буквомикс сказки. Сказка о потерянном времени читать
 Скачать 49.12 Kb.
| Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |
| 7,4 млн подписчиков Сказка о потерянном времени читать:Жил-был мальчик, по имени Петя Зубов. Учился он в третьем классе четырнадцатой школы и все время отставал, и по русскому письменному, и по арифметике, и даже по пению. – Успею! – говорил он в конце первой четверти. – Во второй вас всех догоню. А приходила вторая – он надеялся на третью. Так он опаздывал да отставал, отставал да опаздывал и не тужил. Все «успею» да «успею». И вот однажды пришел Петя Зубов в школу, как всегда с опозданием. Вбежал в раздевалку. Шлепнул портфелем по загородке и крикнул: – Тетя Наташа! Возьмите мое пальтишко! А тетя Наташа спрашивает откуда-то из-за вешалок: – Кто меня зовет? – Это я. Петя Зубов, – отвечает мальчик. – А почему у тебя сегодня голос такой хриплый? – спрашивает тетя Наташа. – А я и сам удивляюсь, – отвечает Петя. – Вдруг охрип ни с того ни с сего. Вышла тетя Наташа из-за вешалок, взглянула на Петю, да как вскрикнет: – Ой! Петя Зубов тоже испугался и спрашивает: – Тетя Наташа, что с вами? – Как что? – отвечает тетя Наташа. – Вы говорили, что вы Петя Зубов, а на самом деле вы, должно быть, его дедушка. – Какой же я дедушка? – спрашивает мальчик. – Я – Петя, ученик третьего класса. – Да вы посмотрите в зеркало! – говорит тетя Наташа. Взглянул мальчик в зеркало и чуть не упал. Увидел Петя Зубов, что превратился он в высокого, худого, бледного старика. Выросла у него седая окладистая борода, усы. Морщины покрыли сеткою лицо. Смотрел на себя Петя, смотрел, и затряслась его седая борода. Крикнул он басом: – Мама! – и выбежал прочь из школы. Бежит он и думает: «Ну уж если и мама меня не узнает, тогда все пропало». Прибежал Петя домой и позвонил три раза. Мама открыла ему дверь. Смотрит она на Петю и молчит. И Петя молчит тоже. Стоит, выставив свою седую бороду, и чуть не плачет. – Вам кого, дедушка? – спросила мама наконец. – Ты меня не узнаешь? – прошептал Петя. – Простите – нет, – ответила мама. Отвернулся бедный Петя и пошел куда глаза глядят. Идет он и думает: – Какой я одинокий, несчастный старик. Ни мамы, ни детей, ни внуков, ни друзей… И главное, ничему не успел научиться. Настоящие старики – те или доктора, или мастера, или академики, или учителя. А кому я нужен, когда я всего только ученик третьего класса? Мне даже и пенсии не дадут – ведь я всего только три года работал. Да и как работал – на двойки да на тройки. Что же со мною будет? Бедный я старик! Несчастный я мальчик! Чем же все это кончится? Так Петя думал и шагал, шагал и думал, и сам не заметил, как вышел за город и попал в лес. И шел он по лесу, пока не стемнело. «Хорошо бы отдохнуть», – подумал Петя и вдруг увидел, что в стороне, за елками, белеет какой-то домик. Вошел Петя в домик – хозяев нет. Стоит посреди комнаты стол. Над ним висит керосиновая лампа. Вокруг стола – четыре табуретки. Ходики тикают на стене. А в углу горою навалено сено. Лег Петя в сено, зарылся в него поглубже, согрелся, поплакал тихонько, утер слезы бородой и уснул. Просыпается Петя – в комнате светло, керосиновая лампа горит под стеклом. А вокруг стола сидят ребята – два мальчика и две девочки. Большие окованные медью счеты лежат перед ними. Ребята считают и бормочут. – Два года, да еще пять, да еще семь, да еще три… Это вам, Сергей Владимирович, а это ваши, Ольга Капитоновна, а это вам, Марфа Васильевна, а это ваши, Пантелей Захарович. Что это за ребята? Почему они такие хмурые? Почему кряхтят они, и охают, и вздыхают, как настоящие старики? Почему называют друг друга по имени-отчеству? Зачем собрались они ночью здесь, в одинокой лесной избушке? Замер Петя Зубов, не дышит, ловит каждое слово. И страшно ему стало от того, что услышал он. Не мальчики и девочки, а злые волшебники и злые волшебницы сидели за столом! Вот ведь как, оказывается, устроено на свете: человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет. И злые волшебники разведали об этом и давай ловить ребят, теряющих время понапрасну. И вот поймали волшебники Петю Зубова, и еще одного мальчика, и еще двух девочек и превратили их в стариков. Состарились бедные дети, и сами того не заметили – ведь человек, напрасно теряющий время, не замечает, как стареет. А время, потерянное ребятами, – забрали волшебники себе. И стали волшебники малыми ребятами, а ребята – старыми стариками. Как быть? Что делать? Да неужели же не вернуть ребятам потерянной молодости? Подсчитали волшебники время, хотели уже спрятать счеты в стол, но Сергей Владимирович, главный из них, – не позволил. Взял он счеты и подошел к ходикам. Покрутил стрелки, подергал гири, послушал, как тикает маятник, и опять защелкал на счетах. Считал, считал он, шептал, шептал, пока не показали ходики полночь. Тогда смешал Сергей Владимирович костяшки и еще раз проверил, сколько получилось у него. Потом подозвал он волшебников к себе и заговорил негромко: – Господа волшебники! Знайте – ребята, которых мы превратили сегодня в стариков, еще могут помолодеть. – Как?— воскликнули волшебники. – Сейчас скажу, – ответил Сергей Владимирович. Он вышел на цыпочках из домика, обошел его кругом, вернулся, запер дверь на задвижку и поворошил сено палкой. Петя Зубов замер, как мышка. Но керосиновая лампа светила тускло, и злой волшебник не увидел Пети. Подозвал он остальных волшебников к себе поближе и заговорил негромко: – К сожалению, так устроено на свете: от любого несчастья может спастись человек. Если ребята, которых мы превратили в стариков, разыщут завтра друг друга, придут ровно в двенадцать часов ночи сюда к нам и повернут стрелку ходиков на семьдесят семь кругов обратно, то дети снова станут детьми, а мы погибнем. Помолчали волшебники. Потом Ольга Капитоновна сказала: – Откуда им все это узнать? А Пантелей Захарович проворчал: – Не придут они сюда к двенадцати часам ночи. Хоть на минуту, да опоздают. А Марфа Васильевна пробормотала: – Да куда им! Да где им! Эти лентяи до семидесяти семи и сосчитать не сумеют, сразу собьются. – Так-то оно так, – ответил Сергей Владимирович. – А все-таки пока что держите ухо востро. Если доберутся ребята до ходиков, тронут стрелки – нам тогда и с места не сдвинуться. Ну, а пока нечего время терять, – идем на работу. И волшебники, спрятав счеты в стол, побежали, как дети, но при этом кряхтели, охали и вздыхали, как настоящие старики. Дождался Петя Зубов, пока затихли в лесу шаги. Выбрался из домика. И, не теряя напрасно времени, прячась за деревьями и кустами, побежал, помчался в город искать стариков школьников. Город еще не проснулся. Темно было в окнах, пусто на улицах, только милиционеры стояли на постах. Но вот забрезжил рассвет. Зазвенели первые трамваи. И увидел наконец Петя Зубов – идет не спеша по улице старушка с большой корзинкой. Подбежал к ней Петя Зубов и спрашивает: – Скажите, пожалуйста, бабушка, – вы не школьница? – Что, что? – спросила старушка сурово. – Вы не третьеклассница? – прошептал Петя робко. А старушка как застучит на Петю ногами да как замахнется на Петю корзинкой. Еле Петя ноги унес. Отдышался он немного – дальше пошел. А город уже совсем проснулся. Летят трамваи, спешат на работу люди. Грохочут грузовики – скорее, скорее надо сдать грузы в магазины, на заводы, на железную дорогу. Дворники счищают снег, посыпают панель песком, чтобы пешеходы не скользили, не падали, не теряли времени даром. Сколько раз видел все это Петя Зубов и только теперь понял, почему так боятся люди не успеть, опоздать, отстать. Оглядывается Петя, ищет стариков, но ни одного подходящего не находит. Бегут по улицам старики, но сразу видно – настоящие, не третьеклассники. Вот старик с портфелем. Наверное, учитель. Вот старик с ведром и кистью – это маляр. Вот мчится красная пожарная машина, а в машине старик – начальник пожарной охраны города. Этот, конечно, никогда в жизни не терял времени понапрасну. Ходит Петя, бродит, а молодых стариков, старых детей, – нет, как нет. Жизнь кругом так и кипит. Один он, Петя, отстал, опоздал, не успел, ни на что не годен, никому не нужен. Ровно в полдень зашел Петя в маленький скверик и сел на скамеечку отдохнуть. И вдруг вскочил. Увидел он – сидит недалеко на другой скамеечке старушка и плачет. Хотел подбежать к ней Петя, но не посмел. – Подожду! – сказал он сам себе.— Посмотрю, что она дальше делать будет. А старушка перестала вдруг плакать, сидит, ногами болтает. Потом достала из одного кармана газету, а из другого кусок ситного с изюмом. Развернула старушка газету, – Петя ахнул от радости: «Пионерская правда»! – и принялась старушка читать и есть. Изюм выковыривает, а самый ситный не трогает. Кончила старушка читать, спрятала газету и ситный и вдруг что-то увидала в снегу. Наклонилась она и схватила мячик. Наверное, кто-нибудь из детей, игравших в сквере, потерял этот мячик в снегу. Оглядела старушка мячик со всех сторон, обтерла его старательно платочком, встала, подошла не спеша к дереву и давай играть в трешки. Бросился к ней Петя через снег, через кусты. Бежит и кричит: – Бабушка! Честное слово, вы школьница! Старушка подпрыгнула от радости, схватила Петю за руки и отвечает: – Верно, верно! Я ученица третьего класса Маруся Поспелова. А вы кто такой? Рассказал Петя Марусе, кто он такой. Взялись они за руки, побежали искать остальных товарищей. Искали час, другой, третий. Наконец зашли во второй двор огромного дома. И видят: за дровяным сараем прыгает старушка. Нарисовала мелом на асфальте классы и скачет на одной ножке, гоняет камешек. Бросились Петя и Маруся к ней. – Бабушка! Вы школьница? – Школьница, – отвечает старушка. – Ученица третьего класса, Наденька Соколова. А вы кто такие? Рассказали ей Петя и Маруся, кто они такие. Взялись все трое за руки, побежали искать последнего своего товарища. Но он как сквозь землю провалился. Куда только ни заходили старики – и во дворы, и в сады, и в детские кино, и в Дом Занимательной Науки – пропал мальчик, да и только. А время идет. Уже стало темнеть. Уже в нижних этажах домов зажегся свет. Кончается день. Что делать? Неужели все пропало? Вдруг Маруся закричала: – Смотрите! Смотрите! Посмотрели Петя и Наденька и вот что увидели: летит трамвай, девятый номер. А на «колбасе» висит старичок. Шапка лихо надвинута на ухо, борода развевается по ветру. Едет старик и посвистывает. Товарищи его ищут, с ног сбились, а он катается себе по всему городу и в ус не дует! Бросились ребята за трамваем вдогонку. На их счастье, зажегся на перекрестке красный огонь, остановился трамвай. Схватили ребята «колбасника» за полы, оторвали от «колбасы». – Ты школьник? – спрашивают. – А как же? – отвечает он. – Ученик второго класса, Зайцев Вася. А вам чего? Рассказали ему ребята, кто они такие. Чтобы не терять времени даром, сели они все четверо в трамвай и поехали за город к лесу. Какие-то школьники ехали в том же трамвае. Встали они, уступают нашим старикам место. – Садитесь, пожалуйста, дедушки, бабушки. Смутились старики, покраснели и отказались. А школьники, как нарочно, попались вежливые, воспитанные, просят стариков, уговаривают: – Да садитесь же! Вы за свою долгую жизнь наработались, устали. Сидите теперь, отдыхайте. Тут, к счастью, подошел трамвай к лесу, соскочили наши старики – и в чащу бегом. Но тут ждала их новая беда. Заблудились они в лесу. Наступила ночь, темная, темная. Бродят старики по лесу, падают, спотыкаются, а дороги не находят. – Ах, время, время! – говорит Петя. – Бежит оно, бежит. Я вчера не заметил дороги обратно к домику – боялся время потерять. А теперь вижу, что иногда лучше потратить немножко времени, чтобы потом его сберечь. Совсем выбились из сил старички. Но, на их счастье, подул ветер, очистилось небо от туч и засияла на небе полная луна. Влез Петя Зубов на березу и увидел – вон он, домик, в двух шагах белеют его стены, светятся окна среди густых елок. Спустился Петя вниз и шепнул товарищам: – Тише! Ни слова! За мной! Поползли ребята по снегу к домику. Заглянули осторожно в окно. Ходики показывают без пяти минут двенадцать. Волшебники лежат на сене, берегут украденное время. – Они спят! – сказала Маруся. – Тише! – прошептал Петя. Тихо-тихо открыли ребята дверь и поползли к ходикам. Без одной минуты двенадцать встали они у часов. Ровно в полночь протянул Петя руку к стрелкам и – раз, два, три – закрутил их обратно, справа налево. С криком вскочили волшебники, но не могли сдвинуться с места. Стоят и растут, растут. Вот превратились они во взрослых людей, вот седые волосы заблестели у них на висках, покрылись морщинами щеки. – Поднимите меня, – закричал Петя. – Я делаюсь маленьким, я не достаю до стрелок! Тридцать один, тридцать два, тридцать три! Подняли товарищи Петю на руки. На сороковом обороте стрелок волшебники стали дряхлыми, сгорбленными старичками. Все ближе пригибало их к земле, все ниже становились они. И вот на семьдесят седьмом и последнем обороте стрелок вскрикнули злые волшебники и пропали, как будто их не было на свете. Посмотрели ребята друг на друга и засмеялись от радости. Они снова стали детьми. С бою взяли, чудом вернули они потерянное напрасно время. Они-то спаслись, но ты помни: человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет. Скзкаа о пятооеннрм венемри чттиаь: иЖ-ылбл мичаьлк, по иенми Петя Зуобв. Учсиля он в ттеьерм ксасле чацтадотыернй шоклы и все вермя осатавтл, и по рмуссоку псьнмноемиу, и по афикртимее, и джае по пниею. – Упесю! – грвоиол он в коцне пворей чтетеври. – Во второй вас всех днгоою. А пидролиха варотя – он ндлсеяая на тетьрю. Так он оаадвызпл да отасатвл, отсвтаал да оавадыпзл и не тужил. Все «супею» да «есупю». И вот оадднжы пшеирл Птея Зоубв в шлкоу, как всгеда с оопдниазем. Вжаебл в рладкезвау. Шпунлел пртлееофм по зоакдгоре и крниукл: – Тетя Нашата! Вьиомтзе мое паиьктшло! А тетя Нашата срешапвиат одтуак-то и-зза вшалеок: – Кто меня зоевт? – Это я. Птея Зубов, – оваечтет мльиачк. – А пчмоеу у тебя сноедгя гоолс токай хпрылий? – срипаавшет тетя Ншатаа. – А я и сам уивляюдсь, – очевтает Петя. – Вурдг охирп ни с тгоо ни с сгео. Вылша тетя Наатша и-зза влшаоек, взгяллуна на Птею, да как веикнксрт: – Ой! еПтя Збоув тоже иплссагуя и срашвапеит: – Ттея Нтшааа, что с вмаи? – Как что? – оатчеевт тетя Наашта. – Вы гоовилри, что вы Петя Збоув, а на смаом длее вы, джлоно бтыь, его дуешкда. – Каокй же я ддшукеа? – сшвеарпиат мльаичк. – Я – Петя, уинечк тгертеьо каслса. – Да вы пртсмтоиое в зреалко! – гвоиорт ттея Наатша. Вялунзгл мльчаик в зеларко и чтуь не уапл. Уиевдл Птея Збуов, что павтрселиря он в восгкыоо, хуогдо, бглнодео сарикта. Выосрла у него садея оалкстаидя борода, усы. Мрщониы пкыолри сокетю лицо. омСретл на себя Птея, сротемл, и злряасасть его седая боодра. нуирКкл он босам: – Мама! – и вжебаыл прчоь из шоклы. жеБит он и дауемт: «Ну уж если и мама меня не уазнет, тогда все паплроо». биеажПрл Птея доомй и понвзиол три раза. амМа оыкрлта ему дрвеь. Стиомрт она на Птею и мчолит. И Петя молчит тоже. Соитт, втывсиав свою сдеую бодроу, и чтуь не пачлет. – Вам кого, дудшкеа? – слоприса мама нноекац. – Ты мнея не ушназеь? – ппеаторшл Птея. – Пстортие – нет, – оеттвила мама. тусервОнля бндыей Птея и пешол куда газла гядлят. деИт он и дмуеат: – Какой я окоинидй, нсчетыснай саиртк. Ни ммаы, ни деетй, ни вукнов, ни дрйзеу… И гвалное, нмчиеу не уепсл нуачтьися. Нящтаиосе сарикти – те или дроокта, или мсертаа, или ааидмккеи, или уечлитя. А кмоу я нжеун, кгода я вгесо тоькло уиечнк тетьегро клссаа? Мне даже и пениси не дудат – ведь я вгсео тльоко три гдоа рботаал. Да и как рбаоатл – на двкйои да на тройки. Что же со мною буедт? Бдеынй я сритак! Нтнаесчысй я маьичлк! Чем же все это кчнтиося? аТк Петя дмуал и шаагл, шагал и дамул, и сам не зеатимл, как выешл за гроод и поапл в лес. И шел он по лсеу, пока не снелтемо. оХ«шоро бы онотутдхь», – паудмол Птея и врудг увдиел, что в сорноте, за еалкми, беелет к-айокто димок. Вшеол Птея в дмиок – хзеояв нет. Соитт порсдеи ктаомны стол. Над ним виист квисооаерня лпмаа. Вркуог слтоа – чтерые табеткури. Хкидои ткаиют на стене. А в улгу горою наенвлао сено. еЛг Птея в сено, зслраыя в него побулгже, солсгеря, палопакл тоиькнхо, утер сезлы боодорй и усунл. псыаПтсреоя Птея – в кмоатне севлто, ксоенароивя лпама гроит под слткоем. А вроукг стола сидят ряебта – два макьчила и две дечвкои. Бошьиле оынокване мдьею сечты леажт пеерд ними. Рбетяа стчиюат и бмооучрт. – Два гдоа, да еще птяь, да еще смеь, да еще тир… Это вам, Сегерй Ваирииодвлмч, а это ваши, Олгьа Копвтоинана, а это вам, Мфраа Велаьнсива, а это вшаи, Панетлей Зхвааиорч. тЧо это за реябта? Поемчу они ткаие хрмыуе? Пмечоу кятряхт они, и оаюхт, и вхзыюадт, как ноиащсяте скртаии? Почмеу ныавзюат друг дурга по инеоиетмт-вчсу? Зечам сбалоисрь они нчоью зедсь, в онидоокй лосенй иубшзке? еаЗмр Петя Зубов, не диышт, лвоит кдожае совло. И сшнтрао ему сатло от тгоо, что уыслшал он. Не мчалиьки и девчкои, а зыле вшноблиеки и злые влшебнцоиы следии за сотолм! Вот вдеь как, оызесатвакя, уснортео на сетве: челоевк, кытроой панорпансу тяерет вмеря, сам не зеаамечт, как сртаеет. И злые воеилншкби рлеаазвди об этом и дваай лиовть рябет, тирещюях вемря ппрнсоаану. И вот пймлоаи влебноикши Петю Збовуа, и еще онодго мичлакьа, и еще двух дчвееок и пиртларвеи их в саокитрв. Ссраииотсль бныдее дети, и смаи тгоо не зетмалии – вдеь члвоеек, напанрсо тяиющрей врмея, не зеаамечт, как сеертат. А вермя, пнтряноеое рматяеби, – злаарби вшекобинли себе. И стлаи вобкшлниеи малмыи ремтяаби, а рбяета – срыамти саиатрмки. аКк быть? тЧо длеать? Да нулеежи же не вунтерь ретябам пяотненорй млоодотси? таПчлдисои вбошиклнеи время, хетлои уже сяпратть сетчы в стол, но Сергей Валмииивродч, гнавлый из них, – не пзивлоол. Вязл он сетчы и пдоешол к ходкиам. Порктуил сткерли, пдгоерал грии, псшоалул, как тиаект мятаинк, и оятпь зещлкаал на стеачх. Счиатл, счаитл он, шетапл, шапетл, пкоа не плаоазки хдкоии пчлоонь. Тдгоа смашел Сегрей Вирималовидч кшоятски и еще раз повреирл, сккльоо почлуослиь у нгео. тоПом подвоазл он веиншклобов к сбее и зароигвол нкегромо: – Гдпсооа вникошебли! Зтйане – ртябеа, ктоорых мы плеирвтраи сноедгя в сиркатов, еще моугт пооемлдоть. – Как?— влнккоилсуи внеобшлики. – Счайес сакжу, – овттеил Сгерей Вомидарвлиич. Он вышел на цчпакыох из дмиока, оошбел его кгуорм, венрулся, зепар древь на зижвкаду и повшриоол сено пклаой. еПтя Зубов зеамр, как мкшыа. Но коеваиносря лмапа свлиета туксло, и злой вобнлешик не уидвел Пети. Пдзваоол он оасыньлтх влиошбкноев к сбее плжбоие и звигроаол нгемкроо: – К сжоинаелю, так усоретно на свете: от люогбо неассьтчя мжоет сатисспь чееволк. Елси ртябеа, кыротох мы првлаертии в страиокв, рущызат завтра дург дргуа, пиудрт рново в деванцдать часов нчои сюда к нам и пеуонврт скрелту хикдоов на сьемсдеят семь кргоув обратно, то дети снова сатунт дьмети, а мы пеибгном. олаПлмочи вебконшлии. Потом Ольга Кавонтопина саакзла: – Оудтка им все это унатзь? А Плентаей Захивроач поочрравл: – Не пиудрт они сюда к ддтцвнаеаи чаасм нчои. Хоть на муитну, да опзюаодт. А Мрфаа Вьселавина поротмолраба: – Да куда им! Да где им! Эти лнеяти до сеимсдтяеи семи и счатстиоь не смеюут, сзрау стосюбья. – Тка-то оно так, – оветтил Сгерей Врвилмиоадич. – А ватске-и пока что дижртее ухо вортсо. Если дбуортеся ретяба до хидоокв, торунт стлкери – нам тгода и с мтсеа не сувьдтнсия. Ну, а пкоа нчеего вмеря тертяь, – идем на рбаоту. И вбиоеншлки, спяртав счеты в сотл, плбоажеи, как дети, но при этом кхтеярли, олхаи и вхылазди, как нсаояитще сиактри. аДлдосжя Петя Збоув, пока зхтлиаи в лесу шаги. Вбрсаыля из докмиа. И, не треяя нрапнасо венерми, пчрасяь за дервяьмеи и кумтаси, пжаоебл, пчоалсмя в город иктась сотиакрв шккньлиоов. орГод еще не пнсслруоя. Темно блыо в оанкх, путсо на улциах, тлкьоо мнилиецориы слтояи на пасотх. Но вот зжербиазл рсаевст. Заелзвнеи прыеве трмвааи. И уедивл нокнаец Птея Збуов – идет не сшпеа по уицле сршктауа с бьоолшй козоркний. едоПжабл к ней Петя Зоубв и срвеашапит: – Сиаткже, паолуйтжса, буакшба, – вы не шонкльциа? – Что, что? – солспира скшруата сорвуо. – Вы не тртаслнсьцикееа? – пошпреатл Петя рокбо. А стшуркаа как зсаучитт на Птею нмгоаи да как затмнесхая на Птею крокинзой. Еле Петя нгои унес. Осшылатдя он нмгноео – дальше пеошл. А гоорд уже свсоем прссулноя. Лятет твмрааи, сешапт на рбатоу люди. Гоурхчот гквироузи – сеокре, скоере ндао сдтаь гзруы в мгзаниаы, на зводаы, на жеулензю дргооу. Дровкини сащчиют снег, пысоюапт пнелаь посекм, чтобы пешхеоды не солкьизли, не палади, не трлеяи венерми дорам. Склькоо раз вдиел все это Птея Збоув и тлькоо трепеь пняол, пеочму так бтяося лдюи не устпеь, опоадтзь, отаттсь. вгледаясОытя Петя, иещт сиаркотв, но ни оногдо пдхояощедго не нходиат. Бгеут по уилцам сиктари, но срзау видно – нащотясие, не тлсьакеексрнтии. Вот саритк с пефреотлм. Ннеоваре, утчилеь. Вот стирак с вдоерм и киьстю – это мялар. Вот мсчтия крнасая пражноая машина, а в мншаие стриак – ниаалчьнк поржаонй оахрны гродоа. Этот, кченноо, нкдгоиа в жизни не тряел вермнеи пароннспау. идоХт Петя, боридт, а молыодх саокртив, сартых дтеей, – нет, как нет. Жинзь когрум так и киипт. Оидн он, Петя, осттал, ооаздпл, не уеспл, ни на что не гедон, нимкоу не неужн. вРноо в пнделоь зешал Птея в маеьинлкй скверик и сел на самкчееку ооудхттнь. И вдург вчкисол. дУвеил он – сдиит налекдео на доугрй сечеакмке сшуратка и пчлеат. оетХл птдбжоаеь к ней Птея, но не пеомсл. – Пжоодду! – скаазл он сам себе.— Пмртоосю, что она дьшале длтеаь бдует. А сарушкта плеатреса вудрг плкатаь, сиидт, нгамои бтаоелт. Потом дастлоа из ондгоо камнара гетзау, а из дугорго кусок сгнтиоо с иомюзм. Рвурнлезаа сртуашка гзтаеу, – Птея аунхл от рдоатси: «осиернаПкя паврда»! – и плнсяиарь скашутра чтаить и етсь. Июзм вовиыаекврыт, а смаый стиный не тегаорт. Килчона сршуткаа читтаь, сяалпрта газету и сытинй и вурдг ч-тото уадивла в сгнеу. Нолаиналскь она и силахтва миячк. Наревоне, к-ботуиднь из дтеей, ирашвгих в свркее, птореял эотт мичяк в сгнеу. еглядлОа сатрушка мчяик со весх сортон, олербта его стрьнталеао поталокчм, вталса, подшола не спеша к деевру и давай игтарь в теркши. рсислоБя к ней Петя чеерз сенг, чреез ктусы. Беижт и киичрт: – Бубкаша! Чстноее своло, вы шнкоицьла! Срушакта пнопыглдура от ротасди, свхлиата Петю за руки и отчвеает: – Венро, верно! Я уенцчиа ттьгерео ксслаа Мурася Ппослвоеа. А вы кто ткоай? ссзаакаРл Птея Мурасе, кто он ткоай. Влязсиь они за руки, пежлабои итскаь ольыстанх трщоаивей. Ислаки час, дугрой, тртией. Ннкаеоц зашли во воротй довр огоонмгро дома. И виядт: за дыноврям среаам пергаыт стшкуара. Нароваилса моелм на астфалье клссаы и счаект на онодй ножке, гяоент кешемак. срБлисоиь Птея и Мрсуая к ней. – Бушакба! Вы шлниоьцка? – Шьликцноа, – оветаечт сутшрака. – Уцинеча теьрегто кслсаа, Ндьнкаеа Склвоооа. А вы кто ткаие? ксалсаазРи ей Птея и Масуря, кто они таике. Визлсяь все торе за ркуи, пжелаоби иасткь пеоенслдго севого тарощвиа. Но он как сквзоь зелмю пслироваля. Кдуа тльоко ни зхдаиоли срктиаи – и во дворы, и в сады, и в десткие кино, и в Дом Знлтеаиньмаой Нукаи – пропал мьачилк, да и тоьлко. А врмея иедт. Уже стало тмнтееь. Уже в нжниих эаажтх дмоов зажгсея свет. Касонтчея днеь. Что далтеь? Нжлеуеи все пплроао? дВург Муасря зкрааилча: – Смтортие! Сомттире! лПеростоми Птея и Ннеькдаа и вот что уделиви: лтиет тарвамй, дявеытй ноемр. А на «лабоске» висит сроачитк. Шпкаа лихо надтунвиа на ухо, бдоора рсааеетвзвя по втеру. Еедт сатирк и пыитавсоевст. Трвощиаи его ищут, с ног сбилсиь, а он кстатеая себе по вмсеу грооду и в ус не деут! соБсрииль ребята за тваамерм внодкогу. На их сьчтасе, зесажгя на пексереткре касынрй оногь, осалтоивсня трвамай. тСавлхии реятба «лаосбинкка» за плоы, отрваоли от «слкобаы». – Ты шлкоиьнк? – сааювршпит. – А как же? – оевчтеат он. – Уинечк вотогро ксасла, Зейацв Вася. А вам чего? аакРаслсзи ему ртяеба, кто они тиаке. боЧты не треять внрмееи дроам, слеи они все чеветро в тамврай и пхелоаи за гоорд к лесу. а-Ккието шлнокиьки еалхи в том же трвамае. Влатси они, уауптсют наишм сиатракм мтсео. – Сеидстаь, псйоталужа, дшдкеуи, бшукаби. млуСсиить стиакри, полнкерсаи и октисзлааь. А шнкьолкии, как ноанрчо, посилпаь вежилвые, вносаптныие, пряост сркиотав, уогрюааввит: – Да сиасетдь же! Вы за свою доулгю жинзь нтаобрасиаль, уаслти. Сиидте треепь, отдтхаыйе. Тут, к ссачтью, пдоешол таврмай к лсеу, ссоолички наши скаирти – и в чщау бгоем. Но тут жлдаа их наовя беда. Здсаилуибль они в лесу. стпуаНлиа ночь, теамня, тмнеая. Бодярт сткриаи по лсеу, пдюаат, сатыкоюптся, а догрои не ноахядт. – Ах, вемря, вермя! – гоовирт Птея. – Биежт оно, биежт. Я вчера не змтаиел дрогои обатнро к дмкиоу – бялося вемря пяоеттрь. А трепеь вижу, что игдноа лчуше птраотить ненкможо вренмеи, чтбоы поотм его сбеечрь. Совесм выилсбиь из сил счаркити. Но, на их ссачтье, пуодл веетр, олиситосчь нбео от туч и зиялсаа на нбее паолня лнуа. леВз Птея Зуобв на бзрееу и уведил – вон он, дмиок, в дувх шагах беелют его стены, стясвтея онка сдери гтсуых елок. Сутисплся Петя вниз и шпуенл тщвиаоарм: – Тише! Ни свлоа! За монй! Плоплзои ретбяа по сегну к дмикоу. Зулгалняи оонрсожто в онко. одиХки пюыоавказт без пяти миунт дацнаведть. Вншлоибкеи лжает на сене, буегерт унрнокеаде вемря. – Они сяпт! – слаказа Мрауся. – Тише! – ппоеташрл Птея. иТхохит-о отлкыри ртябеа дрвеь и поолпзли к хаодикм. Без одной митуны дандеавтць влстаи они у чосав. Ровно в пончоль пояртунл Петя ркуу к стелракм и – раз, два, три – заукиртл их отанрбо, свпраа нлеаво. С киокрм вчкилоси вкношбилеи, но не могли стинудьсвя с мтсеа. Стоят и русатт, рсуатт. Вот пвириатселрь они во всролызх леюдй, вот сдыее влосоы зслебеалти у них на виксах, пкыисроль марномищи щеки. – Пдитмниое меня, – заиаркчл Птея. – Я даесюль мкелнаиьм, я не дсоатю до слртеок! Тицдрать оидн, тидцтарь два, ттирцадь три! одПнляи тровщаии Птею на руки. На сооровком отрообе слтоерк вокбшелини сатли дялырхми, снбоымгнрели саиркатчми. Все бижле пилбиргао их к злмее, все нжие сиаиотлсвнь они. И вот на седеясьмт семьдом и пеедлсном оотборе серолтк врксликнуи злые вбелникшои и палпрои, как будто их не блыо на свтее. лсмеротПои ретбяа друг на дгура и зяеслсимаь от ротдаси. Они снвоа слати дьмтеи. С бою вялзи, чдуом вунерли они птняонорее наапнрсо вмеря. ин-Ото ссслапиь, но ты пмнои: чловеек, котрыой прасннапоу тяерет время, сам не зеачмает, как саетрет. Маша и медведь. Жили-были дед и баба, и была у них внучка Маша. Собрались подружки по ягоды, зовут с собой Машу. — Сходи, — сказали дедушка и бабушка, — да смотри, не отставай, где все, там и ты будь. Пошла Маша. Стали ягоды брать. Чем дальше в лес, тем ягод больше. Отстала Маша и потерялась. Аукалась — никто не откликнулся. Пошла назад — дорогу к дому ищет. Вдруг откуда ни возьмись — медведь. Испугалась, заплакала Маша. Схватил её медведь и понёс. А подружки в деревню прибежали и рассказали, что потеряли Машу. Искали-искали её дедушка с бабушкой, да не нашли, стали плакать, стали горевать. А медведь принёс Машу к себе домой и сказал: — Не плачь, не съем я тебя! Мне одному скучно, останешься у меня. Слезами горю не поможешь, стала Маша думать, как от медведя уйти. Живёт она у медведя. Медведь натаскал ей мёду, ягод, гороху — всего. Не рада Маша. — Что ты ничему не радуешься? — спрашивает медведь. — Чему мне радоваться? Как мне не горевать! Дедушка и бабушка думают, что ты съел меня. Снеси им от меня гостинец — кузов с пирогами. Пусть узнают, что я жива. Принёс медведь муки, напекла Маша пирогов — большое блюдо. Нашёл медведь кузов, куда пироги сложить. Сказала Маша медведю: — Понесёшь, дорогой не ешь. Глядеть буду с горки — увижу. Пока медведь собирался, Маша улучила время, залезла в кузов и блюдом с пирогами себя накрыла. Взял медведь кузов, взвалил на спину и понёс. Идёт по тропкам мимо ёлок и берёзок, где в овраг спускается, вверх поднимается. Устал — говорит: — Какой тяжёлый кузов! Сяду на пенёк, Съем пирожок. Маша услышала и закричала: — Вижу-вижу! Не садись на пенёк, не ешь пирожок — Недалеко до дедушкина двора. Проворчал медведь: — Вишь, какая глазастая! Высоко сидит, Далеко глядит. Не сел на пенёк, не съел пирожок. Пошёл дальше. Идёт-идёт, опять говорит: — Сяду на пенёк, Съем пирожок. А Маша снова закричала: — Вижу-вижу! Не садись на пенёк, не ешь пирожок — Совсем близко до дедушкина двора! Медведь не сел на пенёк, не съел пирожок, пошёл дальше. Дошёл до деревни, отыскал Машин дом. Тук-тук в ворота! Залаяла собака. И другие отовсюду сбежались. Такой лай подняли! Только дедушка и бабушка открыли ворота, медведь скинул со спины кузов — и наутёк. А собаки — за ним, догоняют, кусают. Еле убежал. Дедушка с бабушкой увидели кузов, подошли ближе, вылезла из него внучка, живая и здоровая. Глазам своим дедушка и бабушка не верят. Обнимают её, целуют. А про Машу что и говорить! Так была рада! Стали дедушка, бабушка и Маша жить по-старому, добра наживать, а плохое забывать. Сзккаа «аМша и меддвеь» иыл-бЖлии дед и ббаа, и была у них вукчна Мшаа. Сибсрлоаь пджоруки по яогды, звуот с собой Машу. — Содхи, — скзалаи дшдуека и бушакба, — да строми, не оттвсаай, где все, там и ты бдуь. Плшоа Маша. Стлаи яогды бтарь. Чем дьалше в лес, тем ягод бшьлое. Отлтаса Мшаа и полтсяаерь. Асулакаь — нткио не олсткулинкя. Плоша назад — дроогу к дому иещт. дВруг окдтуа ни восимьзь — мееддвь. Игуаалсспь, зпааклала Маша. Сватхил её мдедвеь и поёнс. А пдуокжри в дреневю пиабжлреи и раазкаслси, что пероляти Мшау. ликли-ксасИаи её деудшка с боубакшй, да не ншлаи, слати птлкааь, стлаи геавроть. А мевдедь пнёрис Машу к себе доомй и саакзл: — Не пачль, не сеъм я тбея! Мне одомну счкнуо, оссьншетая у меня. лмзаеСи грою не поомешжь, салта Мшаа дмауть, как от мведдея уйти. Жёивт она у мдвеедя. Мдведеь нкаатсал ей мдёу, ягод, горхоу — всего. Не рада Мшаа. — Что ты нчиему не рушдсаьея? — сшавиаперт меедвдь. — Чему мне рдсвоааьтя? Как мне не горатвеь! Ддкшеуа и бкубшаа дамуют, что ты съел мнея. Сенси им от меня гтнсеоиц — коузв с пргаимои. Птусь узнюат, что я жвиа. Приёнс мдвдееь мкуи, нкеапла Мшаа пргооив — бшльоое бюдло. Нёашл медедвь кзуов, кдуа поргии стоилжь. зСаакла Мшаа мдевдею: — Пёншесоь, дгороой не ешь. Гетядль бдуу с гркои — уивжу. коПа медведь сисблароя, Маша учлулиа вмеря, злалзеа в козув и блодюм с пиагмори себя нкыалра. Взял меевддь козув, ваилзвл на синпу и пноёс. дИёт по ткорпам мимо ёолк и беоёзрк, где в оаврг суспаскетя, вверх псднмеатоия. Утасл — говоирт: — Ккоай тлжыяёй козув! Сдяу на пенёк, Сеъм пржооик. аМша уаллсшыа и зклраиача: — Ввжижу-иу! Не сдиась на пнёек, не ешь поижорк — акеедлНо до денукидша двора. ворарчПол мвддееь: — Вишь, ккаая гсзалаатя! ксВоыо сдиит, кДлаео гдялит. Не сел на пёенк, не сеъл пжиоорк. Пёшол длшаье. Иёдидтё-т, оптяь гриоовт: — Сдяу на пёнек, ъеСм поижрок. А Маша снвоа зичраакла: — В-ижиувжу! Не сасдиь на пенёк, не ешь пиржоок — осеСвм блзкио до дешкндуиа двора! едМведь не сел на пёнек, не съел поирожк, пшоёл длаьше. Дшоёл до дреневи, отаскыл Мшиан дом. Ткут-ук в воотра! Залаяла сокбаа. И дугрие овсдтюоу ссблжаиеь. Таокй лай пднояли! кльТоо дшеукда и баушкба олкрыти втрооа, мдеедвь скнуил со сипны кузов — и нуаётк. А соакби — за ним, дгонюоят, ксауют. Еле ужбаел. кшДудеа с ббаокушй уивелди кзуов, пдошоли блжие, влыезла из нгео вчнкуа, живая и зоовадря. Гаазлм сивом дкеудша и ббшакуа не вярет. Омиюбнат её, цуелют. А про Мшау что и гвтиоорь! Так блыа рада! атлСи ддушека, бушбкаа и Маша жтиь паосмрто-у, дбора нваиатжь, а похлое затвбаыь. ОЧИС ТИСказка «Петушок и бобовое зёрнышко».Жили-были петушок и курочка. Петушок всё торопился, всё торопился, а курочка знай себе приговаривает: — Петя, не торопись. Петя, не торопись. Клевал как-то петушок бобовые зёрнышки, да второпях и подавился. Подавился, не дышит, не слышит, словно мёртвый лежит. Перепугалась курочка, бросилась к хозяйке, кричит: — Ох, хозяюшка! Дай скорей маслица петушку горлышко смазать: подавился петушок бобовым зёрнышком. Хозяйка говорит: — Беги скорей к коровушке, проси у неё молока, а я ужо собью маслица. Бросилась курочка к корове: — Коровушка, голубушка, дай скорей молока. Из молока хозяюшка собьёт маслица, маслицем смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым зёрнышком. — Ступай скорей к хозяину, пусть он принесёт мне свежей травы. Бежит курочка к хозяину: — Хозяин, хозяин! Дай скорей коровушке свежей травы, коровушка даст молочка, из молочка хозяюшка собьёт маслица, маслицем я смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым зёрнышком. — Беги скорей к кузнецу за косой. Со всех ног бросилась курочка к кузнецу: — Кузнец, кузнец, дай скорей хозяину хорошую косу. Хозяин даст коровушке травы, коровушка даст молока, хозяюшка даст мне маслица, я смажу петушку горлышко, подавился петушок бобовым зёрнышком. Кузнец дал хозяину новую косу, хозяин дал коровушке свежей травы, коровушка дала молока, хозяюшка сбила масло, дала маслица курочке. Смазала курочка петушку горлышко. Бобовое зёрнышко проскочило. Петушок вскочил и во всё горло закричал: — Ку-ка-ре-ку! Сазкка «уштеоПк и бообове зрнёшыко». бЖылл-иии пеуотшк и коучрка. ошПтуек всё толосипря, всё трилопсоя, а кчкуроа знай себе пвгрвиаеаирот: — Птея, не тоипсорь. Птея, не трспоиоь. веКлал кк-ато пешоутк быовобе зншёркыи, да вяпоотрх и пвлаоидся. Псводилая, не дишыт, не сшлиыт, совлно мртёвый лжиет. ргПеаеуаслпь кркчоуа, бирассоль к хйяокзе, криичт: — Ох, хязкошюа! Дай сокерй мсилцаа пуектшу гшлыркоо стазамь: писаолвдя путоешк ббовоым знёркыошм. козйяХа гоовирт: — Бгеи сеоркй к коуркшове, псрои у неё мокола, а я ужо сбьою мслциаа. лосрсиаБь кркчуоа к коовре: — Кшувкрооа, гууклбоша, дай соекрй млоока. Из моокла хокюяшза сбьоёт миалцса, мсиелацм самжу пшетуку гшкрыоло: пвоилдася птоеушк боовыбм зншоркыём. — Супатй сркеой к хноизяу, птсуь он пёнсриет мне свежей тавры. жБиет ккочруа к хязноиу: — Хзяоин, хоизян! Дай серокй корушовке севжей твары, квуоошкра даст моклоча, из мочлока хшоюкяза сбёоьт маисцла, маеслицм я сажму птшукеу гкролшыо: поивдлсая пеошутк бобовым зршнкоыём. — Бгеи серкой к кенузцу за ксоой. Со всех ног борсслиаь коручка к кнзуцеу: — Кнеузц, кузнец, дай соркей хинозяу хруоошю ксоу. Хяизон даст кврокшоуе трваы, кшвкоруоа даст млокоа, хкяюзоша дсат мне малсциа, я смажу пкуетшу глрыкошо, псаилвдоя пштеоук бвбыоом знркшоёым. зеКнуц дал хоинзяу ноувю косу, хизоян дал крувкошое свжеей трваы, коровукша длаа молкоа, хкюошяза сибла мсало, длаа малцсиа кчкуоре. змлСааа кучрока пткшеуу гшлкроыо. Боовобе зшнркыёо пкроиослчо. Пшоеутк вкосчил и во всё голро заракичл: — К--куек-ару! ТЬИСПОЛНИТЬ  перейти в каталог файлов | Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |