынный уголок". А ещё один, упав со стула, проци- тировал из постановки Белорусского оперного театра: "Паду ли я, дручком пропэртый". Все засмеялись, со стола упал стакан и разбился рядом с головой декламатора, после чего тот продолжил: "Чи мимо прошпындярит вин". Короче, к Пушкину здесь относились как к род- ному. Поэтому, допив, пошли к мастерской, захватив имевшуюся у одного тележку для су- мок и чемоданов, и коллективом перевезли в центр площади сначала постамент, а потом и памятник. Площадь была скромная – так себе. В середине её был газон, но это был такой газон, который вроде бассейна без воды. То есть он не был заасфальтирован, но трава там тоже расти не хотела, хотя по части удобрений все было в порядке со стороны собак и прочих крупных животных, не полностью контролирующих физиологические акты своего кишечника... В глубине души каждый пьяный — патриот и любитель Пушкина. Потому что сбегали за метлой, под мели песчаный газон, в центре утоптали ногами площадку, постави- ли поровнее гранитный параллелепипед и, кряхтя из всех мест, подняли и установили бюст на предназначенное ему место. Полюбовались, поправили, заботливо протерли от пыли- нок, и пошли спрыснуть это дело. До дня рождения Александр Сергеича оставалось ещё тридцать дней, это тоже дата, а уже все в порядке. Внимания на это событие никто не обратил. Кого удивишь в России памятником Пушкину. Да хоть бы и памятником кому бы то ни было. Да хоть бы и не памятником. Времена пошли интересные, сейчас вообще ни- кого ничем не удивишь. Если б они на тот постамент поставили живого Жириновского, про- износящего речь о раздаче водки каждому, кто примет участие в экзекуции над коммунис- тами — это бы ещё имело хоть какой-то шанс собрать любопытных, а так... стоит Пушкин — ну и ладно. Кому ж и стоять, как ни Пушкину. Но в день юбилея было намечено провести торжественное открытие нового памятника. Естественно: а иначе на хрена его и ставить. Памятник с ночи накрыли новой простынкой, пришив к середине тесёмку, чтоб можно бы- ло красиво сдёрнуть. Принесли несколько горшков с цветами. Поскольку разбежавшихся на каникулы школьников собрать невозможно, привели из ближнего детского сада наряд- но одетых детишек. Из районной газеты пришли журналист и фотограф, с районного радио — девочка с магнитофоном. Десяток любопытных собрался. Скульптор чистую рубашку на- дел. Дама из управления культуры три гвоздики в руках держит — чтоб возложить после открытия. В половине двенадцатого приехал на чёрной "ауди" мэр города господин Кор- нейчук, бывший боксёр и челнок, по кличке — луноход. Менты расчистили посреди ма- ленькой толпы место для мэра, и он объявил открытым торжественный митинг, посвя- щённый открытию памятника, посвящённого двухсотлетию великого русского поэта Алек- сандра Сергеевича Пушкина. Все поаплодировали и утёрли пот: уже солнце припекало. И сказал мэр: «За всё лучшее теперь мы обязаны Пушкину, и теперь отдаём ему дань». Быс- тро глянул на крыши и добавил: "И никакому Дантесу не удалось убить наше солнце!" Пос- ле чего скромно отошёл к машине, и холуй налил ему кока-колы. Дама из управления культуры, жестикулируя своими тремя гвоздиками, сказала о славных культурных тради- циях древнего русского города Козельска. А директор единственной в городе платной гим- назии сказал, что без Пушкина нет ни русской культуры, ни культурного человека, которы- ми мы все должны быть, и, кстати, только наша гимназия готовит самых культурных в горо- де людей, которые не уступят в культуре москвичам и петербуржцам. В завершение детса- довцы исполнили литературную композицию, прочтя по строчке поочерёдно и радостно: "Я памятник себе воздвиг нерукотворный!" Нормальная скука, хотя и недолгая. Радиоде- вица пихала всем под нос свой микрофон, газетчик — диктофон, фотограф приседал, забе- гал и