Буковский В. - И возвращается ветер... (Биографии и мемуары) - 2007. Владимир, шобя фотография на обложке Natalia Pohla

И возвращается ветер...
33
оказалось весьма кстати, — тюрьма-то у нас давно была, а вот человеческого лица сильно не хватало. А потому не успевала иногда закончиться наша очередная голодовка, как надзиратели тайком сообщали нам подробности пере­
дач Би-би-си или радио «Свобода» об этой самой голодов­
ке — даже их увлекла эта радиовойна.
Забеспокоились и кремлевские вожди — очень их стало заботить, что тускнеет фасад великого здания. Ах, это все­
гда так некстати! Вот в тот самый момент, когда пролета­
рии всех стран готовы были наконец соединиться и вопло­
тить вековую мечту человечества, в тот самый миг, когда все усилия народов надо направить на борьбу с диктатурой в Чили или с апартеидом в Южной Африке, — вдруг вы­
плывают какие-то зэки, какие-то голодовки, пайки, грам­
мы и градусы.
Это отвлекает трудящихся, помогает мировому импе­
риализму, отдаляет светлое будущее.
А с другой стороны, менялось настроение и самой го­
сударственной машины: не было больше того революци­
онного пыла и рвения — расстрелял его Сталин в 30—40-е годы. Все больше деревенел аппарат, захватывали его чи­
новничья апатия, боязнь ответственности, боязнь началь­
ства, добротное бюрократическое равнодушие. Обросли законами, инструкциями, постановлениями, и не всегда понятно было, как их толковать. Лучше всего, конечно, доложить наверх и ждать распоряжений. Сверху же распо­
ряжаться не спешили. Сверху любили в основном наказы­
вать чиновников за нерадивость, спускали все новые ин­
струкции, постановления, которые опять надо было ис­
толковывать как-то, примирять их вечные противоречия.
И пухла голова у начальника тюрьмы.
Ему и понятно, что всякая инструкция должна быть использована против зэков, но вот до какой степени? Пе­
регнешь немножечко, поприжмешь их покрепче, и гля­
дишь — голодовка. Опять завопят из Лондона, Мюнхена, из Вашингтона. А это значит, что недели через три-четыре нагрянет комиссия из Москвы. «Как же так, товарищи?
Поддались на провокацию мирового империализма!» Ко­
нечно же, найдут какие-нибудь неполадки, недоделки, за­
пишут, укажут, поставят на вид, а то и снимут — у каждо­
го чиновника ведь пропасть врагов, так и норовят подси-
2 Буковский В.

34
Владимир Буковский
деть, занять место, вырвать кусок из глотки. Поэтому офи­
церы и начальники тюрьмы тоже слушают западные ра­
диостанции, крутят по ночам приемники, спрашивают друг друга наутро: было вчера что-нибудь? Было — значит, жди комиссии. Вздыхают старые тюремщики: распустили вас, двадцать бы лет назад!..
Но и мы уже далеко не те кролики, что умирали молча и безропотно. Мы поняли великую истину, что не винтов­
ка, не танки, не атомная бомба рождают власть, не на них власть держится. Власть — это покорность, это согласие повиноваться, а потому каждый, отказавшийся повино­
ваться насилию, уменьшает это насилие ровно на одну двухсотпятидесятимиллионную долю. Мы прошли через уча­
стие в правовом движении, прошли хорошую школу в ла­
герях, мы знаем, какую сокрушительную силу имеет чело­
веческая непокорность. Знают все это и власти. Давно уже отбросили они в своих расчетах всякие коммунистические догмы. Не нужно им больше от людей веры в светлое буду­
щее — им нужна покорность. И когда нас морят голодом по лагерям или гноят по карцерам, добиваются от нас не веры в коммунизм, а покорности или хотя бы компро­
мисса.
Во Владимирскую тюрьму нас собрали по всем лаге­
рям — самых непокорных, самых упрямых: голодовщиков, забастовщиков и жалобщиков. Здесь почти не было людей случайных, а те немногие случайные люди, которые попа­
дали к нам, поневоле встраивались в нашу линию обороны.
В соседних камерах сидели зэки на особом режиме, по таким же статьям, как и наши. Большинство их, однако, были люди случайные — в основном уголовники, проиг­
равшиеся в карты или еще как провинившиеся перед сво­
ими сокамерниками. Чтобы избежать расплаты, эти люди расклеивали в своем лагере листовки или делали себе ан­
тисоветскую татуировку, — им добавили срок и посадили на этот вот особый режим как «политических рецидивис­
тов». Конечно же, по существу, психологически, они оста­
вались уголовниками. И что удивительно: у них, на осо­
бом, режим ничем не отличался от режима сталинских ла­
герей. То же начальство, те же надзиратели относились к ним совсем иначе, чем к нам: их били, унижали, они дра-

И возвращается ветер...
35 лись между собой за пайку хлеба, они предавали друг дру­
га — какая уж там оборона!
До 1975 года нас, политических, на работу не гоняли: тюремное начальство считало это нецелесообразным. Зна­
ли они по прошлым годам, что большинство на работу не пойдет, а кто и пойдет, все равно норму делать не будет.
Невыгодно было это тюрьме — держать рабочее помеще­
ние, вольнонаемных мастеров и добавочный план на нас, не получая реальной выработки. Весной же 75-го — в ожи­
дании Хельсинки, что ли, — Москва распорядилась иначе: приказано было заставить нас работать.
Принудительный труд и вообще-то унизителен для че­
ловека. В условиях же тюремной системы, где 60 процентов заработка вычитается тюрьмой на нужды охраны, а из ос­
тавшейся суммы вычитается стоимость твоего питания, одежды и содержания, где работа — это средство твоего перевоспитания, где отнимает она 8 часов в день при шести­
дневной рабочей неделе, притом нормы выработки искус­
ственно завышаются, чтобы сделать труд непосильным, — в таких условиях труд неприемлем для уважающего себя человека.
Естественно, мы отказались. И началась долгая осада.
Всех нас — как злостных отказчиков — по нескольку раз протащили через всевозможные виды наказания: только на строгом режиме я за это время просидел полтора года
(это из неполных двух!). Другим больше досталось карце­
ров, кое-кто просидел там по 60 и даже 75 суток. Нам пре­
секли переписку с родными, лишили свиданий, продук­
тов. Война шла безжалостная, на износ. Каждый понимал, что проиграть нельзя. Поэтому, кроме обычных методов обороны — голодовок и нелегальной передачи информа­
ции на волю о беззакониях в тюрьме, — мы применили и несколько неожиданный метод: завалили официальные инстанции буквально лавиной жалоб.
Нужно знать советскую бюрократическую систему, что­
бы понять, какой это давало эффект. По существующим в
СССР законам каждый заключенный имеет право пода­
вать жалобы в любые государственные или общественные учреждения и должностным лицам. Жалоба должна быть отправлена тюрьмой в трехдневный срок с момента ее по­
дачи. За это время начальство должно написать сопровож-

34
Владимир Буковский
деть, занять место, вырвать кусок из глотки. Поэтому офи­
церы и начальники тюрьмы тоже слушают западные ра­
диостанции, крутят по ночам приемники, спрашивают друг друга наутро: было вчера что-нибудь? Было — значит, жди комиссии. Вздыхают старые тюремщики: распустили вас, двадцать бы лет назад!..
Но и мы уже далеко не те кролики, что умирали молча и безропотно. Мы поняли великую истину, что не винтов­
ка, не танки, не атомная бомба рождают власть, не на них власть держится. Власть — это покорность, это согласие повиноваться, а потому каждый, отказавшийся повино­
ваться насилию, уменьшает это насилие ровно на одну двухсотпятидесятимиллионную долю. Мы прошли через уча­
стие в правовом движении, прошли хорошую школу в ла­
герях, мы знаем, какую сокрушительную силу имеет чело­
веческая непокорность. Знают все это и власти. Давно уже отбросили они в своих расчетах всякие коммунистические догмы. Не нужно им больше от людей веры в светлое буду­
щее — им нужна покорность. И когда нас морят голодом по лагерям или гноят по карцерам, добиваются от нас не веры в коммунизм, а покорности или хотя бы компро­
мисса.
Во Владимирскую тюрьму нас собрали по всем лаге­
рям — самых непокорных, самых упрямых: голодовщиков, забастовщиков и жалобщиков. Здесь почти не было людей случайных, а те немногие случайные люди, которые попа­
дали к нам, поневоле встраивались в нашу линию обороны.
В соседних камерах сидели зэки на особом режиме, по таким же статьям, как и наши. Большинство их, однако, были люди случайные — в основном уголовники, проиг­
равшиеся в карты или еще как провинившиеся перед сво­
ими сокамерниками. Чтобы избежать расплаты, эти люди расклеивали в своем лагере листовки или делали себе ан­
тисоветскую татуировку, — им добавили срок и посадили на этот вот особый режим как «политических рецидивис­
тов». Конечно же, по существу, психологически, они оста­
вались уголовниками. И что удивительно: у них, на осо­
бом, режим ничем не отличался от режима сталинских ла­
герей. То же начальство, те же надзиратели относились к ним совсем иначе, чем к нам: их били, унижали, они дра-

И возвращается ветер...
35
лись между собой за пайку хлеба, они предавали друг дру­
га — какая уж там оборона!
До 1975 года нас, политических, на работу не гоняли: тюремное начальство считало это нецелесообразным. Зна­
ли они по прошлым годам, что большинство на работу не пойдет, а кто и пойдет, все равно норму делать не будет.
Невыгодно было это тюрьме — держать рабочее помеще­
ние, вольнонаемных мастеров и добавочный план на нас, не получая реальной выработки. Весной же 75-го — в ожи­
дании Хельсинки, что ли, — Москва распорядилась иначе: приказано было заставить нас работать.
Принудительный труд и вообще-то унизителен для че­
ловека. В условиях же тюремной системы, где 60 процентов заработка вычитается тюрьмой на нужды охраны, а из ос­
тавшейся суммы вычитается стоимость твоего питания, одежды и содержания, где работа — это средство твоего перевоспитания, где отнимает она 8 часов в день при шести­
дневной рабочей неделе, притом нормы выработки искус­
ственно завышаются, чтобы сделать труд непосильным, — в таких условиях труд неприемлем для уважающего себя человека.
Естественно, мы отказались. И началась долгая осада.
Всех нас — как злостных отказчиков — по нескольку раз протащили через всевозможные виды наказания: только на строгом режиме я за это время просидел полтора года
(это из неполных двух!). Другим больше досталось карце­
ров, кое-кто просидел там по 60 и даже 75 суток. Нам пре­
секли переписку с родными, лишили свиданий, продук­
тов. Война шла безжалостная, на износ. Каждый понимал, что проиграть нельзя. Поэтому, кроме обычных методов обороны — голодовок и нелегальной передачи информа­
ции на волю о беззакониях в тюрьме, — мы применили и несколько неожиданный метод: завалили официальные инстанции буквально лавиной жалоб.
Нужно знать советскую бюрократическую систему, что­
бы понять, какой это давало эффект. По существующим в
СССР законам каждый заключенный имеет право пода­
вать жалобы в любые государственные или общественные учреждения и должностным лицам. Жалоба должна быть отправлена тюрьмой в трехдневный срок с момента ее по­
дачи. За это время начальство должно написать сопровож-

36
Владимир Буковский
дающее ее пояснение от себя, а также выписку из личного дела жалующегося и все это вложить в тот же конверт, что и жалобу. Инстанция, которая жалобу получает, регистри­
рует ее в журнале своих входящих бумаг и обязана в тече­
ние месяца дать на нее ответ. Если инстанция не компетен­
тна решать затронутый в жалобе вопрос, она пересылает ее в компетентные инстанции. На повторную жалобу заводит­
ся отдельное производство. Существует несколько законов и инструкций, регулирующих порядок рассмотрения жа­
лоб. На практике, если вы написали одну жалобу, это ни­
когда не дает эффекта: ее перешлют «компетентному лицу», то есть именно тому, на кого вы жалуетесь. А он, есте­
ственно, найдет жалобу необоснованной. Чаще всего жа­
лоб просто никто не читает, а сразу пересылают их вниз, по инстанции. Такая практика породила в людях неверие в силу жалоб. Ворон ворону глаз не выклюет — говорят зэки.
Однако при соблюдении известных правил жалобы весь­
ма эффективны даже в тюрьме. Нужно только:
— знать законы и порядок рассмотрения жалоб;
— досконально знать все законы и инструкции о тю­
ремном режиме;
— жалобу составлять предельно кратко, четко, лучше всего на одной странице, иначе ее никто читать не станет.
В жалобе должен быть указан только факт нарушения зако­
на или инструкции, дата этого события, фамилии винов­
ных и указание на закон или инструкцию, которые при этом были нарушены;
— писать нужно крупными буквами и разборчивым по­
черком, оставляя сбоку поля;
— если ты хочешь, чтобы жалобу рассматривала высо­
кая инстанция, жалуйся на начальника предыдущей: то есть, если тебе надо, чтобы отвечало главное управление
МВД, жалуйся не на начальника тюрьмы, а на начальника областного управления. Для этого нужно медленно подни­
маться по ступенькам чиновничьей лестницы, жалуясь каж­
дый раз выше на ответ предыдущей инстанции;
— никогда не жалуйся по двум различным вопросам в одной и той же жалобе;
— отправлять жалобу надо заказным письмом с уведом­
лением;

И возвращается ветер...
37
— самое главное условие: жалобы надо писать в огром­
ных количествах и в самые некомпетентные инстанции.
В разгар нашей войны мы писали каждый от десяти до тридцати жалоб ежедневно. Сочинить тридцать жалоб в один день трудно, поэтому обычно мы распределяли между со­
бой темы, и каждый писал на свою тему, а потом давал остальным переписать. Если у вас в камере 5 человек и каждый берет себе по 6 тем, то в результате обмена каж­
дый напишет по 30 жалоб, а сочинять придется только по шесть. Переписывать же 30 страничек готового текста, да еще крупным почерком, — это примерно полтора-два часа работы.
Адресовать жалобы лучше всего не чиновникам, а са­
мым неожиданным людям и организациям: например, всем депутатам Верховного Совета, республиканского или об­
ластного, городского Совета, всем газетам и журналам, всем космонавтам, всем писателям, художникам, артис­
там, балеринам, всем секретарям ЦК, генералам, адмира­
лам, передовикам производства, чабанам, оленеводам, дояркам, спортсменам и так далее, и тому подобное. В Со­
ветском Союзе все мало-мальски известные люди являют­
ся должностными лицами.
Далее происходит следующее: тюремная канцелярия оказывается завалена жалобами и не успевает отправлять их в трехдневный срок, так как им нужно составлять вы­
шеупомянутые сопроводительные записки к каждой жало­
бе. За нарушение срока отправки они непременно получат выговор и лишатся премиальных. В самые жаркие дни на­
шей войны по приказу начальника тюрьмы в помощь кан­
целярии привлекались все: библиотекари, вольнонаемные бухгалтеры, цензоры, офицеры политчасти, оперативни­
ки. Более того — рядом с тюрьмой находилось училище
МВД, так курсантов пригоняли помогать канцелярии.
Все ответы и отправки нужно регистрировать в специ­
альную тетрадь и строго следить за соблюдением сроков ответа и отправки. Все эти жалобы проходят сложный путь и во всех инстанциях регистрируются, на них заводятся папки и делопроизводство. В конечном итоге они все обру­
шиваются в две инстанции: в местную прокуратуру и мест­
ное управление МВД. Эти инстанции тоже не успевают от­
вечать, тоже нарушают сроки, за что тоже получают выго-

