Главная страница
Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей
qrcode

Виндельбанд В. - Философия культуры. Избранное(... Виндельбанд в. Философия культуры избранное


НазваниеВиндельбанд в. Философия культуры избранное
АнкорВиндельбанд В. - Философия культуры. Избранное(.
Дата23.02.2017
Размер1.25 Mb.
Формат файлаpdf
Имя файлаVindelband_V_-_Filosofia_kultury_Izbrannoe.pdf
оригинальный pdf просмотр
ТипДокументы
#9890
страница14 из 34
КаталогОбразовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей
Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   34
133
Эти мысли намеченные уже в античном скептицизме, были углублены средневековыми логиками, например Оккамом, и скептиками эпохи
Возрождения, в особенности Санчесом, приняты Декартом переработаны
Гоббсом в учение, согласно которому вся чувственная картина мира в качестве субъективного образования не может бы отражением гипотетического оригинала. Позже JIoкк модифицировал этот полученный при первой попытке результат признал "субъективность" только чувственных качеств, в понимании же форм пространства и времени он возвратился к тому, что они должны рассматриваться как отражения абсолютной действительности. Этим он положил начало представлению о мире современного естествознания, которое нынешние представители этой науки только по недоразумению обычно связывают с
Кантом.
Но добытое таким путем воззрение, что истину нужно искать не в "совпадении" представлений с предметами, а лишь в совпадении представлений между собой, - это воззрение можно бы назвать имманентным понятием истины, - далеко не настолько свободно от метафизических предпосылок и от допущения определенного отношения между вещами и представлениями, как это часто предполагается странным образом даже в философских .исследованиях; оно отнюдь не исчерпывается, как это могло бы казаться с первого взгляда, чисто имманентным отношением между" представлениями. Ведь то, что два представления различаются друг от друга и не совпадают между собой, отнюдь не есть само по себе какой-либо недостаток или что-либо нежелательное и неправильное; это видно уже из того, что весь процесс мышления покоится на различении представлений.
Поэтому требование, чтобы два представления известным образом совпадали между собой, ставится только при том предположении и правомерно только в том случае если оба они "относятся" к одному и тому же предмету.
134
Можно конечно, отвлечься при этом от обыденного мнения, что их задачей является отражение определенного предмета и что потому-то они и должны походить друг на друга; но все же требование совпадения их имеет смысл только постольку, поскольку оба они относятся к некоторому общему X,
которое они должны представлять в сознании, хотя бы и не в качестве отражения. Без этого отношения к одной и той же реальности нельзя было бы вообще знать, какие именно из бесчисленных представлений надлежит сравнивать друг с другом и считать совпадающими для получения имманентной истины.
Как бы многообразны ни были повороты и толкования этого воззрения, истина всегда будет заключаться для нее в отношении представления к абсолютной действительности, для которой представление будет "знаком",
"выразителем" или необходимым и постоянным следствием. Вместо чувственного отношения мы имеем понятийное, вместо созерцательного отношения - абстрактное, вместо "отражения" говорят о каузальности. Наши представления уже не образы вещей, а их необходимые воздействия на нас, и поэтому здесь, как и в других случаях, нет необходимости полагать, что действие должно быть отражением его причины.
Это воззрение очень убедительно. Оно не нуждается в невозможном сравнении вещей с представлениями и как будто легко, просто и полностью укладывается в рамки каузального понимания мира. К системе вещей принадлежит и представляющее сознание, а к изменениям в состоянии вещей, которые закономерно совершаются в системе закономерных естественных функций, принадлежит и возникновение в сознании представлений под действием других вещей. Мы не ошибемся, если предположим, что такой способ представления свойствен большинству людей современной науки. Только не надо называть его кантовским, ибо это только предварительная ступень "Критики", преодоленная Кантом. Только не надо называть этот способ теорией познания, ибо в ней в качестве предпосылки содержится завершенная метафизика. Только не надо называть его объясняющей теорией, ибо он - гипотеза, причем из числа тех, которые никогда не могут быть верифицированы.
135
Если мы не знаем о вещах ничего, кроме того, что они воздействуют на нашу "представляющую деятельность", то на основании какого понятия истины можно судить об истинном самого этого допущения? Где тот воспринимаемый факт, с которым должна совпадать эта теория? Признанное в гипотезе действие вещей на представляющую деятельность само никогда не может быть воспринято, так как, согласно самой гипотезе, всякое
.восприятие есть лишь комбинация представлений и никогда не содержит в себе самих вещей. Или, может быть, это воззрение должно быть "истинным" в том смысле, что высказанное в нем каузальное отношение между вещами и нашими представлениями есть мысленное выражение, т.е. отражение того отношения, в котором те и другие стоят друг к другу realiter, in natura rerum?
*)