щёлкал камерой. Все как у больших. После чего культур-дама включила магнитофон с увертюрой к "Пиковой даме", а мэр отошёл от машины, приблизился к зачехлённому па- мятнику, продолжительно улыбнулся в фотокамеру и дёрнул за верёвочку. Все бурно заа- плодировали. Простынка сползла с бюста на горшки с геранью. Аплодисменты несильно взорвались и как-то вразнобой осеклись. Вот ладони начали сближаться для хлопка — и вдруг перестали сближаться, а стали опускаться. А у некоторых — подниматься. Директор гимназии прижал их к животу, а культур-дама выронила гвоздики и прижала ладони к ще- кам, смазывая защитный крем и макияж. Капитан городской милиции сложил руки на ге- ниталиях скорее рефлекторным жестом футболиста перед штрафным, нежели как фюрер, и выгнул спину. И только детсадовцы ещё поплескали в ладошки и нестройно закричали "ура", но с детской интуицией ощутили непотребство своих действий и виновато стихли. Мэр позировал перед памятником, как именинник перед пирогом. Непонимающе вперил- ся он в лица, черты которых застыли в асимметричном беспорядке. Образовался стоп-кадр с открытыми ртами, словно хору обрезало фонограмму. Все мы не красавцы, но удивление как-то уж очень быстро стирает грань между богоподобным обликом человека и мороже- ной щукой. Мэр фыркнул и оглянулся через плечо. И тогда все увидели и даже услышали, как у него сама собой опустилась молния на брюках. На постаменте лоснился свежий чугун- ный бюст, и изображал тот бюст юного нордического красавца в локонах, на плечах которо- го вспушились разлапистые эполеты. Даже самый продвинутый фанат Пушкина не сумел бы усмотреть здесь и отдалённое сходство с поэтом. Но при этом не походил он и на Лер- монтова, Некрасова, Пржевальского и Маркса. В поисках разгадки заинтригованные участ- ники действа вспомнили о своей грамотности, с усилием перевели глаза с бюста на поста- мент и начали усердно читать и перечитывать надпись, вразумительно оповещающей: «Поручик ЖОРЖ ДАНТЕС , 1812—1895». Если ошеломить - означает наполовину победить: то победа была полной. Зрелище настолько отшибало мозги, что в поисках реальности и логики всем даже показалось на миг, будто так и должно быть, и по какой-то причине, ко- торую все просто упустили из виду, они и собрались здесь на открытие памятника именно Дантесу. Отдав дань кошмара нетривиальному памятнику, перенеслись дикими взорами и помрачневшими умами на автора творения. Тут руки на бёдрах сложил хмурый мэр, а ка- питан милиции, напротив, переложил руки на кобуру. В этом средоточии внимания скуль- птор необыкновенно замедленно, впившись в Дантеса, поднял кулаки на уровень ушей по- добно громовержцу, мечущему стрелы в быка, Рывками вобрал воздух и выпустил взмыв- шую фистулу: «Убью-ю-ю-ю-у». Это выглядело так, словно он не может перенести вида убийцы Пушкина и сжигаем праведной местью. Реакция достойная патриота, но никак не объясняющая феномена живучести Дантеса и появления его здесь вместо убитого им по- эта. Если бы это был не Дантес, а Ленин, все бы решили, что скульптор в белой горячке или же просто по привычке изваял того, кого ему заказывали всю жизнь. Но Дантеса, черт по- бери, никто же и никогда не лепил!.. За спиной скульптора и на приличествующем отдале- нии стояла группа его приятелей во хмелю и они тоже выглядели обескураженными транс- формацией памятника, который собственноручно устанавливали. Учитывая торжествен- ность повода и время дня, они уже безусловно находились в пристойном градусе. Поэтому никакого злого или циничного умысла не было у того, кто первым обрёл дар речи и с бла- городным возмущением пробубнил, имея в виду интонацией древнего анекдота осудить происходящее: — Идут, понимаешь, по площади два снайпера... мля! и один говорит: — Слушай, не пойму я — почему памятник Пушкину? Ведь Дантес попал! Ну?!. И тут напряже- ние