сёрен кьеркегор - страх и трепет. Сёрен Кьеркегор страх и трепет диалектическая лирика Иоханнеса де Силенцио

Сёрен Кьеркегор
СТРАХ И ТРЕПЕТ
Диалектическая лирика Иоханнеса де Силенцио
Перевод Н.В.Исаевой и С.А.Исаева
В кн.: С.Кьеркегор. Страх и трепет. М.: ʺРеспубликаʺ, 1993
Предисловие
ОБЩИЙ СМЫСЛ
ПОХВАЛЬНАЯ РЕЧЬ АВРААМУ
Проблемы
ВСТУПЛЕНИЕ ОТ ЧИСТОГО СЕРДЦА
Проблема I
СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКОЕ
УСТРАНЕНИЕ ЭТИЧЕСКОГО?
Проблема II
СУЩЕСТВУЕТ ЛИ АБСОЛЮТНЫЙ ДОЛГ
ПЕРЕД БОГОМ?
Проблема III
БЫЛО ЛИ ЭТИЧЕСКИ ОТВЕТСТВЕННЫМ
СО СТОРОНЫ АВРААМА
СКРЫВАТЬ СВОЙ ЗАМЫСЕЛ ОТ САРРЫ,
ЕЛИЗАРА И ИСААКА?
Эпилог
Примечания

2
Was Tarquinius Superbus
in seinem Garten mit dem Mohnköpfen sprach,
verstand der Sohn, aber nicht der Bote.
Гаманн
1
Предисловие
Не только в мире действия, но также и в мире идей наше время представляет собой настоящую распродажу. Все, что угодно, можно приобрести тут за свою цену, так что возникает вопрос, останется ли вообще в конце концов кто‐нибудь, кому еще захочется быть покупателем. Всякий спекулятивный регистратор, доб‐
росовестно отмечающий величественную поступь новой философии, всякий приват‐доцент, репетитор, студент, всякий, кто только прикоснулся к филосо‐
фии или оказался в самом ее центре, отнюдь не останавливается на том, чтобы во всем сомневаться, но идет дальше. Может показаться, что неуместно и несвое‐
временно спрашивать себя, куда именно они рассчитывают добраться, однако во всяком случае будет, по крайней мере, вежливо и любезно предположить, что они действительно усомнились во всем, поскольку иначе было бы странно гово‐
рить о каком‐то движении дальше. Предполагается, что такой предварительный шаг они предприняли все и, очевидно, это далось им столь малыми усилиями, что они даже не сочли нужным проронить хоть словечко о том, как это происхо‐
дило; ибо даже тот, кто в страхе и тревоге попытался бы отыскать хоть какое‐
нибудь разъяснение, не сумел бы его найти, не сумел бы найти никакого путе‐
водного знака, никакого подробного предписания о том, как следует подходить к такой огромной задаче. ʺНо ведь Картезий все же сделал это?ʺ Картезий, этот почтенный, замечательный, красноречивый мыслитель, чьи произведения никто не может читать, не оказавшись тронут ими до глубины души, – уж он‐то делал то, что говорил, и говорил, что делал. О, это такая редкость в наше время! Но и сам Картезий, как он достаточно часто повторял, никогда не сомневался в том, что касалось веры. (ʺMemores tamen, ut jam dictum est, huic lumini naturali tamdiu tantum esse credendum, quamdiu nihil contrarium a Deo ipso revelatur... Praeter caetera autem, memoriae nostrae pro summa regula est infigendum, ea quae nobis a
Deo revelata sunt, ut omnium certissima esse credenda; et quamvis forte lumen ra‐
tionis, quam maxime darum et evidens, aliud quid nobis suggerere videretur, soli tamen auctoritati divinae potius quam proprio nostro judicio fidem esse adhibendamʺ.
См. Principia philosophiae. Р. 1, §28 et §76.) [2] Он не закричал: ʺПожар!ʺ, – и дол‐
гом всех стало сомневаться, ведь Картезий был тихим, одиноким мыслителем, а не крикливым ночным сторожем; он определенно признавал, что его метод зна‐
чим лишь для него самого и отчасти берет свое начало в его собственных предше‐
ствующих затруднениях с теорией познания. (ʺNe quis igjtur putet, me hie traditu‐
rum aliquam methodum, quam unusqirisque sequi debeat ad recte regendam; illam