Но тогда мы опять вернулись к старому представлению о совпадении мышления с бытием!
И действительно, в основе этой гипотезы тайно лежит все тот же исконный предрассудок. Все теории английских и французских философов XVIII в., отрицающие за человеком способность познавать "вещи в себе", содержат известный акт резиньяции и имеют поэтому скептический оттенок. Наше знание - таков общий вывод этих теорий - собственно должно бы быть отражением вселенной; к сожалению, этого нет в действительности, и потому высшее, чего мы можем достигнуть, - это воспроизводить в сознании реальные отношения вещей постольку, поскольку мы можем видеть в наших представлениях действия неизвестных вещей. Учение об имманентной истине есть лишь частичный отказ от достижения трансцендентной истины, за которой сохраняется значение руководящей нити.
Нам необходимо было наметить эти очертания сложной истории понятия истины, чтобы сделать понятной полнейшую оригинальность теории познания Канта.
*)
Реально, соответственно природе вещей (лат.).
==136
Отправной пункт его критической философии лежит, как это можно показать из его биографии в исследованиях им вопроса, "на чем основывается отношение того, что зовется нашим представлением, к предмету, и совершенно новое в его обсуждении этого вопроса заключается в том что он не кладет уже в основу своей постановки вопроса популярную противоположность между бытием и представлением; поэтому и при разрешении вопроса он не пользуется более ни чувственными схемами, ни понятиями рефлексии, при помощи которых до него разрабатывались эти теоретико-познавательные проблемы. Ни одна из этих схем и форм рефлексии не способна изобразить такое отношение между мышлением и бытием, из которого можно было бы вывести различие между истинными и ложными представлениями. Таинственная "связь" представлений с предметами должна быть поэтому сведена к другому отношению, свободному от метафизических предпосылок и связанных с этим трудностей.
Это отношение Кант находит в понятии правила
*)
. Если согласно обыденному пониманию "предмет" - оригинал, с которым должно согласоваться считающееся истинным представление, то, рассмотренный со стороны самой способности представления, он лишь правило, по которому должны располагаться определенные элементы представления, чтобы в этом порядке быть общезначимыми. Элементы деятельности представления, так называемые ощущения, могут быть в каждом индивиде приведены
согласно психологической необходимости ассоциации в любые комбинации и последовательности рядов; но о "предметном" мышлении речь может идти лишь постольку, поскольку из бесконечного числа возможных комбинаций лишь известные виды упорядоченности оказываются такими, которые надлежит мыслить.
*)
Это наиболее трудное исследование составляет в критике.
Трансцендентальную дедукцию чистых рассудочных понятий".
137
Каждый индивид способен соединять по своему усмотрению элементы представления; однако в каждом отдельном случае правильно лишь одно из них, т.е. лишь одно может считаться по своему значению значимым для всех обладающих представлениями людей. Всякое мышление, притязающее на то, чтобы быть познанием, содержит соединение представлений, которое есть не только продукт индивидуальной ассоциации, а может служить правилом для всех, кому важна истинность мышления. Следовательно, то, что для обычного предположения есть "предмет", который должен быть отражен в мышлении, для непредвзятого рассмотрения правило соединения представлений.
Заключено ли в нем нечто большее, мы не знаем, да нам это и не нужно знать. Покоится ли это правило на абсолютной, независимой от всякой способности представления реальности, основано ли оно на "вещи в себе", принадлежит ли оно некоей "высшей" способности представления,
"трансцендентальной апперцепции" или "абсолютному Я", - этого мы никогда не узнаем. Нам достаточно констатировать, что в наших ассоциациях представлений существует различие между истиной и заблуждением основанное на том, что лишь те соединения представлений, которые должны быть признаны истинными, совершаются по правилу значимому для всех.
На первый взгляд может показаться, будто это новое понятие истины, зиждущееся на понятии правила и общезначимость содержит больше предпосылок, чем другие, будто в нем необходимостью содержится метафизическое допущение множеств мыслящих субъектов, и оно поэтому заменяет более общую гипотезу о соответствующей представлениям действительности гипотезой значительно более специальной и спорной. В действительности это совсем не так. Ибо определяя "правило" как нечто, имеющее значение для всех, мы пользуемся производным принципом посредством которого то, что мы имеем в виду, становится более наглядным и соответствующим нашему способу представления.
138