лопнуло истерическим гоготом и долго неудержимым. Визгливо хохотала культур- дама со смазанным лицом, трубно ржал капитан, бесперебойно и хрюкал директор гимна- зии и раскатисто грохотал мэр, все приседали, тыкали пальцами, держались за животы, то- пали ногами, хлюпали, икали, стонали и падали. Детишки, разделяя общее настроение, за- ливисто подсмеивались и прыгали на месте. Радио-журналистка в джинсах сжимала колен- ки и отползала в задние ряды — с ней произошла маленькая авария. Знатоки в паузы хохо- та вставляли от полноты чувств народные междометия, звучавшие так любовно и уместно, что никого не шокировали. И среди этой вакханалии судорог, колик и спазм бесчинствую- щих любителей отечественной словесности один только скульптор хранил скорбь камен- ную . Он раскачивался и утирал пот. И губы его беззвучно шептали традиционные слова: «где самое приличное — "суки"». Скандал вышел страшенный. Первым опомнился фотог- раф: бешено защёлкал камерой и удрал раньше, чем успели схватить: продавать уникаль- ные снимки куда угодно можно. Кара настигла папарацци вдогонку. Мэр тут же проорал: «фотографа из газеты уволить». Вторым привёл себя в чувство этим криком сам мэр. Он продемонстрировал скульптору профессионально сложенный кулак с набитыми костяшка- ми, пнул цветочный горшок в колено директору гимназии, кивнул капитану на памятник и, хлопнув дверцей машины, отбыл прочь. Капитан отрывисто приказал грузить бюст в луно- ход. Туда же втолкнули скульптора и увезли обоих государственных преступников в мен- товку. Зрители сопроводили это комментариями в том духе, что наконец-то Дантеса постиг- нет справедливое возмездие. Это тебе не либеральный царизм, жаль что только бюст – от- бить почки не удастся. Вторым рейсом в ментовку доставили и постамент, привели в ком- плектное состояние вещь. док. Рай. милиция бросила изображать работу и сбежалась смот- реть криминальное чудо. Им пересказали событие, все долго и счастливо хохотали. Отсме- явшись, взялись за скульптора. Треснули пару раз для большей вразумительности и начали снимать показания. Скульптор побои принял с пониманием, почти поблагодарил за сдер- жанность, и изъявил полную готовность чистосердечно и бескорыстно помочь следствию всем, чем может. Дознание: «Вам известно, как этот бюст оказался на месте, предназна- ченном не для него, а Пушкину? - Нет! Клянусь — нет! Неизвестно! - Так. А где же Пушкин? - Не знаю! Я сам его устанавливал! Не знаю! - Что же он - пешком ушёл? Так у него ног нет, это бюст. Или его опять в ссылку отправили? Или не понравилось ему у нас? — пошутил ка- питан. Он вёл допрос лично: ему было любопытно. - Клянусь - ставил! Но не знаю! - Хоро- шо. Так и запишем. А вы вообще кого делали? - Я делал. Я делал Пушкина. Есть свидетели. Комиссия принимала. - Это мы проверим. А кто же сделал Дантеса? Это — Дантес? - спро- сил для верности капитан, не знакомый, как и большинство людей, с внешним обликом знаменитого убийцы-кавалергарда. - Возможно, - неохотно ответил скульптор. - Что значит — возможно? А кто ж это —что ли маршал Жуков? Надпись соответствует? — соответствует! Ты давай не юли! Так и запишем: "Бюст, идентифицированный согласно надписи... как по- ручик... Жорж Дантес..." Так... Вам известно, кто его сделал? - Известно. - Ага. Уже хорошо. Назовите фамилию. - Да чего там - Я. - Что - "я" - Изваял...- Кого изваял? - Дантеса. - Кто? - Я. - Вы? Я... Дантеса, но и Пушкина - тоже! - Зачем? - Пушкина? К юбилею, а Дантеса… Ну, так вышло. - Как вышло?! Тоже к юбилею? - Ну. Получается да. - Зачем? - Это была моя ошиб- ка. — поник скульптор повинно. - Что значит "ошибка"? Как можно так ошибиться, чтобы к юбилею Пушкина сделать памятник Дантесу? Вы что, не любите Пушкина? Я люблю Пушки- на! — горячо опроверг скульптор. - Вы, может, не русский? - Русский, - после крошечной па- узы с достоинством ответил скульптор. Вы вообще Пушкина от Дантеса отличить можете? Вообще — да. Это вот кто? - Видимо, Дантес. - Что значит "видимо"! А где Пушкин?! Навер- но, у цыган. - Каких цыган? - Кочующих.