 С этим файлом связано 55 файл(ов). Среди них: раздел 5.doc, harakteristika_na_tesnova_dimu.docx, Раздел 4.doc и ещё 45 файл(а).
Показать все связанные файлы
До сих пор мы обсуждали развитие структуры переживания в связи с организацией процесса адаптации. Однако существует и другая сторона вопроса. В предыдущей главе мы не раз обращались к мысли Л. С. Выготского (1984) о том, что переживание является основной динамической единицей организации сознания.
Сходные мысли высказывал К. Г. Юнг (1991), вводя понятие "архетипическое переживание". В данном случае для нас важен анализ архетипа с точки зрения не содержания, а структуры. Юнг подчеркивал, что архетип - это не определенный образ или мотив, а, прежде всего, динамический фактор, предрасположенность к переживанию одного и того же типа. Он рассматривал архетип как базовую схему переживания, как спонтанно проявляющуюся тенденцию организации сознания. Именно поэтому, по его мнению, при всем разнообразии конкретного образного выражения архетипического переживания возможно универсальное понимание этих единых мыслеформ в любое время и в любой части света.
К. Г. Юнг (1992), говоря об архетипе как априорной структурной форме инстинктивного фундамента сознания, подчеркивал, что это - форма, заряженная специфической энергией, которую можно рассматривать как натуральную причину, вызывающую определенные действия или импульсы. Таким образом, и здесь речь идет о переживании как едином механизме сознания и поведения.
Проецируя эти мысли на наши рассуждения о развитии структур, организующих разноуровневую систему адаптивного поведения, мы догадываемся, что такой сложно организованной системой переживаний является наше сознание.
Это, безусловно, тоже не новая мысль. А. М. Пятигорский (1973), например, сообщает, что уже для психологических воззрений раннего буддизма было характерно вычленение фиксированного количества дискретных, иерархически организованных состояний сознания, в которых одновременно существует нормальная психика. Он проводит параллель с взглядами К. Левина и С. Халла, также рассматривавших сознание как конфигурацию дискретных психических состояний. Современное понимание живой, развивающейся и смыслопорождающей системы просто предполагает такую дискретность и взаимную несводимость ее частей. Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский (1973) считают, что гетерогенность является исходным свойством человеческого сознания, для которого существенно наличие хотя бы двух, не сводимых друг к другу я взаимодополняющих систем.
Поэтому все, что мы говорили о разноуровневой и целостной живой системе переживаний, организующей наше адаптивное поведение, относится и к строению нашего сознания. Представляется, что оно может рассматриваться как живой столп отдельных состояний сознания, порожденных разными структурами переживания и создающих различную целостность мироощущения. На разных уровнях сознания из фона вычленяются различные фигуры значимого в мире. Формообразующим центром становятся разные психические функции, используются разные когнитивные коды, с помощью которых выстраиваются совершенно не похожие друг на друга картины мира, отличающиеся даже пространственно-временными отношениями. В зависимости от уровня сознания субъект по-разному идентифицирует себя, по-разному переживает свою связь и отделенность от мира.
Таким образом, получается, что мы одновременно существуем в разных мирах и разных психических формах:
- на уровне наименее структурированного пластичного сознания чуткого к становлению форм и ритмов мира. По И. Пригожину (1986), в наименее структурированных, открытых (обменивающихся со средой веществом и информацией), системах возникает особая чувствительность к внешним флуктуациям и спонтанная подстройка адаптация к внешним условиям. В каждый момент такое сознание вписывается в единственную и уникальную фигуру мира, пространство которой овремленено и представляет то, что А. Бергсон называл "живым временем". Субъект нераздельно сливается с динамикой окружающего и является наиболее способным к усвоению новых смысловых структур;
- на уровне, где картина мира контрастно дифференцирована нашими пристрастиями, упорядочена аффективными стереотипами и максимально реальна - чувственна, телесна и предметна. Это - определенность нашего аффективного опыта, в сети которого уловлено жизненное пространство и время. Пространство для этого сознания устойчиво и качественно неоднородно, А. Валлон представляет его в виде клавиатуры наших возможностей; время тоже стабильно, потому что непрерывно репродуцируется нашими жизненными циклами, аффективно связанными с ритмами мира. Субъект не только не выделен из среды, наоборот, он страстно и жестко привязан к ней и выражен своей опредмеченной потребностью, активной и нетерпеливой;
- на уровне, где в картине мира, вновь теряющей свою цельность и устойчивость, на первый план выступает событие, новизна, препятствие. Она описывается с помощью отдельных линий причинно-следственных связей, сюжетов возникновения и преодоления трудностей, историй побед и поражений. Пространство и время предстают как взаимосвязанные условия, единая пружина задачи. Основным в этой связи становится скорость - показатель преодоления пространства во времени. В самосознании впервые выделяется субъект, который противопоставляется объективным обстоятельствам, оно отражает способность владеть ситуацией, вести активный диалог с миром, что образует основу развития уровня притязаний;
- на уровне, где картона мира снова становится стабильно упорядоченной, но уже иерархически организованной смысловыми вертикалями, означенной аффективным опытом других людей. Происходит освобождение от непосредственного диктата ситуации, время и пространство произвольно организуются, планируются экстраполяцией должного будущего, эмоциональное сопереживание и вечные ценности начинают доминировать над непосредственными индивидуальными импульсами. Субъект впервые встречается со своим устойчивым, качественно дифференцированным, отраженным в оценке других людей образом, который может стать основой для развития самооценки.
По мнению Достоевского и Бахтина (1979), порожденные разными смыслами виды сознания и самосознания не только существуют одновременно: серьезно работают, разрешая насущные задачи адаптации, играют, усваивая энергию мира; защищаются от травмирующих впечатлений - но и ведут диалог друг с другом. Они взаимодействуют, спорят, вступают в союзы и отвергают друг друга, К. Г. Юнг (1992) говорит об энергетическом понимании души как разряда между полярными полюсами. Как уже упоминалось, гетерогенность, семиотическое многоязычие, согласно Ю. М. Логману (1973, 1992а-б, 1993), является одним из главных условий существования смыслопорождающего, а значит способного к саморазвитию сознания. В этом полифоническом сознании разговор идет на разных, несводимых друг к другу языках, и, именно это, по Лотману, делает его системой, способной порождать новые смыслы.
Ю. М. Лотман считает, что смыслопорождающая система, носительница разума, по крайней мере бинарна, т. е. состоит как минимум из двух языков, находящихся во взаимной несводимости, непереводимости и, одновременно, подобных друг другу, поскольку каждый своими средствами моделирует одну и ту же внесемиотическую реальность. Ситуация принципиальной непереводимости и неизбежных (в связи с необходимостью взаимодополнения) попыток перевести рождает новый смысл. Момент аутокоммуникации рассматривался, как известно, и Л. С. Выготским (1983а) как принципиальный, центральный в развитии человеческой психики.
Как перевод с языка более сложных структур могут рассматриваться, например, и процессы автоматизации, которые позволяют разгрузить высшие уровни сознания. В то же время Ю. М. Лотман (19926, с. 381-385) предполагает, что напряжение "споры" высшего смысла, организованного с помощью языка низшего, может стимулировать как развитие низших смысловых структур, так н взаимоотношений между низшими и высшими, и тем самым влиять на развитие высших смыслов. Так, например, "перевод" задач высших уровней на наименее структурированный язык переживания первого уровня может становиться толчком к созданию новой смысловой структуры - творческого решения задачи.
Обратное движение - дезавтоматизация психической деятельности, ее произвольная организация, планирование и контроль могут рассматриваться как перевод задач низших уровней на более сложный язык и традиционно считаются одним из основных путей развития форм восприятия и взаимодействия с миром. Автоматизация - дезавтоматизация, пульсирующее ритмичное движение редукции и развертывания, перекодирования смысловых структур рассматриваются Ю. М. Лотманом как единый процесс развития целостной системы смыслов.
Эти процессы, естественно, являются особенно напряженными в процессе развития психики. Ю. М. Лотман говорит об особом стимулирующем развитии действии "спор" высшего смысла, воспринятых ребенком в доступных ему простых формах. Примером такой стимуляции является знакомое многим ощущение, которое остается от случайно прочитанной в детстве и не до конца понятой "взрослой" книги.
Множественность генерирующихся смыслов неизбежна еще и потому, что диалог ведут не только разные фигуры сознания, но и его фигуры и фон, который, по предположению Выготского (1982а), сам является сложно организованной системой. Так, Лотман (1973) описывает возможность взаимодействия между процессами развития смысловой фигуры и контекстами, тонизирующими и организующими внутренний монолог, но не имеющими с ним непосредственной связи. Из окружающего контекста вторгаются добавочные смысловые коды, порожденные стуком колес, качкой корабля, навеянные ветром, мерцанием огня, узором обоев, чугунных решеток, архитектурных ритмов, механически напеваемым мотивом или чтением. Как пример такого взаимодействия, можно вспомнить, как ход мыслей Левина соотносился с изменениями вокруг, когда он, напряженно пытаясь понять смысл того, что с ним происходит, машинально следил за изменением цвета, движением облаков в рассветном небе <Толстой Л. Н. Анна Каренина, 1928, т. 8, с. 250-252).
2.6.
Системная организация сознания и поведения
Л. С. Выготский (1982а), как мы помним, говорит не только о смысловом, но и о системном строении сознания. Понятно, что смысл и структура тесно переплетены: структура переживания соответствует смыслу адаптивной задачи, смысл, по Выготскому, сам перестраивает структуру сознания. Организация сознания подчиняется общим законам построения системы, и, прежде всего, закону ее исходной целостности. Целостность системной организации сознания, как известно, определяется целеустремленностью живых систем (Бернштейн Н. А., 1990; Анохин П. К., 1963).
Целенаправленность сложно организованной системы обеспечивается за счет взаимного ограничения степеней свободы ее подсистем (Бернштейн Н. А., 1990). Ю. М. Лотман считает, что в основе целостности любой системы лежат внутренние противоречия, напряженность, возникающая между ее противоположными полюсами (1992а). Реципрокная работа уровней антагонистов поэтому может рассматриваться как непременное условие организации структуры сознания, ее прочности и устойчивости. Целое возникает в результате конфликта независимых тенденций (Лоренц К., 1994).
Как мы уже обсуждали выше, важным для нас является понимание того, что уровни в норме не могут действовать изолированно. Каждый из них, идеально приспособленный для решения своих специфических задач, ограничен во взаимодействии со всей сложной реальностью среды. Первый, например, не имеет даже активных форм защиты, второй - бессилен перед любым сбоем привычного хода событий" на третьем - теряется общая связь происходящего, мир становился объектным и распадается на частные закономерности, правильность четвертого нарушает непосредственную индивидуальную связь с миром. Нормативные полноценные отношения с миром требуют системной организации работы всех взаимодополняющих уровней.
Многослойность, одновременная множественность образов мира и себя, их взаимная необходимость и непереводимость, антагонизм создают внутреннее напряжение - скелет системы организации сознания и поведения. Рассмотрим подробнее эти механизмы системы переживаний.
Во-первых, целостность сознания, возможность его организации обеспечивается энергетическим доминированием каждого уровня, надстраивающегося над нижестоящим. Новый уровень открывает возможность следующего шага в активизации взаимоотношений с миром и отвоевывает ее благодаря более сложной структуре переживания.
Большая активность второго уровня аффективных стереотипов по отношению к первому уровню пассивной пластичности не вызывает сомнений, как и большая активность третьего уровня активной экспансии, овладения неопределенными условиями по сравнению со вторым, только фиксирующим стереотипы контакта с миром. В то же время утверждение о доминировании четвертого уровня эмоционального контроля над уровнем страсти, влечения к витально важной цели, как и над уровнем азарта, преодоления опасности, игры с препятствием на первый взгляд кажется натянутым.
Мы знаем, однако, что, несмотря на витальную важность решения задач личной адаптации, сообщество в целом сохраняет контроль над нашей индивидуальной жизнью, и это доказывается самим фактом его существования. П. В. Симонов (1975) приводит данные этологических исследований, свидетельствующие, что агрессивность у животных контролируется не уровнем интеллектуального развития, а механизмами групповой организации, которые успешно противостоят индивидуальным потребностям. Внутривидовая агрессия является реакцией на сопротивление противника и не Преследует отказавшегося от борьбы. Избегание тоже не обязательно связано со страхом, а альтруизм характерен для особей, занимающих высокое положение в иерархии группы (Лоренц К. 3., 1994).
Представляется, что яркость свободного проявления второго и третьего уровней, по сравнению со сдержанностью и скупостью четвертого, не должны смущать. Безусловно, аффективная энергия обнаруживается Прежде всего в ее свободном движении. На втором уровне, пока сохраняется привычный ход событий, автоматизм, привычка тоже не представляются сгустками энергии, но заряженность аффективного стереотипа проявляется в момент его образования Али разрушения. На третьем уровне, где переживание организует поток активности, направленной на решение задачи, мы всегда можем проследить целенаправленное преодоление препятствия.
Структура переживания четвертого уровня, наоборот, максимально связывает, скрывает внешние проявления волевого усилия. Оно обнаруживается лишь в самой устойчивости, структурированности произвольных форм поведения, неограниченном терпении, возможности тратить себя, следуя велению долга. Отметим еще раз, что П. А. Флоренский (1990>, С. Н, Булгаков (1991) рассматривают долг именно как возможность длительного произвольного напряжения.
Во-вторых, общая тенденция высших уровней ограничивать степени свободы низших дополняется, как мы уже обсуждали выше, особым распределением сил внутри системы. Мы проследили, как по мере повышения активности и усложнения структуры переживания уровни поочередно обращаются к разрешению двух полярно направь ленных задач: первый и третий обеспечивают адаптацию к изменчивой среде, второй и четвертый - к стабильной. Методы их разрешения соответственно тоже противоположны, как гибкое рефлекторное кольцо и жесткая фиксация способов взаимодействия с миром. Таким образом, уровень для решения своих задач, с одной стороны, должен подавить или ограничить тенденции предыдущего, с другой - может опереться на возможности уровня, стоящего через один, освободив его от тормозящих влияний их общего соседа и антагониста.
Такая организация создает предпосылки для развития целенаправленно управляемой системы, дает возможность не просто доминирования, а избирательного ограничения степеней свободы системы и точной адресации организуемого поведения разрешению конкретной задачи в конкретных обстоятельствах (Бернштейн Н. А., 1990).
Необходимо также отметить, что ограничение каждого уровня в преследовании собственной аффективной цели не дает ему замкнуться на стремлении к своему типу удовольствия и вводит его работу в сложный контекст реальности. Сверхсосредоточение (в патологии - влечение) на однотипных аффективных целях, по нашему мнению, может свидетельствовать именно о нарушении межуровневого баланса сил.
Кроме основной оппозиции (адаптации к стабильно определенным и неопределенным, постоянно меняющимся обстоятельствам) мы можем выделить и ряд других, увеличивающих маневренность системы. Это, конечно, оппозиция первого, низшего, уровня, стремящегося к защите, редукции напряжения, и остальных, активных уровней, санкционирующих все более серьезные затраты в контактах со средой; это противостояние высшего, четвертого, уровня, организующего адаптацию в сообществе, и низших, решающих задачи индивидуальной адаптации; это разнонаправленность, с одной стороны, первого и четвертого, пластично или с помощью деформации, но организующих поведение в соответствии с внешней средой, с другой - второго и третьего, активно проецирующих вовне индивидуальные формы жизни.
Все эти перекрестные оппозиции служат гарантом сохранения целостности системы. Они обеспечивают, во-первых, возможности адекватной адаптации в конкретных, реальных обстоятельствах, а во-вторых, сохраняют живыми все уровни аффективной жизни. Сохранение этой разноголосицы, как мы уже говорили, не допускает механистичности в отношениях с миром, повышает адаптивные возможности всей системы и создает условия для становления саморазвивающегося сознания.
Наиболее четко координированное, иерархически организованное взаимодействие уровней необходимо для решения задач непосредственной адаптации, осуществление функции саморегуляции не требует столь жесткого соблюдения правил субординации. Хотя каждый уровень вносит свой уникальный вклад в процессы регуляции аффективного тонуса, и стабилизацию аффективных процессов, решаемые ими задачи не противопоставлены друг другу. Поэтому уровни сохраняют в данном случае большую свободу в системе, и это создает широкие возможности в развитии вариантов взаимодействия, возникновения большого числа комбинаций межуровневых механизмов, что, в свою очередь, способствует появлению многообразных культурных форм саморегуляции.
2.7.
Развитие функциональных систем аффективной организации сознания и поведения
В зависимости от функции, можно выделить разноорганизованные системы: аффективной организации реальной адаптации (S1) и саморегуляции (S2). Опираясь на исследования А. Р. Лурии (1973), мы можем предположить, что на основе этих главных, идеальных и целостных психических систем рождается и множество других, частных я более или менее временных функциональных, отвечающих своим конкретным задачам приспособления и саморегуляции: S1a, S1b... и S2a,S2b...
Функциональные системы решения задач адаптации
Способы взаимодействия уровней в функциональных системах отвечают требованиям задачи. В случаях системы типа S1 мы достаточно легко можем определить ведущий и обслуживающие его фоновые уровни, характер взаимодействия которых зависит от смыслообразующей задачи и конкретных (внутренних и внешних) условий. Эти условия задают оттенки взаимоотношений осознанных и неосознанных структур переживания, неоднозначность поведения субъекта в данной ситуации.
Так, если организация процесса общения обеспечивается ведущим, четвертым, уровнем эмоционального контроля, то в качестве фоновых могут быть задействованы третий - с его возможностью осуществлять экспансию, устанавливать конкретную иерархию отношений; второй - с фиксацией пристрастий, антипатий, стереотипов контакта, и первый - с интуитивным установлением дистанции, расположения или нерасположения к общению. Однако в каждом конкретном случае официального или дружеского общения, влюбленности, соперничества или зависимости характер взаимодействия ведущего и фоновых уровней будет выстраиваться в точном соответствии с особенностями смысловой задачи и ее ситуативного контекста.
Точно так же ведущим уровнем организации исследовательского поведения выступает уровень аффективной экспансии, который дает саму возможность заинтересоваться неожиданным нарушением стереотипа и развернуть активный диалог с новым аспектом среды. Аффективный смысл исследования, углубления в проблему определяется ведущим уровнем, но особенности взаимодействия с фоновыми уровнями определяются конкретной ситуацией. Они зависят от степени агрессивности среды и ранимости субъекта, от "красоты" нового видения мира, от сенсорного качества среды, которое может и стимулировать, и тормозить исследование, ригидности уже сложившихся стереотипов, эмоционального контроля, который либо создает исследованию режим благоприятствования, либо налагает "вето" на сомнительные эксперименты.
Функциональные системы смысловой организации поведения складываются в онтогенезе. Так, например, задача взаимодействия с другим человеком и особая избирательная чувствительность к этому другому существует с самого рождения, а характер взаимодействия усложняется с развитием структур аффективного переживания. Исходно общение младенца с близким осуществляется в форме пластичного уподобления, слияния в совместном действии, потом к его регуляции подключается уровень, дающий возможность закрепления общих аффективных стереотипов, позже третий начинает обеспечивать организацию диалогических форм взаимодействия, и лишь затем развивается форма контакта, порождаемая иерархически организованным переживанием. Только формирование такой структуры дает возможность возникновения произвольного контроля, установления эмоциональной связи с близкими через добровольную активную жертву.
И, наоборот, уже сложившиеся функциональные системы могут редуцироваться и входить в контекст развития других смысловых программ. Та же функциональная система организации взаимодействия с людьми автоматизируется и передается низшим структурам. Тогда мы привычно соблюдаем социальные правила, руководствуясь элементарным переживанием комфорта и дискомфорта ("удобно" и "неудобно"), безлично вписываемся в структуры сообщества или начинаем манипулировать людьми, строить отношения с ними, ориентируясь только на причинно-следственные связи.
Функциональные системы процессов саморегуляции
Мы уже отмечали, что системы организации типа S2 более свободны в своем построении, особенно когда они связаны с регуляцией аффективного тонуса. Аутостимуляция положительными впечатлениями в норме всегда обеспечивается комплексом разноуровневых механизмов, в котором трудно выделить один постоянно доминирующий. Например, когда мы сидим у камина, нас, конечно, привлекают блики, мерцание углей, но камин - это еще и живительное тепло, и одновременно образ укрощенного огня, и, наконец, символ домашнего очага, собирающего близких людей.
Для каждого из нас аффективные акценты в комплексе впечатлений постоянно смещаются, уровни то берут на себя смысловую нагрузку, то уходят в тень. И это тоже имеет приспособительное значение: пресыщение, свободно перебирая оттенки тонизирующего впечатления, дольше оставляет в действующем состоянии весь комплекс, более того, оно дает ему живую глубину.
Глубина, динамизм тонизирующего впечатления обеспечивается еще и тем, что аффективные механизмы одних уровней активно вмешиваются в организацию аффективного материала других: второй и четвертый фиксируют и нормируют удовольствие всех уровней, первый и третий в поисках новизны размывают, разрушают стереотипы, экспериментируют с удовольствиями.
Второй уровень - фиксирует переживание гармонии, сенсорного удовольствия, веселого риска, теплоты дружеского контакта; четвертый разрабатывает эти тонизирующие моменты с помощью аффективного опыта сообщества и произвольно вводит их в ритуал, уклад. Первый находит гармонию не только в восприятии пространства, но и телесных ощущений, в состязании, в отношениях с людьми. Третий, наоборот, извлекает удовольствие из нарушения гармонии - асимметрии, синкопа, потери и возвращения равновесия, из игры с сенсорным качеством - пряных, острых, почти болезненных ощущений, из экспериментов с человеческими отношениями - розыгрышами, поддразниванием, эпатажем, шокирующими выходками.
Если тонизирующие переживания характеризуются, хотя и .сложным, но наиболее свободным взаимодействием разноуровневых механизмов, то функциональные системы, обеспечивающие избирательную борьбу с деструктивными переживаниями, представляется нам более четко организованными и занимают промежуточное место между системами типа S1 и S2.
Примером такой функциональной системы может служить активное вытеснение травмирующего переживания из сознания субъекта. 3. Фрейд, как известно, ввел это понятие для .объяснения удержания в бессознательном неприемлемых для "Я" желаний, мы позволим себе использовать его в более широком смысле - как механизм защиты от впечатлений разрушающей, травмирующей силы.
В этом межуровневом механизме роль аффективных фильтров играют переживания второго и четвертого уровней. Они выделяют и избирательно усиливают дискомфорт от определенного рода впечатлений: второй - индивидуально неприятных, четвертый - неприемлемых для окружающих. В крайних случаях дискомфорт может включить действие пресыщения практически сразу: так формируется устойчивая силовая структура, и фиксируются направления защиты от отвратительных и дестабилизирующих переживаний. По мнению Л. С. Выготского (19836), именно аффективные тенденции не позволяют нам длительно сосредоточиться на мысли о смерти. Таким образом, создается система аффективных фильтров, определяющих, на что нельзя смотреть, о чем лучше не вспоминать, что надо не расслышать.
Эти фильтры, конечно, искажают объективную информацию, но, как уже говорилось, до известных пределов это искажение не вступает в конфликт с требованиями реальной адаптации. Более того, мы часто воспринимаем его как замечательное свидетельство торжества жизненных сил, позволяющее нам, вопреки обстоятельствам, радоваться жизни и быть счастливыми, верить в будущее, а, значит, в конечном счете, иметь и возможность овладеть им. И здесь хочется вспомнить о знаменитых финалах фильмов Фредерико Феллини - улыбку Джульетты Мазины в последних кадрах "Дороги" и "Ночей Кабирии", процессию персонажей, завершающую "Восемь с половиной".
Механизмом защиты от деструктивных переживаний является, как известно, и осмеяние страшного, тягостного. Одной из форм такой защиты является карнавальное мироощущение, описанное и проанализированное М. М. Бахтиным (1965). Унижение страшных, несущих; гибель стихий, отождествление их с образами телесного низа рождает представление о смешных страшилищах. В то же время, телесный низ - это и образ плодородия, возрождения. Именно гиперболизация его плодородного избытка создает возможность смехового разрешения страха. Бахтин сравнивает карнавальное переживание с колесом, качелями, позволяющими объединить верх и низ, страшное и смешное, могилу и лоно, смерть и рождение.
В этой форме можно рассмотреть взаимодействие, союз переживаний второго и третьего уровней сознания. Задача, которая ставится на языке первого и третьего уровней - ужас, унижение, переживание угрозы уничтожения индивидуальной жизни, - переводится на язык второго с помощью определения страшного как гадкого, грязного и разрешается в победном ликующем переживании третьего, достигнутом, однако, средствами второго, - переживанием торжества возрождения в теле рода. [—(1 и 3) = —(2) —> +(2) = +(3 и 1)]. Субъект преодолевает деструктивный ужас уничтожения, переживание бессилия именно потому, что, ощущая себя частью рода, получает возможность , одновременно пережить и смерть, и возрождение. Однако это приобщение к родовой жизненной силе достигается нами за счет снижения уровня индивидуального осознания себя в мире.
Другой союз разноуровневых механизмов вступает в борьбу с деструктивными переживаниями в ситуации, когда субъект не может и не хочет отказываться от индивидуального переживания несчастья. Представляется, что он лежит в основе традиционных форм переживания тяжелых личных событий. Например, в случае потери близкого человека, когда совместная работа всех уровней направлена на связывание, десенсибилизацию переживаний деструктивной силы.
Задачей этого межуровневого механизма является создание условий - дозирования, заглушения, связывания, - при которых может сохраняться основное переживание. С одной стороны, оно накладывается на сложно разработанную сеть тонизирования, за создание которой отвечают переживания первого, второго и четвертого уровней: гармонически организованное пространство, цветы, музыка, обильная еда и питье, непосредственное участие окружающих, общие воспоминания. С другой стороны, с помощью ритмизации ритуала (2 и 4), его сюжетной организации (3) дозируется само тяжелое переживание. Все это позволяет отодвинуть момент пресыщения, развернуть переживание во времени и начать работу по переведению его в символический план и десенсибилизации.
В то же время, в отдельные моменты ритуала, его сюжет (3) несколько раз направленно поднимает переживание горя к максимуму интенсивности, этому служат средства отрицательной аутостимуляции - всплески голошения, общего плача, причитания, воспроизводящего образы невозвратимой потери, возможно самоповреждение (2, 4). Доведя переживание горя до максимума, ритуал дает миг отдыха в пресыщении (1) и снова возвращает в аффективный стереотип переживания. Горе как бы выбрасывается из сознания и снова ловится в сеть аффективных стереотипов и укачивается в ней, с каждым возвращением все более теряя свою непосредственную остроту. Такое взаимодействие переживаний разных уровней позволяет соединить, казалось бы, несовместимое - принять объективность случившейся катастрофы и сохранить индивидуальность личного переживания.
И, наконец, возможен такой тип взаимодействия уровней, когда борьба с деструктивным переживанием приводит к развитию самой структуры индивидуального сознания. Такой тип душевной работы традиционно связывается с переживанием катарсиса, или зиждительной трагедии. В этом случае при поддержке всех уровней основную работу берет на себя четвертый, определяющий переживание несчастья, неизбежности гибели как необходимой жертвы высотам ценностям, достойного завершения жизни, перехода в высший мир. Объединение механизмов первого уровня - пресыщения страдания (потери почвы под ногами, временной потери структуры сознания) и четвертого - стремления найти ценность, в атрибутах которой могло бы быть узнано непосильное страдание, создают предпосылку прорыва к новым смысловым ценностям, а значит и к более сложной и устойчивой структуре сознания.
Этот механизм по своей структуре, видимо, аналогичен механизму творчества вообще, развития новых ступеней понимания мира и взаимодействия с ним. Нравственное совершенствование, художественное творчество и открытия в научно-технической и практической областях могут быть рассмотрены как возникновение новых смысловых структур сознания, усложняющих, активизирующих взаимоотношения со средой.
2.8.
Культурное развитие системы аффективной организации поведения и сознания
Выше мы говорили о культурном развитии отдельных уровней системы базальной аффективной организации, но, в сущности, это было недостаточно корректно, поскольку формируется, конечно, не каждый уровень в отдельности, а система в целом.
Рассматривая общие законы развития мозга и психических систем,, Л. С. Выготский, вслед за многими другими исследователями отмечает, что обогащенная новыми напластованиями инстанция не удерживает полностью своих первоначальных функций и отдает их существенную часть "верхним" центрам: он определяет эту закономерность как "переход функции наверх" (1983а, с. 140).
Мы можем проследить, как это происходит, на примере развития аффективной системы. Исходно низший, первый, уровень отвечает за нашу сохранность, он помогает мам избежать воздействия разрушающей силы. В то же время наша защита от опасности не исчерпывается возможностью уклониться, дозировать ее. Функция защиты последовательно передается наверх всем надстраивающимся инстанциям: второй уровень определяет угрозу, которую связывает в аффективный стереотип опасности, позволяющий не допустить ее возникновения, третий - помогает активно справиться с ней и, наконец, четвертый способен использовать для защиты весь опыт сообщества.
Второй уровень исходно отвечает за индивидуальное опредмечивание наших потребностей, выработку успешных стереотипов их удовлетворения, но тоже не удерживает эту функцию полностью, а передает ее часть наверх. Так, третий уровень не только помогает второму преодолевать сбои в стереотипах достижения цели, но и позволяет экспериментировать с самой аффективной целью, делает менее жестким запечатленный стандарт удовлетворения потребности. Четвертый уровень дает возможность использовать в развитии навыков индивидуальной жизни общий аффективный опыт.
Точно так же и третий уровень, осуществляющий экспансию, обследование среды, начинает модулироваться влияниями четвертого - индивидуальная экспансия не только попадает под эмоциональный контроль, но и организуется в совместную экспансию сообщества.
Таким образом, мы видим, что четвертый уровень, помимо его собственной прямой задачи эмоционального контроля, берет на себя часть функций всех других уровней. Это позволяет ввести аффективный опыт сообщества в решение всех базальных адаптационных задач, и для всех уровней открывается путь культурного развития - преодоления ситуативной связанности, ограниченности непосредственной индивидуальной оценкой.
Посредником, передающим влияние сообщества, исходно служит процесс непосредственного сопереживания в ситуации совместной деятельности. Вместе с тем развитие символических функций и, прежде всего, речи, позволяет сообществу создать стабильную систему аффективных символов, пронизывающую все пласты культуры. Знаки переживаний произвольно модулируют структуру аффективной информации и соответственно организуют избирательность субъекта во взаимодействии со средой.
Как известно, первой функцией речи как раз и является указание-привлечение внимания ребенка к исходно нейтральному для него объекту (Выготский Л. С., 1983а). Развитие знаковых систем управления поведением рассматривается Л. С. Выготским как собственно генезис человеческой культуры. Рождаясь, ребенок попадает в смысловую структуру культурной среды и не имеет стадии собственно натурального аффективного развития. Так может быть конкретизировано утверждение Л. С. Выготского о том, что врастание ребенка в культуру является развитием в собственном смысле слова.
С этой точки зрения может быть по-новому понято предположение Лотмана о том, что структура символов данной культуры является системой, изоморфной генетической памяти ее индивида (Лотман Ю. М., 19926). Мы уже обсуждали выше, что все уровни аффективной организации поведения и сознания развиваются во взаимодействии с точно адресованными им уровнями средств культурной организации переживания в ходе направленной стимуляции их аффективным опытом сообщества.
Таким образом, культура является не просто необходимым условием, а внешним психическим органом индивидуального развития специфически человеческих форм поведения и сознания. Ю. М. Лотман считает, что понятие "культура" имеет исходный, первичный, характер, и мы находимся в ее толще, внутри нее, и только так можем продолжать свое существование (19926, с. 9.); само существование смыслопорождающей монады - сознания требует ее погруженности в монаду более высокого уровня (1993).
Она может быть рассмотрена как изоморфная сознанию живав система. С этой точки зрения более понятны мысли О. Шпенглера о том, что душа осуществляется в формах своей культуры, и каждая конкретная культура является индивидуальным телом определенного типа души - античной, египетской, вавилонской или китайской. Подобно растениям и животным, она принадлежит живой природе, органическим формам жизни, и понять ее можно только исходя из целого, поскольку живое неделимо и необратимо. Закономерность развития организма культуры Шпенглер понимает как необратимую органическую логику - судьбу (Шпенглер О., 1993, с. 56). В сущности, то же самое, видимо, имеет в виду и Лотман, называя культуру жиг вой, иначе говоря, открытой системой с несимметричным прошлым к будущим (Лотман Ю. М., 1992а).
2.9.
Взаимодействие культуры я индивидуального сознания
Ю. М. Лотман, выделяя в качестве функций культуры порождение информации и антиэнтропийный механизм (1992а, б) „заключает, что при этом она должна иметь иерархически организованную структуру. Мы уже говорили о том, что эта структура воспроизводит многоуровневое строение индивидуального сознания, включая сложившиеся в данных конкретных условиях устойчивые функциональные системы. Именно они представляют уникальное своеобразие культуры, кроме того, существуют и универсальные для каждого сообщества уровни, которые предоставляют каждому из уровней индивидуального сознания "рекомендуемые" формы развития, успешно опробованные и зафиксированные опытом сообщества.
Мы уже говорили о том, что, описывая наиболее общую модель культуры, Ю. М. Лотман (1992а, б) указывает на ее двухполюсную организацию с силовым напряжением между ними. Обращенный к человеку текст культуры состоит из двух подтекстов: в одном из них картина мира стабильна, она дискретна, рисуется с помощью оппозиций, классификации и систематизации; в другом - мир предстает динамическим континуумом. В этих двух подтекстах статичной и динамичной организации сознания мы можем выделить специальные обращения ко всем его четырем уровням.
Культурная среда, адресуясь к первому уровню, обязательно предоставляет субъекту разработанные способы организации жилого пространства дома, двора, улицы, деревни или города, облегчающие необходимое движение, остановку, вход и выход, организующие "потоки", несущие субъекта в нужную сторону. Зафиксированы принципы пространственного дизайна домашней утвари, инструментов, позволяющих телу, руке, глазу органично вписаться в предмет, предлагается этикет - приличная дистанция контакта, что позволяет избежать невольной агрессии, конфуза, вообще неловкости и дискомфорта в общении.
В арсенале культурных средств саморегуляции - традиции художественной организации интерьера и внешнего облика жилья, пространства за окном: двора, улицы, палисадника, мода диктует форму клумбы, выбор цветов - георгины или ноготки. Разрабатываются эстетические .требования к планировке городов, садов и парков, развиваются способы воздействия на индивидуальное сознание с помощью музыки.
Уровень культуры, направленный на организацию помощи второму уровню, предлагает эталоны предмета потребности и алгоритмы ее удовлетворения, устанавливает, что считать хорошим качеством, что желанно, что полезно, что вкусно, и представляет арсенал знаний, технологий, навыков - инструментов, отвечающих за наше жизнеобеспечение. Конечно, это и запас средств активной защиты - как избежать холода в доме, как лечить болезни, бороться с вредителями и т.д. Это тот слой культуры, который мы привыкли связывать с благами цивилизации, обогащающими жизнь достижениями науки, техники и медицины. Позитивные результаты творчества, поиска, активного диалога с обстоятельствами фиксируются как успешные аффективные стереотипы поведения, вводятся в культурный уклад, и передаются в таком виде развивающемуся индивиду. При этом даже самые сложные технологии редуцируются в простую последовательность действий, которую мы должны воспроизвести, чтобы получить ожидаемый результат.
Со вторым уровнем в процессах саморегуляции связана та часть уклада, которая направлена на разработку культуры чувственной полноты жизни, на дифференциацию жизненных радостей соответственно ритмам природы и биологическим циклам человека. Она позволяет нам в молодости создать индивидуальные аффективные стереотипы переживания радости, запастись, положительно зарядить ими уклад дальнейшей жизни, который сохраняет ключевые ассоциации, помогающие нам в зрелом возрасте актуализировать прошлую радость.
Третьему уровню соответствует слой культуры, разрабатывающий правила и формы регуляции процессов экспансии. Прежде всего это ограничение и определение допустимых форм, тенденций экспансии, стимуляция в избранных культурой направлениях, наполнение определенным смыслом переживания героического. В достижении избранных сообществом целей поощряется соперничество, исследовательская активность. Процессы экспансии регулируются общественной иерархией, возрастными, половыми, социальными ролями, при этом для каждой категории культура предлагает свои запреты и свои разрешенные формы, свою перспективу задач, побуждающих к экспансии.
В осуществлении саморегуляции с третьим уровнем наиболее тесно взаимодействует культура игры, ее необходимыми признаками являются таинственность, опасность, шутливость. Игра фиксируется в культурной традиции как обязательный рефрен серьезной жизни, зрелища всегда требуются наряду с самим хлебом. Элемент игры присутствует во всех произведениях искусства - это игра с целостностью формы, сама сюжетность искусства. Даже в стремлении ввысь каменной пирамиды и величественного собора заложено ощущение торжества над тяжестью материала, переживание покорения пространства. Правила игры не только ограничивают степень реального риска, как отмечает И. Хейзинга, не менее важно и то, что они обеспечивают сохранение противника для ее продолжения, возможность произвольно вернуться к ней.
С четвертым уровнем взаимодействует социальный слой культуры: система правил, норм, ролей, моральных ценностей, которые в обобщенном виде отражают суть принятых в обществе правил поведения. Они задают ритуал произвольной организации индивидуального поведения, вводят механизмы жертвы, долга, терпения. Нормы и ценности регулируют взаимодействие внутри сообщества, т. е. среди тех, кого сообщество признает своими (это может быть семья, род, класс, нация, мир всех людей, общность человека и природы), в отношении чужих они могут совершенно не действовать. Мы знаем множество примеров, когда трогательная преданность семье, классу, нации, партии не только не мешала, но даже способствовала освобождению от непосредственного сострадания по отношению к чужим. На этом уровне может разрабатываться даже особая культура враждебности к чужому, необходимая для поддержания особого отношения к своим.
Для организации саморегуляции четвертого уровня разрабатываются формы поддержания эмоциональных привязанностей, дружеских связей, культура приятного общения. Сопереживание входит в основы восприятия искусства. Мощным средством стабилизации выступает совместное обращение к высшим ценностям, лежащее в основе развития религиозной культуры. Создание ритуала переживания причастности к высшим ценностям, культуры, питающих это переживание религиозных символов, является, по К. Г. Юнгу (1992), средством ассимиляции и интеграции душевной энергии, концентрации смысла человеческой жизни. И, наоборот, отказ от культуры религиозных символов, как он считает, создает угрозу дезорганизации и попадания человека под власть "психической преисподней" - способствует возникновению беспокойства, нечеткого понимания, психологических сложностей, огромной массы неврозов - ненасытной жажды лекарств, влечению к алкоголю, табаку, пище.
Таким образом, мы видим, что в осуществлении функции адаптации культура предлагает всем уровням аффективные эталоны удовлетворения потребности, ограничения, запреты, т. е. искомые нормы жизни и алгоритмы их достижения и защиты - то, что мы привыкли связывать с утилитарными формами культуры, развитием науки, ремесел, называть социальной организацией, государством, правом. В осуществлении же саморегуляции, организации направленных антиэнтропийных процессов культура предлагает разнообразные виды произвольной стимуляции всех уровней, разработку форм самих переживаний - то, что мы привыкли более соотносить с развитием культуры духа, - искусств, религий, философского опыта.
Воздействия культурной среды в норме обеспечивают целостность и устойчивость нашего сознания и, прежде всего, за счет полифонии взаимодействия, позволяющей не допустить гиперстимуляции отдельных структур нашей аффективной жизни. Так, основным условием культуры И. Хейзинга (1992) считает ее целостность - равновесие элементов в рамках совокупности. Сказанное касается и невозможности в нормальной культуре смысловой перегрузки ее высших уровней. Эмоциональный контроль, произвольность не могут существовать без активности низших отделов, так же как и серьезные стороны жизни не существуют без поддержки игровой стихии. Пропорциональность стимуляции осуществляется благодаря разработанному укладу обыденной жизни и череды праздников.
Развитие выраженной индивидуальности культуры, так же как развитие человеческой индивидуальности, дает сообществу особые преимущества, одаренность в решении определенных задач адаптации.
Вместе с тем, чтобы преимущества не обратились в свою противоположность, в культуре появляются и специальные компенсаторные тенденции.
Так, например, М. Мид описывает культуру племени горные арапеши, условия жизни которого чрезвычайно скудны и выживание требует максимальной взаимной поддержки. Основными ценностями этой культуры являются эмоциональное сопереживание, отказ от себя ради других. Это создает особые нормы жизни, когда человеку "неприлично" работать на себя и пользоваться плодами своей деятельности, он должен обязательно подарить их, но и сам он получит в пода" рок от других то, что ему нужно для жизни.
Такая сосредоточенность на. взаимной заботе (механизмы четвертого уровня) имеет, однако, свои отрицательные стороны. В частности, не развиваются культурные формы экспансии, способности сделать выбор, принять на себя ответственность за решение (3). М. Мид сообщает, что в этом случае у племени горных арапешей возникает необходимость развития специальных культурных институтов воспитания человека власти, который должен брать на себя тяжелую ношу ответственности и выбора. Человека, предназначенного для этой непопулярной в племени роли, с детства специально вовлекают в отношениях соперничества с другим членом племени, также предназначенным для власти (институт буаиньонов). Для воспитания людей власти создается традиция избирательной стимуляции механизмов экспансии - постоянная организация игры-соревнования, похвальбы, задирания, поддразнивания друг друга.
М. Мид приводит и другие примеры развития в культуре отношений дополнения как компенсации ее акцентуации. Такие отношения проявляются в развитии систем непосредственной адаптации и саморегуляции: на острове Бали стремление уменьшить напряженность в реальных бытовых взаимоотношениях контрастирует с драматизмом праздничных ритуалов на сценических подмостках; зато ятмулы, племя на Новой Гвинее, дополняют жесткость и конфликтность реального общения созданием статических идеалов красоты и гармонии в сценических ритуалах.
2.10.
Воспроизведение уклада
Жизнь в культуре, таким образом, надо рассматривать как жизнь в потоке активной, избирательно направленной стимуляции всей аффективной системы. Этот поток бережно несет нас через ее этапы, помогает пережить переломные моменты, увидеть смысловую перспективу, дает возможность сохранять стабильность, надежду, веру в лучшее, чувствовать гармонию мира и, несмотря ни на что, иногда действительно быть счастливыми.
Однако особенностью этого потока является необходимость его постоянного воспроизведения: каждое поколение, живя в нем, одновременно должно творить его заново. Человеческая культура зависит от традиционной мудрости сообщества, которая тяжело приобретается, дорого стоит и может быть легко утеряна (М. Мид, 1988). Д. С. Лихачев (19876) говорил о необходимости сохранения экологии культуры, о том, что потеря "духовной оседлости", несоблюдение экологии культуры может убить человека, М. Мид замечает: когда люди теряют ощущение того, что могут положиться на традиционную мудрость, они сходят с ума.
М. Мид как исследователь традиционных культур считает, что культурный уклад устойчив в том случае, если он воспроизводится автоматически и бессознательно. М. Мамардашвили в лекции, прочитанной в 1986 г., переосмысливая трагический опыт XX столетия, подчеркивает обратное: "Собственно значение человеческой культуры естественно было бы понимать следующим образом: человек перестает быть животным и становится человеком по мере того, как начинает подчиняться культурным нормам. Так вот нет же, этого недостаточно, ни нормами нельзя этого достичь, ни следованием традициям. Если вы думаете, что можно естественным образом продолжать традицию, как если бы она была просто самой жизнью, и мы могли бы продолжать ее, как продолжать жить, то это заблуждение..." (1991);|
Говоря об опыте XX века, Мамардашвили напоминает о том, как легко рвется ткань автоматически воспроизводимого уклада культуры". Существование уклада и внешнее следование ему еще не решают проблемы рождения человечности. Путь к ней для него связан с индивидуальным, личным усилием, напряженным присвоением человеческой ценности, с усилием самостоятельного переживания уже существующих общих истин, благодаря которому в динамической вечности снова и снова рождается человечность и человечество: "Ткань, которая ткется над бездной, иная, и ткачи иные, и узлы свои они завязывают иначе..." "Христос мог тысячу раз рождаться в Вифлееме, но если он не родился снова в твоей душе, то ты все равно пропал, погиб... Казалось бы, потому что Христос родился в Вифлееме, можно то-то и то-то, завоевано то-то и то-то... Нет, не завоевано. Ты все равно пропал. Нет, не гарантировано твое спасение, если снова не родился Христос в твоей душе... Иметь честь существовать - это значит привнести свои переживания в уникальные переживания всего того, что, казалось бы, давно уже общеизвестно и изжевано, привнести их в мир не как лишнее в нем, а как то, в чем мир нуждается, чтобы вращаться дальше".
2.11.
Личность как присвоение произвольных форм аффективной организации поведения и сознания
Попытаемся обозначить, какая роль принадлежит личности во взаимодействии систем индивидуального сознания и культуры.
Согласно Л. С. Выготскому, личность развивается в результате присвоения форм произвольной культурной организации индивидуального сознания и поведения. Можно предположить, что личность рождается на стыке культуры и сознания в результате взаимодействия внутренней напряженности структуры индивидуального сознания с напряженностью системы культуры.
Сопротивление уровней (1, 2, 3) уровню эмоционального контроля внутри системы индивидуального сознания находит опору в изоморфных тенденциях системы культуры, противодействующих непосредственному диктату социальных норм. Таким образом, взаимодействие индивидуального сознания с целостной культурной традицией препятствует формированию плоской социальной конформности. Благодаря возникшему резонансу напряжений двух систем личность буквально выламывается из системы аффективной организации поведения, и ее восприемницей тоже служит целостная культурная среда.
Основным механизмом присвоения культурных форм, заданных укладом, становится третий уровень экспансии. Он начинает активно использовать способы, даваемые четвертым уровнем для решения задач индивидуальной адаптации. В то же время развитие личности зависит от сохранения эмоционального контроля над этими процессами, который стабилизируется с присвоением третьим уровнем и вечных ценностей, позволяющих достигать максимальных энергетических напряжений. Это достижение мы отмечаем как формирование внутренних ценностей, системы личных моральных координат, позволяющих достичь независимости не только от "натуральной" ситуации, но и от непосредственного давления "правильных" установок социума. I
Таким образом, с одной стороны, мы видим активное направленное воздействие культурного уклада на систему индивидуального сознания и понимаем необходимость этого потока для развития личностных переживаний. Но, с другой стороны, мы можем говорить и о заложенной в структуру сознания возможности вступить в активный диалог с культурой, о рождаемой в этом взаимодействии личности, наконец, о необходимости такого диалога и для воспроизведения caмой культуры.
перейти в каталог файлов
| Образовательный портал
Как узнать результаты егэ
Стихи про летний лагерь
3агадки для детей |
Скачать 1.5 Mb.