3 enim tantum, quam ipsemet secutus sum, exponere decrevi... Sed simul ac illud stu‐
diorum curicuhim absolvi (sc. inventitus), quo decurso mos est in eruditoram nume‐
rum coopetari, plane aliud coepi cogitare. Tot enim me dubiis totque erroribus impli‐
catum esse animadverti, ut omnes discendi conatus nihil aliud mini profuisse judi‐
carem, quam quod ignorantiam meam magis magisque detexissemʺ. См. Dissertatio de methodo. P. 2 et 3.) [3] То, что древние греки, которые кое‐что понимали в фи‐
лософии, считали задачей всей жизни, поскольку способность сомневаться нель‐
зя обрести за считанные дни и недели, то, чего старый испытанный боец доби‐
вался, сумев во всех перипетиях сохранить равновесие сомнения, бесстрашно от‐
рицая непреложность данных чувств и сведений разума, чем он дорожил, невзи‐
рая на страхи самолюбия или нашептывания сочувствия, – с этого в наши дни запросто начинает каждый.
В наше время никто не остается с верой, но каждый идет дальше. Вопрос о том, куда именно он продвигается, покажется, возможно, чересчур дерзким, но с моей стороны будет конечно же знаком житейской опытности и образованности, если я предположу, что, во всяком случае, у каждого эта вера есть, иначе трудно было бы говорить о продвижении дальше. В прежние времена все обстояло по‐
иному, так как вера составляла задачу всей жизни, ибо люди полагали, что спо‐
собность верить не может быть обретена за считанные дни и недели. И когда почтенный старец, убеленный сединами, приближался к концу своей жизни, оказывалось, что он выиграл прекрасную битву и обрел веру [4], так как сердце его еще достаточно молодо, чтобы не забыть тот страх и содрогание, приличест‐
вующие юноше, которые мужчина умеет побеждать, но которые ни один человек никогда не перерастает полностью, – ну разве что ему удалось как можно раньше пойти дальше. То, чего достигали тогда достойнейшие люди, – с этого в наши дни запросто начинает каждый, чтобы затем пойти дальше.
Создатель данного произведения никоим образом не является философом, он не понял настоящей философской системы, он не знает, есть ли тут какая‐
нибудь система и завершена ли она; для его слабой головы уже достаточно самой этой мысли, а такую несчастную голову должен в наше время иметь всякий, по‐
скольку у всякого есть эти несчастные мысли. И если бы даже мы были способны заключить все содержание веры в форму понятия, отсюда бы еще не следовало, что мы постигли веру, постигли, как мы входим в веру или как вера входит в нас.
Создатель этого произведения никоим образом не является философом, он явля‐
ется poetice et eleganter* – неким свободным творцом, который не создает ника‐
кой системы и не обещает никакой системы, не подписывается ни под одной системой и не предписывает ничего никакой системе. Он пишет, поскольку для него это роскошь, – тем более притягательная и очевидная, чем меньше тех, кто

4 покупает и читает им написанное. Он с легкостью предвидит свою судьбу в это время, когда люди расстаются со страстью, чтобы служить знанию, когда писа‐
тель, стремящийся найти себе читателя, должен заботиться о том, чтобы все на‐
писанное можно было легко пролистать во время послеобеденного отдыха, а сам он представал перед всеми подобно тому вежливому помощнику садовника из газетного объявления, который, держа в руках шляпу и прекрасные рекоменда‐
ции с последнего места службы, предлагает себя вниманию почтеннейшей пуб‐
лики. Он заранее предвидит свою судьбу – быть совершенно забытым, он догады‐
вается о самом ужасном – о том, что прилежная критика будет еще много раз переделывать его на школьный лад; он сокрушается и о том, что еще ужаснее, – о том, что некий усердный регистратор, ценитель разнообразных параграфов (ко‐
торый ради спасения научного знания будет готов проделать с другими произве‐
дениями то же, что Троп, ʺради спасения хорошего вкусаʺ, великодушно проде‐
лал с ʺУничтожением человеческого родаʺ [5]), внесет его во все эти разделы и сделает это так же решительно, как тот человек, который, желая сослужить службу науке о знаках препинания, так поделил свою речь, подсчитывая в ней слова, что на каждые пятьдесят приходилась одна точка, а на каждые тридцать пять – точка с запятой. Я впадаю в состояние глубочайшего преклонения перед каждым систематическим разметчиком; нет, это не система, это не имеет ни ма‐
лейшего сходства с системой. Я желаю всего наилучшего системе и всем датча‐
нам, интересующимся такими всеобщими предприятиями [6], ибо этому нико‐
гда не стать настоящей башней [7]. Я желаю вам всем и каждому в отдельности счастья и благополучия.
С уважением, Иоханнес де Силенцио
* – ʺ[говоря] поэтически и изящноʺ (лат.). – Здесь и далее подстрочные примечания перево‐
дчика, в отличие от авторских, отмечены знаком тире после звездочки. Цифры служат отсыл‐
кой к комментариям переводчиков, помещенным в конце текста.
ОБЩИЙ СМЫСЛ
8
Жил некогда человек, который еще ребенком услышал эту красивую повесть о том, как Бог испытывал [9] Авраама, и о том, как тот выдержал испытание, со‐
хранил свою веру и во второй раз, вопреки всем ожиданиям, обрел сына. Став старше, он прочел эту повесть с еще большим изумлением, ибо сама жизнь раз‐
делила то, что в благочестивой простоте ребенка было еще соединено воедино. И чем старше он становился, тем чаще его мысли обращались к этой повести, его воодушевление становилось все сильнее и сильнее, и вместе с тем он все меньше и меньше был способен ее понять. Наконец он отбросил все остальное; в душе его

5 оставалось лишь одно желание: увидеть Авраама – и лишь одна страсть: стать свидетелем этих событий. Его желание заключалось не в том, чтобы созерцать ту прекрасную местность на Востоке, не в том, чтобы увидеть земное великолепие благословенной страны или ту богобоязненную супружескую пару, чью старость благословил Господь, не тот достойный почитания образ старого патриарха, не кроткую юность Богом посланного Исаака, – ему было бы все равно, случись это все в бесплодной пустыне. Стремление его состояло в том, чтобы следовать за ними в трехдневной поездке, когда Авраам ехал, с печалью глядя перед собой, и
Исаак был подле него. Его желанием было находиться рядом в тот час, когда Ав‐
раам поднял глаза и увидел вдали гору Мориа, в тот час, когда он отпустил ослов и один взошел на гору с Исааком; ибо то, что им двигало, было не искусственным трепетом фантазии, но содроганием мысли.
Этот человек не был мыслителем, но не чувствовал в себе порыва, который побуждал бы его выйти за пределы веры; ему казалось наиболее славным остать‐
ся в памяти как ее отец, и обладание этой участью представлялось ему достой‐
ным зависти, даже если бы о том никому не было известно.
Этот человек не был ученым экзегетиком, он не знал иврита; знай он иврит, он, наверное, с легкостью понял бы и эту повесть, и самого Авраама.
I
ʺИ Господь испытывал Авраама и сказал ему: возьми сына твоего, единствен‐
ного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там прине‐
си его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебеʺ [10].
Было раннее утро. Авраам встал вовремя, велел оседлать ослов и вместе с
Исааком покинул свой шатер; Сарра же глядела на них из окна, до самой доли‐
ны, пока их не стало больше видно [11]. Они молча ехали три дня, и наутро чет‐
вертого дня Авраам все так же не проронил ни слова, но поднял глаза и увидел вдали гору Мориа. Он отослал слуг и, взяв Исаака за руку, один взошел с ним на гору. Но Авраам сказал самому себе: ʺМне не хотелось бы скрывать от Исаака, ку‐
да приведет его этот путьʺ. Он остановился, возложил руку с благословением на голову Исаака, и тот склонился, чтобы принять это благословение. И лик Авраа‐
ма был исполнен отеческой любви, взгляд его был мягок, слова звучали нежно.
Но Исаак не смог понять его, душа его не сумела возвыситься; он обхватил рука‐
ми колени Авраама, в отчаянии бросился к его ногам, прося пощадить его моло‐
дую жизнь, полное надежд будущее, он вспоминал радости Авраамова дома, на‐
поминавшего ему о его печали и одиночестве. Тут Авраам поднял мальчика, взял его за руку и пошел дальше, и слова Авраама были исполнены участия и мило‐

6 сердия. Но Исаак не смог понять его. Авраам поднялся на гору Мориа, но Исаак не понимал его. Тогда Авраам отвернулся от Исаака на мгновение, но когда Иса‐
ак снова увидел лицо Авраама, оно изменилось, взгляд его был неистов, вид – ужасен. Он схватил Исаака за грудь, швырнул его на землю и сказал: ʺГлупый юнец, ты что, веришь, что я твой отец? Я – идолопоклонник. Ты что, веришь, что это Божье повеление? Нет! Это мое желаниеʺ. Тогда задрожал Исаак и вскричал в своем страхе: ʺГосподи на небеси, смилуйся надо мной, Бог Авраамов, смилуйся надо мной; если нет у меня отца на земле, будь моим отцом!ʺ Но Авраам тихо сказал про себя: ʺГосподи на небеси, благодарю Тебя; лучше, чтобы он верил, что я – чудовище, нежели потерял бы веру в Тебяʺ.
* * *
Когда нужно отлучать ребенка от груди, мать чернит свою грудь; было бы грехом, если бы грудь выглядела привлекательно, а ребенку нельзя было бы ее трогать. Так что ребенок верит, что это грудь изменилась, а мать осталась все та‐
кой же, взгляд ее все так же ласков и нежен. Счастлив тот, кому не требуется бо‐
лее ужасных средств, чтобы отлучить ребенка от груди!
II
Было раннее утро. Авраам встал вовремя, он обнял Сарру – невесту своей старости, и Сарра поцеловала Исаака, который отвел от нее бесчестие, стал ее гордостью и надеждой на все грядущие поколения. Так они ехали в молчании, и взгляд Исаака был прикован к земле, так они ехали до четвертого дня, когда Ав‐
раам поднял глаза и увидел вдали гору Мориа, но тут его взгляд снова обратился к земле. Молча разложил он хворост, связал Исаака, молча занес нож; и тут он увидел агнца, которого заранее предусмотрел Господь. Он принес в жертву агнца и воротился домой...
С того дня Авраам состарился, он не мог забыть, чего потребовал от него Бог.
Исаак процветал, как прежде; но глаза Авраама потемнели, он не видел больше радости.
* * *
Когда ребенок подрастает и его надо отлучать от груди, мать укрывает свою грудь по‐девичьи, и больше у ребенка нет матери. Счастлив ребенок, которому не приходится терять свою мать иным образом!

7
III
Было раннее утро. Авраам поднялся вовремя, он поцеловал Сарру – моло‐
дую мать, и Сарра поцеловала Исаака, свое счастье, свою радость на все времена.
И Авраам в задумчивости отправился в путь. Он думал об Агари и о ее сыне, ко‐
торого изгнал в пустыню. Он поднялся на гору Мориа, он занес нож.
Был тихий вечер, когда Авраам выехал один, и поехал он на гору Мориа; он пал на лицо свое, он просил Бога простить ему его прегрешение, простить, что он хотел принести в жертву Исаака, простить, что отец забыл о своем долге перед сыном. Он ездил все чаще своим одиноким путем, но не находил себе покоя. Он не мог понять, как могло быть грехом то, что он был готов принести в жертву Бо‐
гу лучшее, чем он владел, за что он сам охотно отдал бы свою жизнь многократ‐
но; и если то был грех, если он не любил Исаака по‐настоящему, он не мог по‐
нять, как такое вообще можно было простить, ибо какой грех может быть страш‐
нее?
* * *
Когда ребенка нужно отлучать от груди, мать также бывает не лишена печа‐
ли, оттого что ребенок и она будут все больше и больше отдаляться друг от друга; что дитя, которое она носила под сердцем и которое потом лежало у нее на гру‐
ди, более не сможет быть таким же близким. Вот так, вместе, они и переживают эту краткую печаль. Счастлив тот, кто держал ребенка столь близко и кому больше уже не доводилось печалиться!
IV
Было раннее утро. В доме Авраама все было готово для путешествия. Авраам простился с Саррой, и Елизар, верный слуга, провожал его, пока не пришлось повернуть обратно. Авраам и Исаак ехали вместе в согласии, пока не прибыли к горе Мориа. И Авраам приготовил все для жертвоприношения, спокойно и тихо, но когда он отвернулся, Исаак увидел, что левая рука Авраама была сжата в кулак от отчаяния и дрожь пробегала по всему его телу, – но Авраам занес нож.
Потом они снова повернули домой, и Сарра выбежала им навстречу, но Иса‐
ак потерял свою веру. Во всем мире об этом не было сказано ни слова [12], и Иса‐
ак никогда не рассказывал людям о том, что он увидел, а Авраам и не подозревал, что он вообще что‐то видел.

8
* * *
Когда ребенка нужно отлучать от груди, у матери под рукой есть более сыт‐
ная пища, чтобы дитя не погибло. Счастлив тот, у кого под рукой есть эта более сытная пища!
Этим и другими подобными способами человек, о котором шла речь, думал обо всем происшедшем. Всякий раз, когда он возвращался домой из путешест‐
вия к горе Мориа, он падал от усталости, сжимал руки и говорил: ʺВедь никто не был столь велик, как Авраам, и кто способен понять его?ʺ
ПОХВАЛЬНАЯ РЕЧЬ АВРААМУ
Если бы у человека не было вечного сознания, если бы в основе всего лежала лишь некая дикая сила – сила, что, сплетаясь в темных страстях, порождает все, от великого до незначительного, если бы за всем была сокрыта бездонная пусто‐
та, которую ничем нельзя насытить, чем была бы тогда жизнь, если не отчаяни‐
ем? Если бы все было так, если бы не было священных уз, соединяющих челове‐
чество воедино, если бы одно поколение вырастало вслед за другим, подобно но‐
вым листьям в лесу [13], если бы одно поколение следовало за другим, подобно песням птиц в чаще, если бы человеческий род проходил по свету, не оставляя следа, как корабль, скользящий по воде, или как ветер, мчащийся по пустыне, подобно бездумному и бесплодному капризу, если бы вечное забвение всегда жадно подстерегало свою добычу и никакая сила не способна была бы вырвать эту добычу из его когтей, как безутешна и пуста оказалась бы тогда жизнь! Но потому это и не так, и, подобно тому как Господь сотворил мужчину и женщину, он создал героя, а с ним – поэта или писателя. Последний не может делать того, что первый, он способен лишь восхищаться героем, любить его, радоваться ему.
Однако он так же счастлив, и не менее, чем тот, первый, ибо герой – это как бы его собственная лучшая сущность, в которую он влюблен; при этом он радуется, что это все же не он сам, и его любовь может поистине быть восхищением. Сам он – гений воспоминания, он не может ничего сделать, не восхитившись тем, что сделано; он ничего не считает своим, но он ревнует к тому, что ему доверено. Он следует выбору своего сердца, однако стоит ему найти искомое, как он снова на‐
чинает бродить возле всех ворот со своими песнями и речами, чтобы все могли восхищаться героем так же, как он, чтобы все могли гордиться героем, как он. Это и есть его достояние, его скромное достижение, в этом и состоит его верная

9 служба в доме героя. Если он остается верен своей любви, если дни и ночи на‐
пролет он сражается с тяжестью забвения, которое пытается лишить его своего героя, значит, его служение достигло совершенства и он оказался соединенным с героем, который столь же верно отвечает ему взаимной любовью, ибо поэт – это как бы лучшая сущность героя, и пусть она бессильна, подобно всякому воспо‐
минанию, но она и разъясняет все, как это делает воспоминание. Потому не бу‐
дет забыт никто из тех, кто был велик; и как бы долго это ни длилось, даже если тучи непонимания унесут героя прочь [

  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16