- Скульптор устал и озлобился.- Где? По Бессарабии. Шумною толпой. - Не понял, зачем Пушкин у цыган? - Шампанское пьёт - ему было необ- ходимо опохмелиться и я за ним следить не приставлен, - сказал скульптор. Не жандарм, слава Богу. Вы милиция — ищите, где Пушкин. Капитан применил лёгкую степень физи- ческого воздействия — привстал и через стол дал ему в ухо. - Говори толком,— рявкнул он, — ты все-таки кого больше лепил - Пушкина или Дантеса? - Больше я лепил Ленина. - А как же вышел Дантес? Фамильное сходство? Скульптор пожал плечами. - М-да. Талант. Да я б тебе даже Троцкого не доверил лепить! Тебя об этом Троцкий сам просил? — поинтересо- вался скульптор и для симметрии получил в правое ухо. — И хватит руки распускать... Майк Тайсон! Ты ещё ухо мне откуси! Каннибал! Кто каннибал? — зловеще спросил капитан. А кто меня хотел заставить Троцкого лепить? При чём тут Троцкий? - А при чём тут каннибал? Капитан помолчал и спросил проницательно и мирно: «Тебе что, опохмелиться надо?» - Ну. - Так бы и сказал. Он вышел и вскоре вернулся со стаканом, где было граммов сто пятьде- сят. - А закусить? - Занюхаешь,— хмыкнул капитан и подержал у него под носом кулак. — И давай сотрудничать со следствием, хватит коту яйца крутить. На, закуривай. Итак. К юби- лею Пушкина ты больше лепил Ленина, но на этот раз получился Дантес. Кто здесь дурак — ты или я? - Вам виднее. - Под дурдом косишь? Излагай по порядку, не своди органы с ума. По порядку оказалось следующее. Опохмелившийся скульптор частично восстановил свои умственные способности, травмированные происшедшим, и сделал заявление: прежде всего он хочет представить оправдательный документ. Заинтригованный капитан отправил на квартиру скульптора сержанта с ключами и инструкциями. Был доставлен красивый бланк с французским флагом, французским же, вероятно, текстом и печатью. Внизу красо- валась размашистая подпись. - Это что? - Благодарность Министерства культуры Франции. - Кому? - Мне за это - Дантеса. - Что-о? Читай! - Я не знаю французского. Капитан шумно вы- шел и подержал голову под холодным краном. Потом он выпил стопарь, понюхал наша- тырь из аптечки и вернулся почти в здравом рассудке. Французский знали два человека в городе: референт мэра и учительница французского из платной гимназии. Учительницу привезли. Она читала, вытаращив глаза и ахнув, засмеялась. - Ну? - Здесь есть ошибки. - Ничего себе, министерство! - Это не министерство культуры. - Что же это ? Дуэтом спели жертва и палач. - Читать как есть? – Переводи всё! - На бланке написано: "Министерство са- мых глупых художников за границами Франции". Блядь... — сказал скульптор. — Простите, пожалуйста, это не вам. - Дальше переводить? - "Мы искренне благодарим этого дурака за его работу. За небольшие деньги он может делать памятник даже козлу. Но эта работа по- может восторжествовать справедливости. Просьба для власти не наказывать его строго. Подпись: помощник старшего ассенизатора - Жорж Клемансо". Так, — сказал капитан. — Да. Это документик. Ничего не скажешь. По существу. Впечатляет. - Ну, блядь, — сказал скульптор. — Простите, пожалуйста, это не вам. - Гм. А на печати что? - А на печати: "Про- летарии всех стран, соединяйтесь". - Соединились на нашу голову. И что вы можете про это сказать? - Я? Про это? Клемансо давно умер. — Ценная информация. Ну ничего... Мы этих... помощников старших ассенизаторов... еще вые... найдём! Учительницу прогнали пешком. Скульптора трижды треснули по башке телефонной книгой и вытянули наконец раз дубинкой по почкам. И капитан лишний раз утвердился во мнении, что подобные про- цедуры надо проводить сразу, без ложного гуманизма. Потому что скульптор резко перес- тал острить, и из него тут же вылетела нужная информация. А именно: Через несколько дней после того, как бюст Пушкина был преждевременно поставлен на полагающееся ему место, к скульптору в гости пришла юная пара приличного вида. Лет по двадцать, а точнее кто их разберёт. Они спросили, может ли он принять заказ на срочное изготовление чугун- ного бюста, и даже достали бумажку с размерами. Скульптор объяснил, что он сейчас без мастерской, так что трудно, но вообще можно воспользоваться мастерской знакомого. Па- рочка намёк поняла, и парень сказал, что готов сразу дать пятьдесят долларов аванса. Сош- лись на ста, учитывая цену глины, литья, квалификацию скульптора и общую трудность жизни. После чего девушка вынула из сумочки два сложенных листка : один - старой и желтой бумаги, а другой —свежую компьютерную распечатку. На обоих были гравюрные портреты в стиле девятнадцатого века, изображающие юного красавца в мундире с эпо- летами. На старом листке, вырезанном явно из книги, портрет был маленький и в три чет- верти, а на новом — крупно, анфас, и не очень четко. Подписей под ними не было. Парень сказал, что это его дальний предок, дворянин и русский офицер. И теперь он, восстановив свою родословную, хочет поставить ему памятник. Деньги есть, но лишний блеск ни к че- му, нужен хороший вкус. Польщённый и обрадованный заказом скульптор ничего стран- ного здесь не усмотрел. На парне были дорогие часы, дорогие кроссовки, цепь на шее, но на бандюгу он похож не был, а скорее юный бизнесмен или сын нового русского. Сейчас модно искать аристократический корень своего генеалогического древа. Тем более, он сказал, что предок был французского происхождения. Скульптор взял стольник, отметил эту удачу и новый рост своей славы, и приступил к исполнению. В мастерской приятеля то- же имелось несколько старых заготовок Ленина. Он выбрал нужный размер и изменил его до кондиции портрета, выданного ему родственником изображённого на этом портрете. Принимать бюст заказчики пришли уже впятером, но он не придал этому значения. Глиня- ный оригинал понравился и был одобрен. Договорились, что через три дня художник сгру- зит уже чугунный здесь же, у мастерской, а те будут ждать и заберут сами; тогда же и пол- ный расчёт. Так и произошло. В тот день шёл дождь, и компания ждала его у подъезда, не вылезая из вишнёвой "Нивы". Бюст перегрузили в их «Ниву» из попутного грузовика, подряженного художником на заводе. «Нива» заметно просела на рессорах, а скульптору честно отдали второй стольник. А кроме того, парень торжественно сказал, что у него есть для скульптора награда. Они зашли в мастерскую, выпили в память предка, и под аплодис- менты друзей заказчик вручил скульптору этот красочный бланк. Он сказал, что его предок был во французской истории не последним человеком, а Франция очень щепетильна в час- ти своего исторического наследия, и когда он сообщил своим недавно найденным, очень далёким, но родственникам в Париже о том, что ставит их общему предку памятник, напи- сали в газете, получили для автора памятника благодарность Министерства культуры Фран- ции —там это вполне принято: пустяк, но всё ж таки дорогое внимание. А где похоронен- то предок? Не так уж далеко. А фамилия-то как? Парень сказал: не то Нерегек, не то Мере- гек. А твоя-то какая? Не суйся, отец, не в свои дела,- сказали ему и укатили. Больше не ви- дел их скульптор. А увидев сегодня этот бюст, он был потрясён до помрачения рассудка. Тем более такая надпись! Клянётся — не подозревал! Номера вишнёвой "Нивы" он, разу- меется, не запомнил. Но внешность юной парочки описал с профессиональной детальнос- тью. Парень был ростом около ста восьмидесяти, атлетического сложения, скуластый, свет- лый, стриженый под ёжик, с