Но уже индивидуальное сознание - вне всякого отношения к сознанию других обнаруживает, что некоторые из его представлений совершаются по необходимому правилу, другие же просто возникают в нем и не могут притязать на какую-либо нормативность. Общезначимость - лишь вывод из нормативности применительно к эмпирическому миру представляющих субъектов. Уже отдельное сознание уверенно различает между тем, что мыслится на основании правил, и тем, что не находится ни в каком отношении к ним, и, лишь привлекая множество мыслящих и стремящихся в своем мышлении к истине индивидов, мы обнаруживаем, что это "правило" должно быть для всех одним.
Следовательно, кантовская философия совсем не уничтожает предметы, в чем ее часто обвиняли; ее "идеализм" отнюдь не состоит в утверждении, что во всем мире не существует ничего, кроме человеческих представлений. Но она утверждает, отрезая путь ко всякой метафизике, что предметы для нас - не более чем определенные правила соединения представлений, правила, которым мы должны следовать, если хотим мыслить согласно истине. Что могут означать эти правила в других отношениях, нас не касается, ибо мы не в состоянии с каким-либо основанием представить себе даже малейшее о них. Кант отвергает всякое метафизическое истолкование этих правил; тем больше изощрялись в этом его последователи.
Допустим, что я получаю восприятие, что в настоящую минуту на определенном расстоянии от меня наивное сознание полагает, что правильность данного восприятия основана на том, что все это в том же самом виде действительно существует независимо от меня; Кант, наоборот, показывает, что "истинность" этого утверждения состоит в том, что представления о данном моменте времени, данном положении в пространстве, данной величине и форме, данном цвете и т.д. соединяются на основании правила, которое имеет значение независимо от всякой индивидуальной ассоциации и потому должно являться руководящим для всякого мыслящего существа.
139
Ясно, что это понимание ничего не изменяет в условиях обычной деятельности представления; оно лишь исправляет то толкование, которое с давних пор было принято на основании известного предрассудка выражавшегося в рефлективных понятиях бытия и представления и чувственной схеме их отношения. То, что называли, не умея до конца продумать свою мысль, предметом, Кант определяет как правили соединения представлений.
Нет никакого смысла спрашивать ни о соединяемых элементах, ни о формах этого соединения, спрашивать, не служат ли они отражениями какой-то
абсолютной действительности, не находятся ли они в каком-либо отношении к ней; все дело лишь в том, что в хаосе представлений совершаются известные соединения, которые признаются значимыми и значимыми для всех. В бесконечном многообразии представлений находятся и такие, которые соответствуют общезначимому правилу, норме. Истина - это нормативность мышления.
Оказывается, что каждое частное правило, создающее нормативность отдельного соединения представлений и тем самым его "предметность", зависит от более общей формы соединения представлений: частное правило обоснованно лишь в том случае, если оно есть частный случай применения общей формы соединение представлений. Если два ощущения, А и В, следует представить себе как одновременные свойства одной и той же вещи, то это возможно лишь посредством применения общего правила, по которому вообще следует соединять различные по своему содержанию представления в форме субстанциальности и имманентности. Таким образом, все частные нормативные соединения представлений подчинены в последней инстанции ряду общих правил соединения, образующие предпосылки нормативного мышления вообще. Вне этих предпосылок нет мышления, которое, выходя за пределы естественной необходимости ассоциации, могло бы притязать на истину. Всякое научное, т.е. нормативное и общезначимое мышление, основано на постоянном применении этих общих правил; задача философии - довести до сознания людей эти высшие нормы мышления, стремящегося к истине.
140
Устанавливая правила нормативного мышления, философия обосновывает деятельность остальных наук, направленную на их отдельные "предметы".
Она ищет общие предпосылки, которые в качестве нормативных определений правильного мышления лежат в основе всякой научной работы.
Она ищет те "предвзятые суждения", без которых все отдельные суждения повседневного знания и сциентистского прогресса лишились бы опоры и повисли бы в воздухе. Она очерчивает контуры теоретического нормативного сознания человека и указывает правила, которым должно следовать всякое мышление.
Таково в общих чертах содержание этой удивительной книги, столетие со дня появления которой мы празднуем, содержание "Критики чистого разума". Философия уже не должна быть отражением мира, ее задача - довести до сознания нормы, которые придают мышлению ценность и значимость.
Но именно поэтому эта книга, которая хочет быть лишь критикой познания, указывает на то, что находится за ее пределами. Она показывает, что задача
