ГЛАВА 2. МУТНЫЕ ПОТОКИ
11 аедипо с собою л слабою,
И ком мата, тюрьме подобно, дан и т,
Сужаясыюетеиенпо... 1?от и ином
11рсдстал сейчас к стекле4 передо мною
Лимы подслеповатыми глазами,
И неё ннутри меня заледенело...
Какие они злые! Ьудто н мраке
Холодном мх весь мир уж исчезает...*
«Говорят, что имя определяет всю дальнейшую судьбу человека...
Я спрашивал своего отца, чем он руководствовался, давая мне имя человека, ненавидимого всеми дагестанцами. Какая же судьба может быть у меня с таким именем?»-Н.Х.
Ощущение рока, будто довлеющего над его семьёй, вызывало в Надыре сопротивление этому року, бунтарскую непримиримость с ним:
...Я молча стоял в стороне и, глядя, как моя сестра помогает тёте, вспоминал, что женщины нашей семьи всегда ходили в трауре...
... Ну, траур! Ну, забодал, проклятый! Ну, чёрный ситец! — говорил я вслух самому себе, выходя на улицу, чувствуя, как я устал от чёрных одеяний женщин своей семьи.
Стихотворение Н.Хачилаева (пер. Ж. Абуевой).
45
На улице я хотел встретить кого-нибудь из знакомых, погулять с ними, подышать свежим воздухом, но, вспомнив, что отец ждёт, вернулся обратно...
И далее: ...Яустал от угнетающего меня траура этого дома...
На страницах хачилаевской прозы нашла своё непростое и своеобразное отражение извечная проблема «отцов и детей».
Отношения Хажи со своим отцом - в некотором роде противоречия двух миров, или, если хотите, двух систем. Мир отца прост и однозначен: здесь патриархальный примитивизм и горское воспитание мирно уживаются с законопослушностью коммуниста и богобоязненностью верующего. Длительное общение с природой, горами сделало его философом, унаследовавшим от предков то стремление к свободе, которое во все времена отличало настоящих горцев, и которое, сам того не сознавая, он передал своим сыновьям. Так, в ответ на замечание о правах, старый чабан отвечает:
- Увх-ва-а! Права у меня есть - дышать чистым и горным воздухом, и я благодарю Великого Залла, что он до сих пор не отнял у меня право дышать им свободно, сколько мне хочется!
Отношения сына с отцом «е носят оттенка доверительности, скорее, наоборот, сын укрыт в коконе своей скрытности, что, впрочем, не мешает ему при наличии собственного взгляда на мир упорствовать в своих заблуждениях:
...Я долго не мог заснуть, слыша, как отец вздыхает, ворочается и глухо ворчит. Засыпая, я слышал, как отец встал, накинул на плечи полушубок и вышел в коридор, а потом во двор, кряхтя и сморкаясь.
Далеко за полночь я снова проснулся от дверного скрипа и шарканья шагов. Отец, заметив, что я проснулся, начал говорить:
- Я-то всегда плохо сплю в городе, а ты чего не спишь?
- Просто думаю.
- О чём?
- Чего молчишь?
- Думаю, как же интересно получается, ты мне в детстве всегда давал наказы «не воруй», «не связывайся с хули-
46
ганами», и это каждый день, хотя я не давал никакого на это повода. Ты как будто предвидел...
- Что ты говоришь, Хажа! Ты что, воруешь?!... Или с хулиганами связался?
- Нет, успокойся... я просто вспомнил твои наказы.
- Тогда что за дурацкие мысли лезут в твою голову?
-Да ничего, я просто вспомнил... Я вспомнил, что бабушка учила меня другому: «Видел? Не видел! Слышал? Не слышал! Знаешь? Не знаю!» Три её заповеди я знал, как стишки.
-Хажа, перестань ерунду говорить и спи!... Вечно ты... - Отец чертыхнулся и шумно закутался в одеяло...
Проживший на свете немало лет и переживший многие системы и режимы, старик знает своё место в этом мире и, не претендуя ни на что, довольствуясь тем, что имеет, не может и не хочет понять своего бунтаря-сына. Практически каждый их диалог - это борьба противоречий. Отец, чувствуя порой бессилие перед молчаливым сопротивлением сына, относит его, это сопротивление, к «испорченной гордостью крови материнского рода»:
... - Эта упрямая черта вашего материнского рода...Да кто вы такие, со своей гордостью? - Отец встал, покраснев от ярости, которая находила на него всегда, когда он заговаривал о нашем материнском роде...
- Послушай, Хажа, в последнее время ...мы с тобой не понимаем друг друга... Ты уже взрослый, самостоятельный мужчина, и я не должен на-тебя кричать, но не могу. Твой старший брат Гаммада с полуслова понимал меня, а ты? -Отец остановился и с какой-то судорожной быстротой начал тереть нож о брусок. Я глядел ему в руки, боясь, что он вот-вот порежется.
- Хорошо, я подумаю, - сказал я.
- Хажа! - окликнул он меня, - что ты имел в виду, вспомнив мои наставления «не воруй», «не связывайся с хулиганами»? Ну, ночью!
- Ничего, я просто вспомнил.
- Смотри, ты очень скрытный у меня вырос,- что у тебя на душе, для меня тёмный лес... Но я прошу тебя, что бы ты ни собирался делать, думай о нашей семье, думай о чести нашей папахи...
47
- К чему эти громкие слова? - усмехнулся я,
- Да это не громкие слова, мать вашу, я о них помнил и придерживался всю свою жизнь. Я, может, как другие, тоже хотел покайфовать, поездить по курортам, но я посвятил себя вам - семье, не потеряв своего честного имени. Я не своровал и яблока из колхозного сада, об этом всё село знает... Я не отомстил за твоего дядю, чтобы вы не остались сиротами!
- Вот потому это за тебя придётся сделать мне, - эти слова у меня вылетели с такой злостью и презрением, что я сам испугался.
- Вот какой ты у меня вырос, оказывается, - побледнев, тихо сказал отец...
Голос его чуть не сорвался и, резко повернувшись, он ушёл вниз на кухню, и впервые за последнее время мне стало его жалко...
Исчерпав все возможные доводы или не находя их, отец прибегает к старому, как мир, методу воспитания, который лишь отстраняет от него сына:
... Я не успел докончить, как отец сильно ударил меня... Во рту я почувствовал привкус крови. От удара левая щека разодралась о зубы. Я нащупал языком кусочек мяса, тянувшийся нитью от щеки. Выходя из комнаты во двор, я откусил его зубами и выплюнул.
Первым во дворе открылось для меня сквозь беседку с виноградной лозой бледное-бледное небо. Вдали у горизонта оно сливалось с морем. Море тоже было бледным.
- Здравствуй, свобода. -Явздохнул полной грудью. -Вот ты какая, свобода......бледная-бледная, сквозь решётку виноградной лозы. - Сквозь эту решётку вдалеке я увидел какую-то птицу. Она парила кругами, степенно раскрыв крылья. Свободна ли она, думал я и, набрав полной грудью воздух, вышел на улицу.
Несмотря на противоречия и кажущуюся неприязнь, чувствуется, что роль отца чрезвычайно значительна в жизни героя, ибо он вновь и вновь возвращается к теме их непростых взаимоотношений:
...Отец как-то сильно помрачнел. Видимо, на него разом
навалились напряжение и усталость последних дней. Сетчатые морщины на его лице стали более глубокими, а выцветшие жёлтые усы и седоватая щетина ещё более старили его.
Мне показалось, что, кроме уважения к его морщинам, у меня нет никакой нежности к отцу...
И всё же, под внешне упрямым непокорством Хажи, в котором мы легко узнаём самого Надыра, нельзя не разглядеть его нежной и неизбывно-щемящей любви к отцу:
...Отец сел рядом со мной и тяжело вздохнул... Хотелось спросить отца, что его мучает... может, вместе разберёмся. Но не мог, словно между нами была пропасть.
...Он словно понимал, о чём я думаю. Голос его был надломленным и слабым.
- Кто-то обещал нам светлое будущее... только надо было верить...Верить и работать, не покладая рук. По своей наивности, сынок, я думал, что мы достойны лучшей участи... И на тебе, жизнь прошла...
От голоса отца веяло холодом. Он был усталым, но впервые откровенным со мной...
Наиболее глубоко своё отношение к отцу Надыр выразил в посвящённом ему стихотворении:
ОТЦУ
Зиме уже конец, по холод .задержался. Чего же ты, отец, от бурки отказался? Весна уж миру ветром ласковым явилась, I? тебе ж осенняя прохлада поселилась.
11о склонам горным облака ползут привычно, Стадам подобно по отрогам растекаясь, Среди отар своих к ковчеге поэтичном Плывёшь, должно быть, облакам уподобляясь.
I [ебесною канатною дорогой Сквозь горные вертит,! вознесёшься 11а высоту орлиного полёта, И там к земле родной ты обернёшься.
48
49
И вдруг душа глубокою печалью Наполнится I! неведомой кручине, За безмятежной ласкокою далью Ненастья разгорается лучина.
11роети меня, отец, за опоздайье К тебе навстречу 1! жизни переулках, Лишь I! летний зной пришло мне осознапье Нежданном осени шагов морозно-гулких.
Заметил лишь сейчас, как под папахой Дуга твоих броней заиндевела, Л время, сокращая жизни веху, Сквозь горы в поднебесье; улетело.
И я, внизу оставшись, наблюдаю, Стоишь как наверху ты одиноко, Ьеепомощно догнать тебя пытаюсь, Чтоб оторвать от времени и рока.
11о жизнь твоя у цени гор безбрежных 11одчинена печальному закону. Чем выше устремляется тропинка, Тем облака сгущаются сильнее.
Так хрупок жизни срок и быстротечен, Так коротка стезя у человека, И будто серебром заиндевелым Кругом всё покрывается от века.
Единственно в горах твоих недвижных 11а высоте орлиного полёта, В разгар страды осеннею порою Весна горит лучами золотыми.*
...Отец мой всегда был тяжёлым человеком. От него так и веяло мрачностью Лёжа в бурке, он часто кряхтел и тяжко вздыхал - мне казалось, от того, что он, как и я, глядя в ночное небо, думал о смерти. И, наверное, поэтому отец относился к деньгам небрежно. Это впоследствии передалось и нам, его детям...
Стихотворение Н.Хачилаева(пер. Ж.Абуевой)
50
Давайте отступим здесь немного от темы повествования и обратим своё внимание на параллель, проводимую Надыром в плане мыслей о смерти и пренебрежения к деньгам. Смотреть в ночное небо... думать о вечном, высоком и неизвестном:
...В высокогорье чабанам приходится спать в бурках под открытым небом. Перед сном'ничего не остаётся, как наблюдать за звёздами. Такого яркого Млечного Пути, как в горах, я нигде не видел.
Чабаны часто вздыхают, глядя на звёзды. Сами собой возникают вопросы: а что там, за ними? И что будет потом?...
Городские жители почти не смотрят на небо и практически не вспоминают о Млечном Пути. И жизнь простого чабана, «наблюдающего за звёздами», монотонная и однообразная, в гораздо большей степени наполнена философским звучанием, философским мироощущением и мировосприятием. Так кто же лучше: горожанин-сноб или тот самый, «спустившийся с гор»?
* * *
Беспокойство за судьбу Хажи, или Ансара (или Надыра!) испытывала и тётя Асли, в образе которой легко узнаётся бабушка Надыра Хачилаева, вложившая в него большую часть своей души. О ней он пишет с теплотой и нежностью, посвятив ей довольно значительное место в своих произведениях и подтверждая тем самым тщательно скрываемое трепетное отношение к родным и близким людям:
...Тётя Асли сообщила мне, что приехал отец и что её на-днях положат в больницу на операцию. Она сидела с жалким измученным видом, и лучи заходящего солнца освещали багровым светом её изрезанное морщинами лицо и побеленную каменную стену соседского дома.
В прошлые годы, когда тётя была здоровой и приезжала с гор на некоторое время, она вот так оке под вечер садилась во дворе и пела тонким мелодичным тоном грудного голоса. Тётя пела тихо, как бы самой себе, и голос её был звонок, как флейта.
51
Песни тёти Асли напоминали мне горный откос, покрытый багровым румянцем вечерних лучей заходящего солнца. По откосу бегут куропатки на своих быстрых и красных ножках. Они бегут в страхе, затаив дыхание, и от быстрых, незаметных движений их крыльев раздаётся свистящий гул разрезаемого ими воздуха. А я с ружьём в руках иду за ними и не стреляю, тоже затаив дыхание, и в страхе смотрю, как они всё дальше и дальше уходят от меня, издавая крыльями трру-ррукающие звуки, заполняющие вечернее затишье горного котлована...
Обратив внимание на художественные приёмы, используемые автором в повестях, мы наблюдаем здесь не просто принцип «потока сознания» как таковой, а гармоничное сочетание описания природы, событий и эмоционального состояния героев. Кажется, что воочию видишь всё, что описывается автором одновременно объёмно и лаконично:
... За тёмными окнами по-прежнему шумели деревья. Их стволы с мохнатыми ветками то приближались к стёклам, то исчезали в ночи. Я лежал на постели, постланной на полу. В соседней комнате сильный порыв ветра вырвал из оконной рамы стекло и швырнул вовнутрь. Раздался трески лязг разбитого стекла. Я вскочил и забежал туда. Моя старая тётя окровавленной рукой шарила темноту. Сестра плакала и успокаивала тётю, чтобы та не наступила на разбитые стёкла. Тюлевые занавески на окнах вздутыми -парусами поднимались к потолку. Уже редкие, волосы тёти, как белый шёлк, мельтешили в густом течении воздуха. Я завёл её в среднюю комнату и, усадив на диван, перебинтовал порезанную стеклом руку, пока сестра расчесала её растрёпанные волосы и завязала их платком.
- Великий Залл (так зовут нашего бога)! Это предупреждение!... Хажа, ты, наверное, занят чем-то недобрым... Это предупреждение, - повторяла тётя как бы самой себе.
- Ладно, ладно! Спокойной ночи, -сказал я и, возвращаясь к себе, заткнул тяжёлой подушкой пробоину в окне. Дома сразу стало тихо, и, весь озябший, я нырнул под одеяло. За окном то появлялось, то исчезало дерево. Иногда уличный свет высвечивал в ветках гнёзда сорок. Деревья сгибались почти до
52
половины и словно тянули за собою землю. Я слышал, как в соседней комнате сестра убирает стёкла. Куски стёкол неприятно лязгали о металлический совок. Потом наступила тишина, но я слышал, как молится тётя. Она молилась то шёпотом, то громко, словно ветер действовал на неё. Тётя молилась то нашему богу Заллу, то Аллаху-Таале...
Автор никак не комментирует слова тёти о предупреждении свыше, мы можем лишь догадываться о его душевном состоянии, которое подавляет его так, как если бы «тяжёлой подушкой заткнули пробоину в окне»...
Те же тщательно скрываемые мысли и эмоции сублимируются в описании погоды, действий и диалогов, к примеру, беееды с другом, когда Хажа категорически не желает говорить о плохом, а только лишь о хорошем:
...Утром ветра уже не было, был только его запах, какой-то нездешний и степной. За окном, слабо покачиваясь, виднелись пожелтевшие листья на деревьях. Они словно разом пожелтели за эту ночь... Через пробоину в окно комнаты за ночь нанесло жёлтую листву. Когда я поправляю одеяло, листья с настоящим осенним шорохом подлетают в воздух и, опускаясь вниз по стене, оседают в углах комнаты.
В комнату, не постучавшись, вошёл Шамиль. Он уселся в кресло и, взяв со стола обрывок пожелтевшей газеты, стал читать.
- Слушай, какого года эта газета? Здесь пишут, что хлеборобы Узбекистана за год будут получать по четыре урожая!
- Ну и что?
- Ничего, просто будем жить лучше.
- Мы же не узбеки...
- Понятно, что не узбеки, но страна-то одна!
- Шамиль, не смеши меня...
- Хажа, ты случайно ближе к полуночи не слышал криков с улицы?
- Вроде бы да, а что?
- Да ничего, просто я в это время только собрался ложиться, как вдруг эти крики... выбежал из дома в одних
53
спортивках, несколько раз упал в темноте... но потом вопли исчезли. Возвращаясь, встречаю постовых с двумя овчарками. «Вы что, товарищи милиционеры, криков не слышали?» - спрашиваю. «Это не с нашей территории» - говорят они... Ты хоть меня слушаешь?
- Нет! Ты не обижайся, Шамиль, но давай о чём-нибудь хорошем... Я прошу тебя, не рассказывай мне о драках, о скандалах, даже о спорте не надо. Лучше о смешном, уютном и цветном... Давай сегодня на индийский фильм сходим...
- Да пошёл ты к чёрту!
- Вот видишь, а ещё удивляешься тому, что люди не понимают друг друга... Ешь, а то остынет!
?..Проводив Шамиля, я вернулся во двор и спустился по лестнице в сад, на ходу отвечая на вопросы тёти. Она спрашивала меня, почему я не иду на работу, сколько месяцев может длиться мой отпуск, откуда я беру деньги и что это за непонятные люди, которые каждый день приходят ко мне не через ворота, а через калитку на нижней террасе сада.
Ответив на все вопросы однозначно, как делал это каждый день, я взял грабли и начал грести опавшую, ещё не успевшую высохнуть листву'в одну кучу...
* * *
На страницах повестей Н.Хачилаева мы встречаемся с описанием убийств, свидетелем, а то и соучастником которых приходилось поневоле быть его персонажу. Описания эти необыкновенно мрачны и тяжелы. Герой противится этим убийствам всеми фибрами своей души, но бессилен изменить что-либо там, где срабатывают древние и тёмные законы гор, как это случилось, к примеру, в жуткой сцене убийства Зазы, виновной в глазах родственников в том, что самовольно вышла замуж и развелась..., или в ситуации, когда стоишь перед выбором: либо ты, либо тебя, как это было в сцене с браконьерами в далёких ногайских степях...
Люди, совершавшие эти убийства, жестоки по определению, но имеют собственную философию, позволяющую им искать и находить оправдание своим действиям:
54
«Человек человеку - враг. Между людьми идёт борьба за выживание. Идёт тихая война между людьми. Но мы не тихушники, мы -мужчины!»
Комментарии автора, проскальзывающие в общую канву повествования, достаточно скупы, однако совершенно отчётливо выражают его внутреннее состояние:
...Всё было мерзко и безрадостно......Он чувствовал мою
усталость - безысходную, ожесточённую......такое не проходит, не забывается: это неисчезающая, не объяснимая тоска...
Читатель будто сам ощущает эту «неизбежность какого-то страшного конца». И здесь же автор размышляет о самой сущности убийства:
...Убийство - это протест и вызов природе. На этот поступок надо иметь большое моральное право, ибо сама природа тебе этого никогда не простит.
...В глубине души я, конечно, понимал, что всякое убийство обязательно вернётся к тебе и поставит тебя на край бездны, чтобы сделать трусом или героем...
Повесть «Спустившийся с гор» завершается словами: «Это правда, но правда о прошлой жизни» и подписью: «Авчиев Ансар». И сама повесть, и её завершающие строки походят на исповедь. Автор, Авчиев Ансар, исповедуется перед читателем о своей прошлой жизни. А ведь исповедь по своей сути есть не что иное, как очищение, необходимое человеку для того, чтобы начать новую жизнь. Вот и наш герой исповедуется перед читателем в своём стремлении очиститься, прежде чем начать новую жизнь.
перейти в каталог файлов
| Образовательный портал
Как узнать результаты егэ
Стихи про летний лагерь
3агадки для детей |