38
Владимир Буковский
воры и лишаются премий. Бюрократическая машина рабо­
тает на всех парах, а вы переносите бумажный вал с ин­
станции на инстанцию, сея панику в рядах противника.
Чиновники есть чиновники, они вечно враждуют друг с другом, и очень часто ваши жалобы становятся оружием в их руках для междоусобной или межведомственной войны.
Так продолжается несколько месяцев. Наконец вдело всту­
пает самый мощный фактор советской жизни — статисти­
ка. В какую-то высокую инстанцию докладывают среди про­
чих цифр и сводок, рапортов и сообщений о ходе строи­
тельства коммунизма, что вот на Владимирскую тюрьму, а то и на всю область поступило — за отчетный период —
75 тысяч жалоб. Никто этих жалоб не читал, но цифра не­
слыханная. Она сразу портит всю отчетную статистику, ка­
кие-то показатели в социалистических соревнованиях ка­
ких-то коллективов управлений или даже областей. Всем плохо: вся область из передовых переходит в отстающие, у нее отбирают какие-то там переходящие красные флаги, вымпелы и кубки. Трудящиеся негодуют, в обкоме паника, а в вашу тюрьму срочно снаряжается высокая комиссия.
Эта комиссия не поможет вам лично, разве что разре­
шит несколько мелких вопросов в ваших жалобах. Но она обязательно должна найти массу недостатков и упущений в работе начальства. За этим ее и посылали, платили ей командировочные, суточные и премиальные. Начальство получает разгон. Кого-то снимают, кого-то понижают в должности, кто-то получает выговор, комиссия рапортует вверх о принятых мерах и удовлетворенно уезжает домой.
Далее, поскольку вы посылали жалобы всяким дояркам, депутатам, балеринам и оленеводам, то им всем тоже надо отвечать, разъяснять и успокаивать, сообщать о решении комиссии и о принятых мерах.
А вы все пишете и пишете дальше, портите статистику за новый отчетный период и выбиваете новую комиссию, и так — годами. Прибавьте сюда комиссии и выговоры, которые возникают в результате утечки информации за ру­
беж, директивы, циркуляры, контрприказы, жалобы род­
ственников, кампании и петиции за границей — и вы пой­
мете, что выдержало наше начальство, воюя с нами за выход на работу. Какой начальник тюрьмы, какой проку­
рор, какой секретарь обкома КПСС захочет такой жизни?

И возвращается ветер...
39
И если бы это зависело только от них, мы давно бы про­
рвали блокаду. Но был приказ Москвы.
Бог мой, чего только они не делали с нашими жалоба­
ми: их конфисковывали мешками, их крали, не давали нам бумаги, не продавали конвертов и марок, запрещали от­
правлять заказными с уведомлением (чтобы удобнее было красть), издали специальный приказ и запретили писать жалобы куда бы то ни было, кроме прокуратуры и МВД, сажали за жалобы в карцер. А ответы — какие мы получали ответы! Это же фантастика! Ошалевшие чиновники, не успевавшие даже прочитать наши жалобы, отвечали не­
впопад, путали адресатов, путали жалобы. Они так переко­
режили и переврали несчастные законы, что их самих можно было сажать в тюрьму. Например, полковник МВД из мест­
ного управления отвечал мне, обалдев от бумажной бури, что съезд КПСС не является общественной организацией и поэтому, дескать, нельзя обращаться к нему с жалобами.
Конечно же, последовал шквал жалоб на полковника, и он исчез в этом водовороте.
А владимирские суды, совершенно осатанев от груды исков и требований уголовного преследования наших на­
чальников, отвечали нам, например, что офицеры МВД неподсудны советским судам. Наконец, на все махнув ру­
кой, нам вместо ответов стали присылать расписки при­
мерно такого содержания: «За истекший месяц получены и отклонены 187 ваших жалоб», — и подпись. Вся бюрок­
ратическая система Советского Союза оказалась втянута в эту войну. Не было такого ведомства или учреждения, об­
ласти или республики, откуда б мы не получили ответа.
Бывало, что две инстанции давали диаметрально противо­
положный ответ, и тогда мы их стравливали. Под конец мы втянули в эту игру даже уголовников, и жалобная зараза стала расползаться по тюрьме, — всего же в тюрьме было
1200 человек.
Я думаю, если дело протянулось бы несколько дольше и вся тюрьма включилась бы в эту работу, то советская бюрократическая машина просто вышла бы из строя: все учреждения Советского Союза прекратили бы свою работу и писали бы нам ответы. Но они сдались. Осада была снята после двух лет борьбы. Нашего начальника тюрьмы сняли и отправили на пенсию, произвели кое-какие перемещения

перейти в каталог файлов