круглым подбородком и прямым сжатым ртом, глаза серые, уши маленькие. Девушка же невысокая, фигура очень хорошая, прямо идеальная, класси- ческая фигура и вызывающе сожжённые "кислотные" волосы — не то чтобы вовсе панк, но с отчётливым оранжево-фиолетовым переходом. Лицо продолговато-стандартное, немно- го припухлое, носик вздёрнут, верхняя губка короткая, общее выражение чувственное и да- же сексапильная девушка. По этим характеристикам наблюдательного скульптора состави- ли фотороботы и раздали нарядам. Так что когда позвонили из канцелярии мэра и поинте- ресовались успехами, капитан отрапортовал, что преступники установлены, осталось толь- ко идентифицировать. Это как?.. Это так, что мы уже знаем, какие они, осталось только уз- нать кто. Идиоты... ройте быстрей! Так точно. Пока идиоты рыли, капитан пролистал прес- су, полную юбилейных статей, и отчеркнул абзацы про Дантеса. - Как, говоришь, они тебе назвали якобы фамилию предка? Ну, типа Нерекек... — услужливо наморщился скульптор. — Или Керенег... что-то такое от нарцисса с керогазом. Капитан обвёл ручкой в газете: «мо- жет, Нереккег?» Может, очень похоже. Что ж ты такой тупой. Кроссвордов не решаешь? Ба- рона Геккерена не узнал... лох! А ещё Ленина лепил, а?.. . Скульптор схватил газету и мучи- тельно замычал. В назидание эстетам надо отметить, что пока искусство мычало, милиция работала. И что вы думаете? — нашла! Их взяли вечером у дискотеки "Артемон". Повяза- ли как миленьких и привезли в ментовку. Сначала они фордыбачили. Пришлось немного вразумить. Показали Дантеса. Показали скульптора. Провели очную ставку: они! Показали дубинку. Посмотрев на дубинку, парень ухмыльнулся и сказал: — Ну, как хотите. Пишите: фамилия, имя, отчество. И, сделав таким образом шаг навстречу следствию и оказалось, что он сын мэра. Следствие попятилось. Милиция не любит попадать в яму, которую по долгу службы роет другим. На Дантеса, в конце концов, глубоко плевать, да и Пушкин, хоть и национальный гений, все-таки не отец родной, а мэр — это мэр. Говорят: Пушкин — это наше все. Это преувеличение. Не совсем все. Наше все — это местные власти. Платит тебе не Пушкин, и неприятностей нужно ждать не от него. Капитан позвонил мэру с почтитель- ностью массажиста. Мол, глубоко деликатный вопрос, тут ваша семья может быть затрону- та, не почтите ли присутствием. Мэр прибыл на разборку, вник в вопрос и в ярости явил та- кую крутизну чувств и посулов, что случись это в тринадцатом веке — быть бы татаромон- гольским полчищам побеждёнными – разогнанными скоро. Юпитер, мечущий громы и мо- лнии, рядом с ним показался бы голубем мира, пьющим бром. Когда барабанные перепон- ки отказались выполнять свои функциональные обязанности, а мозги подали заявление о переходе на другую работу, мэр сказал, что займётся делом лично. И в результате его лич- ных занятий выяснилась история, вполне характеризующая натуру козельцев по-своему не менее ярко, чем его древняя героическая оборона и убийство послов. Милые детишки учи- лись в той самой аристократической платной гуманитарной гимназии, директор которой говорил столь прочувственно о культуре и её наглядном наследии. Там собрались лучшие учителя города, и им платили зарплату, достаточную для того, чтобы молодая и незамуж- няя учительница литературы, окончившая Петербургский университет и теперь скучающая в этой глуши, где мало культуры, а теперь главное — от отсутствия личной жизни, возы- мела устроить с десятиклассниками диспут на тему, должен ли был Пушкин рисковать сво- ей жизнью, драгоценной и бесценной для литературы и потомков, дабы следовать идиот- скому светскому предрассудку и идти на дуэль с каким-то недоноском. Она, конечно, гнула к тому, что стреляться было недопустимо. Пушкин принадлежал не себе, а стране и дол- жен был стать выше этой мерзкой интриги. Вполне естественно, что школьники высказыва- ли и другие мнения. Что Дантеса можно было просто заказать. Что можно было обратиться в частное сыскное бюро, и его скомпрометировали бы так, что изгнали не только из слав- ных рядов кавалергардов, но вообще линчевали бы. Что Пушкину следовало как минимум брать уроки стрельбы и стрелять только из знакомого пистолета. И тут учительница сделала промашку. Она раскрыла какую-то книгу с портретом Дантеса и пустила по рядам. Но ког- да школьники увидели мужественного юного красавца, и сопоставили с репутацией жены поэта, как блестящей красавицы, и сравнили с портретом Пушкина на стене кабинета лите- ратуры, где и дискутировали, они как-то задумались. Ибо Пушкин на портрете красавцем не выглядел, и таковым никогда не числился. Девочки сказали, что ревность в мужчине от- вратительна, это чувство собственника, и даже странно, что Пушкин мог быть таков. Маль- чики же заявили, что, несмотря на внешность, если серьёзный человек берет тёлку замуж, то её дело — лизать его без остановки, и следовало просто спихнуть её на лестнице, чтобы она свернула себе шею, и дело с концом. А вот Дантеса, конечно, заказать. Пушкин её взял из глуши, поднял, содержал в роскоши, так она ещё хвостом вертела. Тут учительница воз- разила, что Пушкин был вечно в долгах, жизнь дорогая, жена мотовка, денег всегда нехва- тало. Дело не в уровне жизни, а в вещах более глубоких. Класс серьёзно задумался. Если Пушкин был стар, лысоват и беден, то на что он рассчитывал, женясь на красавице? А Дан- тес — крутой: лейб-гвардеец, стрелок, здоровый, связи в дипломатических кругах. Так он её, простите, Светлана Олеговна, трахал или нет? Уж чтобы для ясности. Учительница пок- рылась пятнами и закричала, что это ужасный цинизм, ничего не было, просто было ком- прометирующее поведение. Это как? Ну... глазки строил, визиты делал. И за это вызывать на дуэль? Хм, а что же тогда Дантесу оставалось делать?.. В конце концов, он же не вино- ват, что баба понравилась. Что же, вообще подойти нельзя? Его бы за отказ от дуэли тоже, наверно, его презирали бы. Нет, Пушкин, похоже, был не совсем прав - погорячился. Что их, развести не могли? Девочки начинают задавать вопросы: «Пушкин держался ли вер- ности жене? Нет, все мужчины, конечно, одинаковы, но всё ж таки Пушкин — может быть, он-то был верным мужем? Учительница начинает сбиваться и путаться, что не в этом дело, дело тут не в верности, а в чести. Бросьте крутить, Светлана Олеговна, ходок был Пушкин, да? Девочки, как у вас язык поворачивается! Вы понимаете, что речь о великом гении рус- ской поэзии! Ясно - говорят девочки, - ему можно, ей – нельзя. Это проходили. А ей, значит, и не пофлиртовать с красивым мужчиной. Кстати, у неё дети были? Сколько? Четверо, шес- теро?! Ничего себе!.. Мать-героиня... бедная. А это правда, что она ещё не всех доносила? А сколько лет было? Двадцать пять?! Это она уже столько детей родила, и вот, под конец мо- лодости... так что ж, если ей захотелось от этой жизни хоть трахнуться на стороне, так муж уже с волынкой везде забегал? "Вот скотина..." — отчётливо произнёс кто-то, и учитель- нице почти стало дурно. Самое ужасное, что ей тоже было двадцать пять лет, и она пред- ставила себя в положении Натальи Николаевны, и представила Дантеса, и осудила её ещё раз в душе страшно, но чувства совершенно же разделила. А мальчики интересуются даль- нейшей судьбой Дантеса, и выясняют, что женился он вообще на сестре Пушкинской жены, и уволили его из рядов вооружённых сил без пенсии, и вынужден он был свалить за бугор и, можно сказать, провёл жизнь почти в бегах и бедности. И находят это несправедливым, потому что разборка была честной. Выстрел в Пушкина сделал не по понятиям. И все начи- нают жалеть Дантеса, потому что это что же — все против него, от грязи не отмыться. В чём он, собственно, виноват? Все это, заметьте, те самые дети тех самых полукриминальных во- ротил районного масштаба, хапнувших кусок в период дикого накопления начального ка- питала, которые дети, по уверениям и прогнозам либеральных культуртрегеров, должны стать образованными, моральными, меценатами, чистыми душой от грязных денег отцов. Третьяковы, Щукины, Саввы Морозовы. Мол, всегда так бывает. Трудно сказать, как быва- ет всегда, но что деньги родителей придают детям самостоятельность в отношении даже к устоявшимся фактам истории — это точно. Потому что класс стал резко хуже относиться к Пушкину. Юношеский негативизм, что вы хотите. Возможно, главная причина тут в том, что в душе они стихов Пушкина не любили. Может, не доросли. Школьники вообще не любят того, что изучают по обязательной программе. Предпочитали они из поэтов Гребенщикова и Иртеньева, а из прозаиков — Бушкова и Дашкову. И теперь они не только друг другу ста- ли признаваться, что от "Капитанской дочки" их тошнит и читать скучно "Дубровского" так просто невозможно, язык сломаешь и вообще никак, — они в этом учительнице призна- ваться стали. Там был в классе очкастый один сомнительной внешности, так этот несчаст- ной учительнице просто печёнку выел. — С чего бы это, — спрашивает, — русалка на ветвях сидит? И как она со своим рыбьим хвостом на дерево забралась, и с какой целью? Этим моментом учительница никогда не задумывалась. Ну, мифологический образ. А класс ржёт обидно и нагло. Ну негде им прочесть, что древнерусская русалка — полуптица, а не полу- рыба, это как-то обычно мимо комментариев к тексту проскакивает. А телевизор каждый день долбит, сколько дней осталось до дня рождения Александр Сергеича, и как народ его читает — от дошколят и бомжей до банкиров и политиков. И если раньше класс при этих кадрах слегка терзался своей низкой культурой и непониманием классической поэзии, то теперь приходит в дикое раздражение и считает это все фальшью и враньём. Поспорили с учительницей: стали подряд останавливать перед гимназией на улице людей и предлагать процитировать четыре строчки Пушкина. Примерно треть говорила: "Мой дядя самых чест- ных правил". Из этой трети ещё половина помнила чудное мгновенье. Прочие стеснитель- но пыхтели или же говорили слова, отсылающие реже к Пушкину, а чаще гораздо дальше. Из чего класс сделал вывод, что любовь народная — такое же вранье, как политика, налоги и здоровье алкоголика Ельцина. И прав был Пушкин —нечем тут дорожить. Эта война дошла до директора, и он натянул учительницу по самые помидоры. Простите, ради Бога, грубую непристойность вполне устойчивой идиомы, не включённой в литературную норму, но исправно входящую в активный лексическо-грамматический запас большинства населе- ния. Это школьники так и выразились, когда любимая учительница вышла из директорско- го кабинета пунцовая и вела урок с истерическими нотами: "Натянул дир Светлану Олегов- ну по самые помидоры". Учительница в ультимативной форме заявила, что Пушкин — ге- ний, а они — кретины и сволочи!.. На дворе стоял конец марта, и у неё был сексуальный невроз. Она была сочная брюнетка с огненными глазами, а мужика у неё не было, поэтому были головокружения, ночная потливость и эротические сновидения. Вот она и дёргалась. И если она думала, что семнадцатилетние школьники все это не понимают — она это зря думала, потому что школьники всё видят, и даже в одиннадцать лет такие вещи понимают прекрасно и называют своими именами. Но уж эти имена мы здесь приводить не будем, это чересчур. Хотя эти слова тоже все знают. Что все знают — плевать, вот что Пушкин их знал — это открытие поразило класс. Они подозревали это, но подозревать — одно, а убе- диться —другое. Это опять гнусный очкарик устроил.  перейти в каталог файлов | Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |