Виндельбанд В. - Философия культуры. Избранное(... Виндельбанд в. Философия культуры избранное

Даже наслаждение красотами природы не лишено этих моментов синтетического порождения предмета: они сказываются здесь в выборе места, в отыскании действенных линий и отношений. Наконец, что касается религии, то в несколько измененном виде к ней относится все то, что уже сказано было нами о науке, о нравственности и праве, об искусстве. Ибо религия не соответствует (как я это показал в "Прелюдиях")
5
) никакой особой области разумных ценностей: все содержимые в ней элементы абсолютных ценностей распределяются между тремя царствами истины, добра и красоты.
Ее эмпирическое своеобразие как особой культурной формы сводится к социологическому расширению психической жизни за пределы союза эмпирических субъектов, к включению в него мифических сил, переживаемых самым различным образом • соответственно стадии развития данной религиозной группы, начиная с примитивного анимизма и кончая богословским супранатурализмом или мистической неизреченностью. Ее особые функции лишены особого трансцендентального знания, свои разумные основания она заимствует у логических, этических или эстетических содержаний. Единственное разумное основание, присущее именно религии как таковой, сводится к требованию пережить совокупность всех разумных ценностей в абсолютном единстве, не достижимом ни для одной из форм нашего сознания в частности.
Таковы те предметные основания, которые вместе с формальным схематизмом кантовского мышления принудили его применить последовательно принцип синтеза, отрытый им сначала для обоснования науки, и к другим областям культуры: так само внутреннее развитие проблемы привело к тому, что критицизм, по методу своему возникший сначала из проблемы науки, невольно получил более широкое значение философии культуры, даже стал философией культуры par excellence*). В сознании творческого синтеза культура познала самоё себя: ибо в глубочайшем существе своем она и есть не что иное, как этот творческий синтез.
*
)
По преимуществу (фр.).
14
Навсегда знаменательным останется тот факт, что эта глубочайшая мысль, охватывающая и освещающая собою, всю громадную область культуры, бы., а осознана впервые таким скромным и совсем не блестящим человеком, каким был кёнигсбергский мудрец. В чем заключалось то личное переживание Канта, которое сделало из него философа такой колоссальной, единственной в своем роде силы, создало из него все сокрушающего, все проникающего и все заново воссоздающего мыслителя? Мне кажется, не трудно ответить на этот "современный" вопрос: больше чем какой-либо другой философ испытал Кант на себе самом, в глубине своей мощной сосредоточенной в себе личности, эту творческую силу разума. В своей

богатой внутренними переворотами жизни, без излишнего ученого балласта, ни от кого не завися и ни к кому не прислоняясь, Кант с неподдельной гениальностью вполне самостоятельно продумали пережил все философские точки зрения, строил системы и сам же сокрушал их, и затем снова строил, оправдывая сближение философии с математикой, которой дано построить свои предметы, величины с помощью одной лишь продуктивной силы воображения. Если в конце концов он пришел к воззрению, что все решительно науки познают мир лишь постольку, поскольку они создают из него согласно закону разума свои собственные предметы, то этим он только выразил свое личное переживание, великое переживание мыслителя, из глубины своей собственной личности творящего предметы, - не в качестве профессора Иммануила Канта, но в качестве сознающего свое разумное назначение человека, в последнем же счете - в качестве "мыслящего существа вообще".
Так, свет, воссиявший сначала в глубине философского мышления, осветил собою всю сферу человеческой культуры и тем самым стал источником современного мировоззрения мировоззрения духа. Для античного мировоззрения сознание было всегда чем-то пассивным, зеркалом, которому все предметы как наивысшие, так и наинизшие, идея и ощущение, должны были быть Даны: эта пассивность сознания была границей античного мировоззрения, которую оно не в силах было преступить.
15
И вот обогащенный долгим опытом жизни познания современный дух в лице скромнейшего своего мыслителя решился молвить горделивое слово: рассудок - вот кто предписывает законы природы.
Это самосознание творческого синтеза должно быть центральным пунктом для выработки мировоззрения, которого так жаждет наша бесконечно многогранная и вместе с тем столь расщепленная культура и которое абсолютно необходимо ей, раз духовному творчеству ее дано будет вообще когда-нибудь откристаллизоваться в великих и законченных творениях, в длительных и плодотворных духовных союзах. Такого мировоззрения, однако, нельзя составить путем простого сложения отдельных знаний, интересов, деятельностей, учреждений, творений и стремлений. Для этого современная культура слишком широка и многообразна. Она охватывает ныне всю землю и сознательно стремится к полноте. Быстрый прогресс технической цивилизации в XIX в. вызвал к жизни внешние условия, необходимые для осуществления гуманитарного идеала XVIII в. Но этот идеал представляется нам уже не в виде туманного космополитического единства Просвещения, а в виде самой резкой дифференциации отдельных национальных культур: и если мы верим в то, что грубые формы борьбы национальных сил (борьбы, вызванной к жизни тем же самым XIX в.) уступят со временем место более высшим формам национального

соперничества, то это отнюдь не значит, что частные культуры должны потерять свое своеобразие. Дифференцированные культурные формы народов должны сохранять свой особенный характер, подобно формам отдельных индивидумов, с которыми они разделяют равные обязанности и равные права. Но культура каждого народа точно так же содержит в себе множество разнообразных творческих сил и состояний, внешних и внутренних форм жизни. Обозреть их все и объединить в единое целое в одном сознании невозможно. Или кто-либо решится ныне утверждать противное? Это целое уже не существует более как актуальное единство.
16
Расщепленное на отдельные слои, различающиеся между собою по образованию и профессии, оно в лучшем случае представляет собой лишь непрерывную связь функциональных зависимостей, благодаря постоянному и частному взаимному соприкосновению этих разрозненных слоев. Из всей этой массы жизненных содержаний пытаться составить путем простого сложения предметное и целостное единство было бы напрасным трудом.!
Уже один только мир нашего знания не сможет никогда уложиться в одном уме, философия же хрестоматий и книг для чтения, желающая понемножку набрать самое общее из всех научных областей, столь же бесплодна, сколь скучна. Точно так же и попытка сочетать данные научные знания с потребностями чувства, придать им единство и целостность настроения сможет повести в настоящее время лишь к неясным и спутанным представлениям.
В этом отношении мы теперь скромнее наших предков. И все же мы нуждаемся в едином убеждении, ибо всякая культурная работа есть сознательное творчество жизни. Убеждение это может и не быть всегда актуально сознаваемо. Ведь то же самое наблюдаем мы и в индивидуальной деятельности отдельного человека: ее особые функции привязывают и прикрепляют ее к данному материалу; невозможно и ненужно, чтобы единичные детали этой деятельности в каждый момент вполне сознательно относились бы к единству личной жизненной задачи; но возможность отнесения все же должна быть всегда налицо, позади всегда должно существовать единство задачи, раз данная деятельность вообще обладает ценностью. Точно так же и все отдельные бесконечно различные культурные функции тесно связаны со своими частными содержаниями, и носители этих функций часто знают о них лишь то особое, что отличает их друг от друга; но последняя ценность их все же дается лишь в единстве системы, обеспечиваемой единством культурного сознания, единством мировоззрения.
Поэтому, чтобы обрести, чтобы сознать это единство, необходимо постигнуть сущность функции, представляющей собою то общее, что присутствует во всех частных культурных Деятельностях, как бы различно

ни было обрабатываемое ими содержание: а это означает не что иное, как самосознание разума, самостоятельно порождающего свои предметы и в них царство своей значимости. Но в этом именно и состоит основное учение трансцендентального идеализма.
17
Эта философия культуры есть постольку имманентное мировоззрение, поскольку она по существу своему необходимо ограничивается миром того, что мы переживаем как нашу деятельность. Каждая область культуры, наука, общественная жизнь, искусство означает для нее вырез, выбор, обработку бесконечной действительности согласно категориям разума: в этом отношении каждая из них представляет собой лишь "явление", в этом именно выборе и в этой именно обработке существующее исключительно лишь для разумного сознания, сотворившего себе в ней свой предмет. Последняя же связь всех этих "явлений" остается недоступной нашему познанию. Но эта последняя связь и есть не что иное, как только целокупность всего того, что в отдельных частных формах представляют собой доступные нам разумные меры знания, общественной жизни, художественного творчества. Только целостность эта невыразимо больше, чем простая совокупность отдельных миров; там, где перед нами только разрозненные и случайно соприкасающиеся друг с другом части, живет полное и цельное единство. Но у нас остается зато утешение, что каждая из этих нами оформленных частей действительно есть часть единого целого и, как таковая, включена в ту последнюю всемогущую связь. В этом смысле трансцендентальный идеализм не нуждается более ни в каком "ином мире", который Кант вначале считал нужным допустить в понятии вещи в себе; ведь затем он сам ввел нас в этот мир через посредство практического разума и тем самым снова лишил его характера "иного мира".
Но одно при этом следует особенно иметь в виду и не скупиться повторять во избежание умышленных и невольных недоразумений: никогда индивидуум не должен приписывать себе творческой силы в порождении предметов: там, где речь идёт об истинных культурных ценностях, мы никогда не действуем как индивидуумы или даже как экземпляры нашего рода, но всегда как хранители и носители сверхэмпирических и потому предметно, в существо самих вещей основанных функций разума.
18
Только ими определяются необходимые и общезначимые "предметы". Эта причастность к высшему миру разумных ценностей, составляющих смысл всех решительно законов, на которых покоятся наши маленькие миры знания, воли и творчества, эта включенность нашей сознательной культурной жизни в разумную связь, выходящую далеко за пределы нашего

эмпирического существования и нас самих, составляет непостижимую тайну всякой духовной деятельности. Но весь процесс человеческой культуры, углубление и расширение всего ценного в ней в истории снова и снова вселяет в нас убеждение в этой включенности нашей жизни в разумную связь, по своему значению бесконечно превосходящую нас самих.
ПРИМЕЧАНИЕ
1. В.Виндельбанд - немецкий философ, глава Баденской школы неокантианства, культурфилософ, определял философию как учение об общезначимых ценностях. Критикуя предложенную Дильтеем классификацию наук, Виндельбанд различает науки не по предмету ("науки о природе" и науки о духе"), а по методу: номотетические науки рассматривают действительность с точки зрения всеобщего, выражаемого посредством естественнонаучных законов, "идиографические" науки - с точки зрения единичного в его исторической неповторимости.
2." Die Kultur der Gegenwart" (том V, с. 474) - перевод под ред. А
И.Введенского и Э.Радлова вышел в 1910 г.
3. Диссертация И.Каита "De mundi sensibilis etc." - "О чувственном мире и пр.".
4. Ср: Arnold Ruge. Die Deduktion der praktischen und moralischen freiheit.
Heidelberg, 1910.
5."Прелюдии" - произведение В.Виндельбанда ("Прелюдии",, СПб., 1904).
19
ПРЕЛЮДИИ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Цель этих "Прелюдий" служить читателю предварительной стадией в систематическом изучении философии; они составляют в своей совокупности программу исследований, которую я надеюсь впоследствии осуществить. Готовя исторические работы, на завершение которых уйдет еще несколько лет, я с радостью и благодарностью воспользовался предоставленной мне почтенным книгоиздательством возможностью уже теперь предложить обществу мои философские убеждения.

Собранные здесь десять очерков, из которых только два, третий и шестой, были опубликованы раньше, возникли независимо друг от друга, и каждый из них представляет собой завершенное целое. Но они выполняют общую задачу, поскольку, дополняя и поясняя друг друга, позволяют в общедоступной форме по возможности многосторонне рассматривать определенное понятие философии. Каждый из этих очерков представляет собой попытку заставить читателя отказаться от своего обычного способа видения и направить его, будь-то опосредствованно с помощью истории, или непосредственно под действием самих проблем, по доступному для многих пути к стовратным Фивам философии.
Windelband W. Praludicn: Aufsatze u. Reden zur Einleitung in die Philosophic. 2. rcrm/ Auf. - Tiibingen; Leipzig: Mohr, 1903. - 396 S.
20
Некоторые из этих путей доходят до середины, иные кончаются у порога или у самих врат. В мои намерения входило отчетливо показать разработанное мною понятие философии в ею отношении к историческому развитию, к главным направлениям прежней и современной философии, а также к другим наукам и нынешнему состоянию образования.
В целом, таким образом, дается очерк философской системы, которую я считаю возможным называть критицизмом, ибо она полностью тождественна общей направленности кантовской философии, хотя в каждом отдельном случае я значительно отклонялся от нее в формировании понятийного материала.
Все мы, философствующие в XIX в., - ученики Канта. Однако наше "возвращение" к нему сегодня не должно быть просто повторением исторически обусловленной формы, в которой он выразил идею критической философии. Чем глубже постигается антагонизм, существующий между различными мотивами его мышления, тем больше средств может быть в них открыто для разработки проблем, которые Кант создал, решая поставленные им проблемы. Понять Канта - значит пойти дальше, чем он.
Страсбург, октябрь 1883 г.
В новое издание, за прекрасное выполнение которого я приношу глубокую благодарность моему многоуважаемому издателю, господину Зибеку, вошли десять разделов первого издания, в целом без изменения, не считая небольших стилистических поправок. Добавлены, во-первых, речь, посвященная Гёте, которая была прочитана в Страсбурге в связи с установлением памятника молодому Гёте и опубликована в "Страсбургских докладах о Гёте" (издание Трюбнера, 1889 г.), и, во-вторых, неопубликованный очерк пo философии религии под заглавием "Святыня",

где систематически и посредством развития понятий рассматриваются те мысли, которые я двадцать лет тому назад изложил в поэтической форме
("Медитации").
21
Однако мне не казалось, что из-за этого данный очерк окажется здесь лишним, и я поместил его, как и раньше, в конце сборника.
Страсбург, октябрь 1902 г.
Вильгельм Виндельбанд
22
ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ?
(О понятии и истории философии)
Названия имеют свою судьбу, но редкое из них имело судьбу столь странную, как слово "философия". Если мы обратимся к истории с вопросом, что собственно есть философия, и справимся у людей, которых называли и теперь еще называют философами, об их воззрениях на предмет их занятий, то получим столь разнообразные и бесконечно далеко отстоящие друг от друга ответы, что попытка выразить это пестрое многообразие в одной простой формуле и подвести всю эту неопределенную массу явлений под единое понятие была бы делом совершенно безнадежным*).
Правда, эта попытка предпринималась не раз, в частности историками философии; они старались при этом отвлечься от тех различных определений содержания философии, в которых отражается обычное стремление каждого философа вложить в саму постановку своей задачи квинтэссенцию добытых
им мнений и точек зрения; таким путем они рассчитывали достигнуть чисто формального определения, которое не находилось бы в зависимости ни от изменчивых воззрений данной эпохи и национальности, ни от односторонних личных убеждений, и потому было бы в состоянии охватить все, что когда-либо называлось философией.
*)
Об определениях философии подробнее м.: В.Виндельбанд. История философии, 2-е изд. 1900,§ 1 и 2 (русск. пер. Рудина).
23
Но будет ли при этом философия названа жизненной мудростью, наукой о принципах, учением об абсолюте, самопознанием человеческого духа или еще как-нибудь, определение всегда окажется либо слишком широким, либо

слишком узким; в истории всегда найдутся учения, которые называются философией и тем не менее не подходят под тот или иной из установленных формальных признаков этого понятия.
Мы не будем приводить доводы против всех подобных попыток - их легко почерпнуть из истории философии, ибо это было бы повторением того, что уже много раз говорилось. Гораздо плодотворнее заняться исследованием причин этого явления. Как известно, логика требует для правильной дефиниции указания ближайшего более высокого родового понятия и видового признака, но в данном случае оба эти требования, по-видимому, невыполнимы.
Прежде всего, впрочем, придется принять во внимание утверждение, что более высокое понятие, под которое может быть подведена философия, - это понятие науки. Слабым доводом против этого служит утверждение, что в некоторых случаях вид может в течение некоторого времени полностью сливаться с родом, как это было, например, на ранней стадии греческого мышления, когда существовала только одна, неделимая наука, или позже в периоды, когда универсалистская тенденция Декарта или Гегеля признавала остальные "науки" лишь постольку, поскольку их можно было рассматривать как части философии. Это доказывает только, что отношение между видом и родом не постоянно, но не опровергает характера философии как науки.
Также не опровергает подведение философии под понятие науки указание на то, что в большинстве философских учений присутствуют совершенно ненаучные элементы и ходы мыслей.

перейти в каталог файлов