Но и ребенок расплачивается утратой сильного и защищающего отца, примера для подражания. «Когда я забираю Гудрун, мы с моей бывшей женой почти всегда ссоримся. И каждый раз, собственно, из-за мелочей». Мать отдает подробные указания, что дочка должна надеть, что взять с собой. Девочка смотрит на отца взглядом, взывающим о помощи. Но боже упаси вмешаться! В ответ можно ожидать только новых запретов. «В такие мо-
168
менты мне хочется просто сквозь землю провалиться, так стыдно мне перед дочерью!» Другой отец рассказывал о своем бессилии хоть как-то помочь своей десятилетней дочке, которая жаловалась, что мать предпочитает ей младшего брата. «Что мне делать? Я беспомощен. Ну, что я за отец! В такие моменты я ненавижу себя и мою бывшую жену». Когда ребенок упрекает отца в том, что он уделяет ему слишком мало времени, тому не остается ничего больше, как принять «вину» на себя или открыто признаться в своем бессилии быть хорошим отцом.
Все эти обиды порождают ярость и ведут к протесту, напоминающему протест подростков против давления родителей. Некоторые мужчины «разрубают узел» одним ударом, словно у них никогда не было семьи, которая что-то для них значила. Они заводят новые отношения и наслаждаются «новой свободой», некоторые даже меняют место жительства. И это продолжается порой месяцы, а порой и годы, а тогда уже поздно возвращаться к роли хорошего отца. Другие начинают ожесточенную борьбу с бывшей супругой, превратившейся теперь в «могущественную мать»: как только отцу с детьми удается исчезнуть из поля зрения матери, он тут же забывает абсолютно все требования, вплоть до объективно весьма важных. Создается впечатление, что взрослый мужчина просто наслаждается своей безответственностью: он перестает давать ребенку лекарство, разрешает до полуночи смотреть телевизор и даже фильмы ужасов или накануне контрольной работы ребенок остается допоздна с отцом в ресторане. Короче, эти отцы и сами вживаются в роль старших братьев, но только очень непослушных. И подобно подросткам все требования матери воспринимают как возмутительные репрессии, не сомневаясь в справедливости лишь собственной позиции. Некоторые из этих отцов начинают искать союзников — в собственных родителях, в друзьях, в адвокатах, и дело нередко заканчивается попыткой забрать у матери детей через суд. Конечно же руководит ими вовсе не забота о благополучии детей, таким образом они хотят лишь восстановить свое собственное хорошее самочувствие.
Третья категория отцов в ответ на унизительное лишение ответственности пытается и дальше выступать в роли главы семейства. Реальная власть матери для них настолько невы-
169
носима, что они не находят ничего лучшего, как ее отрицать. Эти отцы любят показываться в детском саду или в школе, они могут подвергнуть ребенка обследованию своим врачом, дают детям распоряжения, которые те все равно без согласия матери выполнить не могут, самостоятельно записывают их в кружки или спортивные секции и т. д. Мать для них как бы не существует вовсе. Но поскольку реальной властью обладает все же она, иллюзии таких отцов недолго остаются жизнеспособными и вопрос об опеке снова попадает в суд.
Еще одну разновидность отцов, страдающих от обиды, Фигдор назвал «бедными отцами». Эти, наоборот, отказываются от всякого рода сознательной борьбы, объявляют беспомощными себя и ищут поддержки и сочувствия у собственных детей. Статус «невинной жертвы» возвращает им какую-то долю самоуважения и, кроме того, открывает необыкновенно привлекательную возможность по-своему мстить матери, не испытывая при этом угрызений совести: ведь традиционно все симпатии на стороне «жертвы». Им, конечно, невдомек, что в этой роли содержится, по сути, огромный агрессивный потенциал. Вред, который они причиняют своим детям, невозможно преувеличить. Так маленькая Ютта, едва ей удавалось провести радостные минуты в парке или дома за игрой с матерью, как она тут же начинала горестно вздыхать: «Бедный папа, он сейчас там один...» Девочка постоянно переживала, как папа себя чувствует, не голоден ли он и т. д., что приводило мать в состояние злой растерянности. Ютта считала, что это она обязана заботиться об отце и его благополучие лежит на ее совести. При этом девочка испытывала отчаяние из-за своего бессилия что-то изменить. Девочку пожирало чувство вины, она постоянно думала о том, что вот ей сейчас хорошо здесь, с мамой, а папа там, бедный, один и некому о нем позаботиться... Она то ненавидела себя, то обращала всю свою агрессивность против матери, которую считала повинной в страданиях отца. Отношения с матерью портились, что, в свою очередь, освобождало Ютту от необходимости чувствовать себя виноватой по отношению к ней. Девочка все больше занимала сторону отца. Через два года после развода, когда Ютте исполнилось девять лет, она
170
заявила, что хочет жить у отца. Однажды она не вернулась от него домой, и тот на основе свидетельских показаний ребенка добился частного определения суда: девочка до пересмотра дела могла оставаться у него. Катастрофическое воздействие такого оборота событий на развитие ребенка очевидно. Ютте ничего не оставалось, как подорвать в себе всякое доброе представление о матери. Что же до таких отцов, то они несут по жизни свое «манифестное страдание» и порабощают своих детей. Они не дают детям возможности перейти, наконец, к «послеразводной повседневности», в которой были бы созданы условия для более или менее благополучного их развития. В облике «бедного папы» полное боли событие развода не уходит в прошлое, оно навсегда остается психической реальностью.
Следует, конечно, иметь в виду, что описанное разделение на эти четыре категории довольно условно, в жизни все выражается много сложнее и лишь немногих отцов можно классифицировать по этим четырем категориям в «чистом виде». Чаще различные стратегии смешиваются между собой или поочередно сменяют друг друга. Например, один отец на протяжении многих месяцев после развода боролся с матерью за власть, потом исчез на два года и появился вновь: теперь уже в качестве «заботливого папочки», а в конце концов превратился в отвергнутого одиночку.
То, что ребенок живет с матерью, для матери, конечно, означает реальную власть. И с этим следует считаться. Но известно, что при неравномерном распределении власти всегда можно ожидать, что она будет использована там, где есть необходимость защищаться. Стремление к власти отца создает опасность для матери, и это удерживает ее в состоянии постоянной тревоги. Мы уже говорили о бессознательных чувствах вины и страха, заставляющих мать осложнять контакты ребенка с отцом, a 3TOjB свою очередь^усиливает чувство приниженности и страха у отца. Очевидно, что «в отношениях разведенных родителей бродит такой большой конфликтный потенциал, что достаточно ему всплыть в одном месте, как вся комплексная система чувства вины, обвинений, страхов, унижения и боли уже самостоятельно приходит в движение».
171
К счастью, бывает и по-другому. Если мать информирует отца о шагах развития ребенка и важных событиях в его жизни, у того рождается чувство, что и он участвует в этих событиях, он испытывает радость и гордость, что, в свою очередь, пробуждает в нем ответную готовность к активному участию в жизни ребенка. Совместное обсуждение родителями школьных дел и вопросов свободного времени играет огромную роль и для ребенка: в его глазах оба родителя становятся носителями этих важных решений. Конечно, это осложняет использование одного из них в своих конфликтах с другим, но зато и освобождает от мучительного конфликта лояльности и связанных с ним страхов, вселяя чувство уверенности. Отцы так тяжело переносят финансовые обязанности, большей частью потому, что не получают ни благодарности, ни признания («он обязан!»). Тогда алименты превращаются для отца в своего рода вид «расплаты за совершенную ошибку», и он уже не способен рассматривать их как «инвестицию» в будущее своего ребенка. Но и здесь при наличии доброй воли можно многое изменить, если дать ребенку понять, что папа принимает в нем участие также и с материальной стороны. Часто маленького слова благодарности бывает достаточно для большого улучшения отношений. Ребенок должен видеть и ценить участие отца! Тогда и отец не будет чувствовать себя использованным и смягчится настолько, что в очередном разговоре с матерью может даже поинтересоваться, не помочь ли чем-нибудь и ей. А это, в свою очередь, уже приятно самочувствию матери.
Признание со стороны отца ее материнской роли в большой степени снимает страх перед потерей любви ребенка и разрывает порочный круг взаимных обид и опасений. Интересно, что нередко такое случается уже благодаря изменению поведения лишь одного из родителей. Но для этого, как уже говорилось, он должен суметь преодолеть в себе психические переживания, которые принес с собою развод. Стоит лишь одному изменить свою позицию, как второй меняет ее казалось бы автоматически, и взаимные страхи расслабляются.
ВМЕСТО РАДОСТИ — РАЗОЧАРОВАНИЕ И СТРЕСС
«Каждый раз, когда мне предстоит позвонить моей бывшей жене, чтобы договориться о посещении, у меня начинается неприятное давление в желудке. Сейчас опять начнутся проблемы!» — рассказывает господин М. Уже три раза подряд мать нарушала договоренность: то у Руди был насморк, то должны были приехать дедушка с бабушкой и они непременно хотели видеть внука, то... О третьей причине господин М. никак не мог вспомнить. Фигдор спросил своего посетителя, тот, вероятно, принимает отказы жены за простые отговорки? Так оно и есть! «Конечно, это только ухищрения, Ева хочет мне этим сказать, что я — нежелательная помеха в их жизни и ей необходимо от меня избавиться». Фигдор поинтересовался, говорил ли господин М. об этом со своей бывшей женой? «Нет. А зачем?» Итак, вместо того, чтобы, как минимум, поговорить с матерью — а ведь это, очевидно, большая проблема и для нее тоже, — отец инфантильно переживает отказы жены как произвольные отговорки. Его «нет» заставило психоаналитика задуматься. Конечно, рано было делать какие-либо выводы, но первый шаг на пути открытия собственной причастности со стороны отца, казалось, был уже сделан. «Особенно плохо чувствую я себя, — продолжал он, — когда трубку снимает Руди. Сейчас он спросит, когда я его заберу, а я не осмеливаюсь ответить что-либо определенное, пока Ева не даст мне своего соизволения. Сын еще только произносит «алло», а мне уже кажется, что я ему совсем не нужен». Особенно мучительны для отца минуты, когда он забирает мальчика. Родители не смотрят друг на друга, мать собирает ребенка, который в этот момент раздражен и его поведение непредсказуемо, а отец безучастно стоит в стороне — «как шофер, который ждет пассажира». В эти моменты перед его внутренним взором проплывают картины некогда счастливого брака: «Ведь это наша
173
квартира, и мы были здесь счастливы. Мы вместе любили нашего мальчика. Я тоже хотел развода, но до сих пор не могу понять, как это мы могли так бездумно сломать все, что было нам дорого!». Господин М. признался: он все еще, несмотря на развод, находит свою бывшую жену привлекательной и его влечет к ней, поэтому он чувствует себя ужасно униженным ее холодностью, а ведь вот уже больше двух месяцев, как у него есть новая подруга. Думал ли он о том, что его бывшая жена, может быть, испытывает подобные же чувства и ее холодность — не что иное, как защита? Нет, об этом он не думал. А знает ли его жена о его чувствах? Господин М. отрицательно качает головой: «Я стараюсь не показьгеать этого. И ни в коем случае не показать раздражения! Этой любезности я ей не сделаю!». А догадывается ли этот мужчина, как такая «непричастность» ранит его бывшую жену? Тем более, что в то время, как у него уже есть новые отношения, она все еще одинока. Каждый из них стремился побороть свою обиду путем нанесения обиды другому. Было видно, что отец не переработал в себе свои личные проблемы разрыва и говорить с ним об этом было еще рано. «Наконец подходит самое ужасное. Я называю это — «Тревога!». Мне дают указания, на что мне обратить внимание, что делать, о чем думать... Я выслушиваю молча. Что мне сказать? Мне бы закричать, что я не маленький, а я молчу и мне безумно стыдно перед сыном». Отец удручен. «Наконец, мы одни! Надо бы радоваться...»
Но тут начинаются другие трудности, очень характерные для отношений разведенных отцов со своими детьми. Выходные дни вместо радости превращаются в какое-то задание. «Чем могу я выразить свою любовь к ребенку? Как завоевать его ответную любовь?». Отец опасался, что сын может упрекнуть его разводом^ боялся заговаривать с ним об этом. Тем временем он стремился доставить мальчику как можно больше удовольствий, составлял различные программы развлечений, превращаясь в своего рода «массовика-затейника», и при этом ужасно боялся провала. В один из погожих дней они решили покататься на автодроме, но он оказался закрыт. «У меня было ужасное чувство, словно я злонамеренно не выполнил своего обещания». Отец боялся, что ребенок в один прекрасный мо-
174
мент скажет ему: «Папа, ну что ты можешь мне предложить?! Лучше я не буду больше к тебе приезжать!». Каждое разочарование ребенка, его скука или плохое настроение таили для отца страшную угрозу. В противовес к «педагогизированию» у матерей разведенные отцы переживают инфантилизацию не только по отношению к бывшей жене, но часто и по отношению к детям: они чувствуют себя так, словно сдают экзамен на «хорошего отца». Отец Руди не мог себе представить, что он нужен и важен своему сыну просто как отец, а не как организатор каких-то там развлечений.
Собственно, после развода отношения отца и ребенка попадают в совсем иные условия, теперь они вынуждены общаться друг с другом исключительно вдвоем, а для отцов, в отличие от матерей, двойственные отношения с ребенком это нечто совершенно новое. Кроме того, отцам не хватает «социальной компетентности», чтобы компенсировать отсутствие матери. Многие отцы никогда не учились подолгу играть с детьми, они недостаточно понимают мир ребенка и им трудно без соединяющей роли матери. Чаще всего им приходилось быть один на один с ребенком только тогда, когда предполагалось что-то предпринять. К этому образцу отношений совершенно автоматически обратился и господин М. Страх отцов перед этими двойственными отношениями часто ведет к тому, что они начинают искать «третий объект» — едут с ребенком к своим родителям, приглашают гостей, отсылают ребенка к соседям или восстанавливают тройственные отношения с новой подругой. Но они не понимают, что для того, чтобы компенсировать ребенку разлуку, «периферического» их присутствия в эти дни недостаточно. Они недооценивают важность своей персоны для ребенка. «Я просто не знаю, как играют с этим детским конструктором!» — растерянно признался господин М. и почувствовал большое облегчение, когда ему объяснили, что сыну уже вполне достаточно, если он предлагает себя в качестве товарища по игре, таким положением дети вполне удовлетворяются и получают необходимый импульс для фантазирования.
Но тут обнаружилась еще одна сложность: такого рода игра не приносила отцу удовольствия, в ней для него было слишком мало событийности. Время, проведенное с сыном, стано-
175
вилось для него еще и педагогическим долгом. Задачей психоаналитика было научить отца такому построению отношений с сыном, чтобы это и ему приносило радость.
Воскресное утро было для обоих самым лучшим временем. Они завтракали в постели, говорили о футболе, иногда устраивали бои подушками. Но после обеда все менялось: Руди начинал ныть и скучать, ему ничего не нравилось, он раздражался и нередко ссорился с отцом. Видно было, что предстоящая разлука трудна для мальчика, ведь всегда легче покинуть любимого человека, когда ты на него зол. Отец чувствовал, что напряжение связано с расставанием, но избегал говорить об этом. Возвращение к матери происходило обычно в подавленном настроении. «Мы прощаемся с Руди, и, когда я еду обратно в лифте, мне хочется выть. Каждое прощание — это как новый развод!» Потом господин М. говорит задумчиво: «Когда Ева отказала мне в очередной раз, я накричал на нее по телефону. Но, к своему ужасу, ощутил облегчение, благодаря ее отказу». И после короткой паузы: «Я думаю, почему все-таки я тогда выбрал именно ее...».
Через два месяца после начала консультаций у психоаналитика не только отношения господина М. с сыном стали более радостными, но и значительно разрядились и его отношения с бывшей женой. Спустя полгода, приехав за Руди, он пригласил Еву на чашку кофе, а через два дня та сама ему позвонила и попросила взять к себе ребенка во внеочередной раз, поскольку ее пригласила подруга. Судя по всему, мать, благодаря расслаблению напряжения в отношениях с отцом, смогла, наконец, безбоязненно воспользоваться его продолжающимся отцовством и в своих интересах. И все это в результате казалось бы совсем незначительного изменения в поведении отца.
«ОТЕЦ БОЛЬШЕ ГЛАЗ НЕ КАЖЕТ!»
Господин М. никак не мог вспомнить причину последнего отказа матери. Да она и не столь важна, потому что он сам бессознательно уже желал этого отказа. При помощи психоаналитика он сумел все же увидеть, что трудности его отношений с сыном проистекали не только от матери, но и от него самого. Он переживал тогда критический период своего «пос-леразводного отцовства» и все еще сильно переживал из-за потери семьи. Судя по всему, новые отношения лишь поверхностно отвлекли его от переживаний, и он видел, что те формы, которые принимало его отцовство, и в дальнейшем будут лишь усиливать его боль, добавляя к ней новые унижения и чувство собственной неполноценности. Чем труднее выход из такого кризисного состояния, тем больше вероятность, что отец — постепенно или внезапно — просто исчезнет из жизни ребенка. Чаще всего происходит это бессознательно, а ответственность взваливается на различные обстоятельства. Это могут быть, например, перемены по службе, новая должность, требующая больших затрат времени, командировок, изменения места жительства и т. д. Напряженные отношения с матерью тоже часто становятся «объективным» поводом отхода от детей.
Один отец рассказывал Фигдору, что после двух отказов матери он вообще перестал звонить ей: «А зачем? У нее уже наверняка готова новая отговорка». Другой отец перестал встречаться со своей дочерью из-за того, что они с бывшей женой постоянно ссорились и он «благородно» хотел «избавить ребенка от этих безобразных сцен». Другие выражаются и того проще: «Раз она не дает мне возможности быть отцом так, как это понимаю я, пусть тогда сама...» или что-то в этом роде. В результате получается, что мать и отец, при всех видимых разногласиях, тянут за один конец одного и того же каната: отец сознательно желает видеть ребенка, но жалуется, что мать препятствует встречам, в чем читается бессознательное
перейти в каталог файлов
| Образовательный портал
Как узнать результаты егэ
Стихи про летний лагерь
3агадки для детей |