Мосс М. Социальные функции священного. 2000. За помощь в осуществлении издания данной книги издательство Евразия благодарит

ISBN 5-8071-0033-6
© Утехин И. В., перевод с французского. 2000 г © Трофимов В. Ю., составление. 2000 г © Лосев П. П., оформление,
2000 г. © Издательство «Евразия», 2000 г.
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Имя выдающегося французского ученого Марселя Мосса известно в нашей стране достаточно давно.
Энциклопедист, человек, обладавший почти безграничной широтой образования и эрудиции, Марсель Мосс оказал определяющее влияние на становление целого ряда дисциплин как во Франции, так и далеко за ее пределами. Достаточно лишь перечислить те области гуманитарного знания, которые входили в сферу его интересов — это философия, социология, этнология, антропология, индология, синология, и т. д. Несмотря на столь очевидное значение фигуры французского мыслителя и весьма давнее заочное знакомство с его именем в нашей стране, первая встреча отечественного читателя с трудами знаменитого :>тнолога состоялась лишь два года тому назад, когда сборник его статей был выпущен издательством «Наука».
Работы, представленные в настоящем издании, публикуются по-русски впервые. Они дают читателю весьма полное представление о тех исследованиях Мосса, которые заложили основы современной социологии религии.
Три крупных сочинения — классическое «Очерк о природе и функции жертвоприношения» (в соавторстве с Анри
Юбером), незаконченная диссертация о молитве («Молитва») и «Набросок общей теории магии» — составляют своеобразный цикл, посвященный социологическому анализу ритуалов, связанных со сферой сакрального. Круг источников Мосса весьма обширен, и зачастую — особенно в «Жертвоприношении» и «Молитве» — изложение оказывается затруднено обилием сносок. Однако и в куда более популярно написанном «Наброске общей теории магии» чувствуется, что текст является лишь вершиной айсберга обширной эрудиции автора. Само название публикуемого сборника трудов Марселя Мосса — «Социальные функции священного» — совпадает с подзаголовком первого тома его трехтомного собрания сочинений. Из этого издания сюда вошли две наиболее значительные статьи Мосса, из ряда работ, принадлежащих его перу и так или иначе посвященных изучению религиозных феноменов. Дополняют сборник краткие рецензии на книги, собранные под общей рубрикой
«Коллективные представления и многообразие цивилизаций», представляющие самостоятельный интерес. На наш взгляд публикация этих небольших статей не только поможет читателю полнее представить себе ту скрытую полемику, которая ведется автором на страницах этой книги, но и глубже понять изысканную мысль Мосса. Стоит также отметить, что некоторые статьи этого раздела имели для истории науки самостоятельную ценность. Так, например, сложно себе представить французскую, современную индологию без таких работ как «Анна-вирадж» и
«Право и обычай в Индии», маленький объем которых слишком уж явно контрастирует с тем влиянием, которое они оказали.
Классическое исследование Юбера и Мосса о жертвоприношении интересно во многих отношениях. На страницах этого сочинения предлагается теоретическое объяснение феномену жертвоприношения, заложившее основы современного подхода к анализу этого явления в социологии религии и культурной антропологии. Авторы выбирают для исследования факты, которые представляются им самыми типичными, и обращаются к наиболее подробно и достоверно документированным традициям, анализируя прежде всего ритуальные .тексты индуизма, а также свидетельства о древнееврейских практиках жертвоприношения, имеющиеся в Библии. Они приходят к выводу, что универсальная функция жертвоприношения — опосредовать контакт человека с областью сакрального, причем в качестве посредника между сакральным и профанным мирами выступает жертва. Применяемая авторами методология анализа ритуала, их пристальное внимание к форме и функции элементов последовательности ритуальных действий, к символике места, времени, ритуальных предметов, их интерпретация процессов сакрализации и десакрализации — все это в большой мере остается актуальным и сегодня.
Второе произведение, названное Моссом «Набросок общей теории магии», посвящено исследованию магии как феномена отличного от религии. Для Мосса было очень важно, рассмотрев тайный и индивидуальный характер магии, показать, что она при этом является социальным феноменом, что вера в силу мага, в действенность обрядов, совершаемых им, носит коллективный характер и может поддерживаться только группой. Для наиболее полного объяснения коллективного характера магии Мосс вводит понятие мистической силы «мана», в котором он видит исток магии и которое является наиболее рельефным выражением синкретизма любой магии. Многие идеи, высказанные выдающимся французским ученым в этой работе, оказали определяющие воздействие на развитие целого комплекса гуманитарных дисциплин.
В своей незаконченной диссертации «Молитва» Мосс также делает ряд существенных открытий, которые весьма ощутимо повлияли как на труды его современников, так и на всю социологию религии XX века.
Мосс ставит перед читателем вопрос о том, что такое молитва. Является ли молитвой любой речевой ритуал и чем отличается молитва от других схожих с нею ритуалов? Чтобы ответить на этот вопрос, он обращается к богатому материалу культур австралийских аборигенов как к фактам, в наиболее чистом виде показывающим самую примитивную стадию развития религиозных феноменов. Годом раньше вышла работа о первобытных классификациях, написанная Моссом в соавторстве с Дюркгеймом, которая была основана на том же материале. Позднее — этот материал и ряд идей получают новое освещение в работе
Дюркгейма об «элементарных формах религиозной жизни». Это дает нам основание утверждать, что многие вопросы были поставлены в этой работе впервые. Мосс рассмотрел речевые ритуалы в их наиболее примитивной форме и показал, что и здесь уже существует различение между магическим и религиозным ритуалами. Анализируя формулу австралийских интичиума, автор стремится показать, что подобная

формула лежит в основе любой молитвы, существующей в примитивных обществах. К сожалению, диссертация не была опубликована, хотя ссылки на отсутствующие главы демонстрируют то, что работа была написана полностью. Нам остается лишь догадываться, по каким причинам автор изъял свой труд из типографии, и почему он так и не был напечатан при его жизни. В заключение хотелось бы оговорить некоторые особенности перевода. Ряд терминов, которые встретятся в книге, переведены иначе, чем это было сделано в упомянутом выше первом издании работ М.Мосса на русском языке. Так, например, термин
«rites oraux» переведен как «речевые ритуалы», что, как представляется, точнее, чем «словесные ритуалы», так как в их число входят крики, смех, плач и завывания, имеющие отношения к сфере речевого поведения, но не носящие словесного характера. Противопоставленные им «rites manuels» переданы как «операциональные ритуалы».
В приложении приводится знаменитое «Введение к трудам Марселя Мосса», написанное Клодом ЛевиСтроссом к сборнику трудов Мосса, вышедшему в 1950 году и озаглавленному «Социология и антропология». Несмотря на то, что из состава этого сборника в нашем издании имеется только «Набросок общей теории магии», мы сочли необходимым познакомить читателей со статьей Леви-Стросса: она содержит мысли, значение которых далеко выходит за рамки оценки идейного наследия автора «Очерка о даре» и ряда других работ, без которых трудно представить себе комплекс наук о человеке, сложившийся в двадцатом столетии.
ОЧЕРК О ПРИРОДЕ И
Функции
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
В этой работе мы поставили перед собой задачу определить природу и общественную функцию жертвоприношения. Начинание было бы слишком амбициозным, не будь оно подготовлено исследованиями Тайлора, Робертсон-Смита и Фрэзера. Мы осознаем все, чем обязаны им. Но некоторые другие изыскания позволяют нам предложить иную теорию, представляющуюся более содержательной. Впрочем, мы намерены представить ее исключительно как рабочую гипотезу: когда тема столь обширна и столь сложна, новые данные непременно вынудят нас в дальнейшем изменить свои нынешние подходы. Но с учетом этих оговорок мы сочли полезным объединить известные нам факты, построив на их основе единую концепцию.
Ни на устаревших и расхожих представлениях о жертве-даре, жертве-пище, жертве-средстве скрепления договора, ни на изучении последствий, которые эти виды жертвы могут иметь для ритуала, мы останавливаться не будем, даже если это могло бы представлять интерес. Теории жертвоприношения так же стары, как и религии; но чтобы найти среди них научные, надо обратиться к новейшим временам. Заслуга их разработки принадлежит антропологической школе и особенно ее английским представителям.
Под влиянием одновременно Бастиана, Спенсера и Дарвина, Тайлор
1
, сравнивая факты, полученные при изучении разных племен и культур, разработал теорию происхождения форм жертвоприношения. Согласно этому автору, изначально жертвоприношение — это дар, который дикарь приносит сверхъестественным существам, чтобы получить их благосклонность. Потом, когда боги возвысились над человеком и отдалились от него, необходимость в продолжении передачи даров богам породила жертвенные ритуалы, предназначение которых состояло в том, чтобы донести до этих нематериальных существ предметы, которым придавался особый духовный статус.
На смену дару пришло выражение почитания, в котором верующий уже не проявлял никакой надежды на взаимность. Отсюда оставался
1
Civilisation primitive, II, chap. XVIII. — Русск. пер.: Тайлор Э. Б. Первобытная культура. М.,
Политиздат, 1989, с. 465—484.
лишь шаг до того, чтобы приношение стало актом самоотверженности и отречения. Таким образом в результате эволюции ритуал из дикарского дара превратился в самопожертвование.

Однако если эта теория прекрасно описывала стадии развития этической стороны данного явления, то механизма его она не объясняла. В целом она не более чем воспроизводила на языке строгих понятий весьма давние расхожие представления. Разумеется, сама по себе она содержала долю исторической истины. Несомненно то, что обычно жертвоприношения до определенной степени являлись дарами, дававшими верующему права на его бога
2
. И одно из их предназначений, действительно, состояло в передаче пищи божествам. Но констатировать факт было мало — в нем следовало разобраться.
По сути Робертсон-Смит
3
был первым, кто попытался найти разумное объяснение жертвоприношению. Его вдохновило недавнее открытие тотемизма
4
. Так же как организация тотемического рода представлялась ему объяснением арабской и семитской семьи,
5
так и истоки жертвоприношения он хотел видеть в обрядах тотемического культа. В тотемизме тотем или бог находится в родстве с теми, кто ему поклоняется; они одной плоти и крови; цель ритуала — поддерживать и охранять воодушевляющее людей единство и узы с тотемом, которые их соединяют. При необходимости обряд восстанавливает это единство. «Кровный союз» и «совместная трапеза» — самые простые средства достижения земной цели. Таким образом, в глазах Робертсон-Смита жертвоприношение ничем не отличается от этих обрядов.
Для него это было пиршество, во время которого адепты, поедавшие тотем, уподоблялись этому тотему, объединялись друг с другом или с ним. Заклание не имело иной цели, кроме употребления в пищу священного и, следовательно, запретного животного. Из жертвыпричащения (sacrifice communiel) Робертсон-Смит выводит искупительные либо умилостивительные приношения (piacula), а также жертвы-дары, или воздаяния. Искупление, по его теории, есть только восстановление расторгнутого договора; так что тотемическое жертвоприношение выполняло все функции искупительного обряда. Впрочем, он обнаруживает это свойство во всех жертвоприношениях даже после полного исчезновения тотемизма.
Оставалось объяснить, почему жертва, которую первоначально делили между собой и ели адепты, обычно полностью уничтожалась в искупительном заклании. Дело в том, что с момента, когда образы древних
2
См. несколько поверхностную брошюру Ницше: Nitzsch. Idee und Stufen des Opfer-kultus. Kiel: 1889. К сути именно этой теории последовательно обращались оба автора, сильнее всех критиковавшие Робертсон-Смита:
Вилкен (Wilken. Over eene Nieuwe Theorie des Offers. De Gids: 1891, p. 535 и далее.) и Марийе (Marillier. Rev. d'hist. des
relig., 1897-1898).
3
Robertson Smith. «Sacrifice», Encyclopaedia Britannica; Religion of Semites. Gifford Lectures, 1-е изд. 1890, 2-е изд.
1894.
4
Статья Мак-Леннана: MacLennan. «Plant and Animal Worship», Fortnightly Review, 1869, 1870.
5
Kinship and Marriage in Early Arabia. Cambridge, 1884.
10
тотемов в богослужении пастушеских народов были вытеснены образами домашних животных, они редко — лишь в особо серьезных обстоятельствах — использовались в жертвоприношениях. Вследствие этого они обладали слишком высокой степенью святости, чтобы к ним могли прикасаться непосвященные: ели их или же полностью уничтожали только жрецы. В этом случае святость жертвы в конечном" счете оборачивается нечистотой.
Двойственный характер сакральных предметов, столь блистательно обоснованный РобертсонСмитом, позволил ему без труда объяснить, как могла произойти такая трансформация. С другой стороны, когда семиты перестали ощущать родство между людьми и животными, на смену закланию животного пришло человеческое жертвоприношение: ведь отныне это стало единственным средством установить узы кровного родства между кланом и богом. Но в результате представления и обычаи, которые охраняли в обществе жизнь индивида, запрещая людоедство, привели к тому, что жертвенная трапеза была предана забвению.
С другой стороны, сакральность домашних животных, которая каждый день профанировалась их употреблением в пищу, постепенно исчезала сама. Божество утрачивало сходство с животным. Жертва, удаляясь от бога, становилась ближе к человеку, хозяину стада. Именно в это время для объяснения приношения его и стали представлять даром человека богам. Так родилось жертвоприношение-дар. В то же время сходство обрядов казни и ритуала жертвоприношения, а именно пролитие крови, обнаруживавшееся и в случае казни, и в случае жертвоприношения, придало изначальным умилостивительным причащениям характер наказания, превратив их в искупительные жертвы.

С этими исследованиями связаны, с одной стороны, работы Фрэзера, а с другой — теории
Джевонса. При большей осторожности в некоторых вопросах последние в общем представляют собой теологическое преувеличение доктрины Робертсон-Смита
6
. Что касается
Фрэзера
7
, то он значительно продвигает развитие этой теории. Объяснение жертвоприношения бога у Смита было только намечено. Признавая его натуралистический характер, он интерпретировал его лишь как искупление высшего порядка. Древняя идея родства тотемической жертвы и богов сохранилась для объяснения ежегодных жертвоприношений: во время жертвоприношений вспоминали и вновь разыгрывали драму, в которой бог был жертвой. Фрэзер признал сходство между этими богами-жертвами и аграрными демонами
Маннхардта
8
. Он сопоставил с тотеми-ческим жертвоприношением ритуальное убийство духов растительности. Он показал также, как из приношения и трапезы-причащения, в ходе
6
Jevons. Introduction to the History of Religion, 1896. Более конкретно см. р. Ill, 115, 160. — Сидни Хартленд присоединяется (Sydney Hartland. Legend of Perseus, t. II, ch. XV) к теории Робертсона-Смита.
7
Frazer. Golden Bough, chap. III.
8
Mannhardt. Wald und Feldkulte. Berlin: 1875, 2 vol. Его же: Mythologische Forschungen. Strasbourg: 1884.
которой люди должны были уподобляться богам, возникает аграрное жертвоприношение, где для соединения с божеством полей в конце годичного цикла его жизни его убивали и потом съедали. В то же время он отметил, что, как нередко считалось, приносимый в жертву старый бог (может быть, из-за ряда табу, связанных с ним) уносит с собой болезнь, смерть, грех, играя роль искупительной жертвы, козла отпущения. Однако, хотя идея изгнания в этих жертвоприношениях была отчетливо выражена, все-таки Фрэзеру представлялось, что искупление проистекает из причащения. Фрэзер скорее намеревался дополнить теорию
Робертсон-Смита, чем оспорить ее.
Крупный недостаток этой системы заключался в стремлении объединить столь многообразные формы жертвоприношения по произвольно выбранному принципу. Прежде всего, универсальность тотемизма, являющаяся исходным пунктом всей теории, представляет собой всего лишь постулат. Тотемизм в чистом виде обнаружен лишь у некоторых изолированных племен Австралии и Америки. Положить его в основу всех териоморфных культов — значит выдвигать гипотезу, возможно, бесполезную и, по крайней мере, недоказуемую. Особенно трудно найти чисто тотемические жертвоприношения. Фрэзер сам признал, что тотемная жертва нередко входила в состав аграрного культа. В других случаях мнимые тотемы — это представители вида животных, от которого зависит жизнь племени, будь то домашний скот, основная дичь или, напротив, особо опасный зверь. По крайней мере, необходимо подробное описание определенного числа таких церемоний, а именно этого и недостает.
Но примем на миг эту первую гипотезу, какой бы спорной она ни была. Уязвима для критики сама цепочка доказательств. Слабым местом этого учения является историческая преемственность и логическая связь, которые, по мнению Робертсон-Смита, устанавливаются между жертвой-причащением и другими типами жертвоприношения. Нет ничего более сомнительного. Любая попытка сравнительной хронологии арабских, древнееврейских и прочих жертвоприношений, изученных им, оказывается роковой неудачей. Казалось бы, наиболее простые формы известны лишь из поздних источников. Сама их простота может быть результатом неполноты документальных свидетельств. Во всяком случае, она вовсе не говорит об их первичности. Если обратиться к данным истории и этнографии, везде искупление встречается бок о бок с причащением. Впрочем, расплывчатый термин
«искупление» позволяет Робертсон-Смиту описать под одним названием и в одних выражениях обряды очищения, умилостивления и' искупления; именно эта путаница и мешает ему исследовать искупительное приношение. Конечно, за этими жертвоприношениями обычно следует примирение с богом: жертвенная трапеза, кропление кровью, помазание восстанавливают связь с ним. Но для Робертсон-Смита очистительное свойство этих видов жертвоприношения заключено именно в самих причащающих ритуалах; таким образом, идея искупления поглощается идеей причащения. Несомненно, он констатирует, в каких-то крайних или упрощенных формах,

  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   62