науки заключается не в том, чтобы отражать мир, а в том, чтобы противопоставить игре представлений нормативное мышление, и вершина ее философии - формулировать последние, обосновывающие все остальное, принципы нормативного мышления. Вместо картины мира, которую искала греческая философия, выступает самоуяснение, посредством которого дух доводит до своего сознания собственный нормативный закон. Однако если понимать задачу философии таким образом, становится ясно, что с установлением норм познающего сознания решена лишь самая незначительная се часть. Ибо существуют и другие области деятельности человеческого духа, где, независимо от знания, также обнаруживается нормативное законодательство, сознание того, что Ценность отдельных функций обусловлена известными правилами, которым должна быть подчинена индивидуальная жизнь.
141
Наряду с нормативным мышлением существует нормативное воление и нормативное чувствование: все три обладают равным правом. После того как
Кант отверг мнение, согласно которому правильное мышление должно давать отражение бытия, само собой исчезает и притязание мышления обладать всей истиной и черпать ее из себя: значение норм распространяется на всю духовную жизнь.
Пока истину рассматривали как совпадение представления с вещью, ее можно было, конечно, искать только в мышлении, ибо такого рода совпадения не существует ни в нравственном поведении, ни в эстетическом восприятии. Но если под истиной понимать вместе с Кантом норму духа, наряду с теоретической истиной существует также истина этическая и истина эстетическая. Поэтому Кант написал после "Критики чистого разума",
"Критику практического" и "Критику эстетического разума", и лишь три этих великих труда в своей совокупности составляют его философию во всей ее полноте. Мы не можем, собственно, говорить о его миросозерцании, ибо он не может и не хочет дать картину мира. Вместо этого он дает нам нормативные законы духа, охватывающие всю жизненную деятельность человека. Он точно отграничивает значимость каждого из них, обосновывая его субъективно, приписывает каждому ту ценность, которой он обладает в целостности нашего нормативного сознания, и показывает, как все эти законы без каких-либо противоречий объединяются в систему, чье завершение мы можем лишь предполагать.
Поэтому если речь шла о дополнении, которое Кант искал, исходя из недостаточности научного познания, в этическом и эстетическом сознании, то это не следует понимать как аналогию с прежними попытками скепсиса "дополнить" знание убеждениями и чувствами. Цель Канта остается непонятой, и его учение толкуется совершенно неверно, если полагать,
будто Кант показал, что наука может дать лишь картину мира "явлений", а "вещи в себе" ни в коей степени "познаны" быть не могут и что для обретения миросозерцания надо обратиться к необходимым предпосылкам нравственного сознания и к гениальной интуиции искусства.
142
Истина заключается в том, что Кант вообще устранил понятие "миросозерцания" в прежнем смысле, что отражение действительности вообще лишено для него смысла и что поэтому в его учении нет ничего о том, как знание, вера и созерцание могут "дополнять" Друг друга в создании этой картины мира. Кант видит задачу философии в установлении "принципов разума", т.е. абсолютных норм, и показывает, что они отнюдь не исчерпываются правилами мышления, а получают свое полное выражение лишь в сочетании с правилами воления и чувствования. Норма науки образует лишь часть общего установления высших ценностей; наряду с ним, самостоятельно и полностью независимо от них, сохраняют свою значимость нормы нравственного сознания и эстетического чувства. В нашем разуме корни нашего мышления так же глубоки, как корни нашей нравственности и искусства; лишь из всех трех в их совокупности создается не картина мира, а нормативное сознание, которое должно с "необходимостью и общезначимостью" возвышаться над случайным течением индивидуальной жизнедеятельности как ее мера и цель.
Так, в лице величайшего философа наука признала в качестве определяющих сил высшей истины также этическое и эстетическое сознание. Она призывает к высокому единению сознание общественного долга и гений искусства.
Этим она выражает общее сознание современной культуры и, путем совершаемого ею преобразования понятия познания, обретает возможность примирить противоречия, содержавшиеся в основах современного сознания.
Такова новая система философии, которую создал Кант и которую основала "Критика чистого разума". В отдельных учениях, посредством которых Кант именно в основном своем труде освобождает поставленную им совершенно новую задачу от предпосылок прежнего мышления, можно нередко подметить следы их весьма сложного происхождения.
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   34

перейти в каталог файлов

Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей

Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей