Книга о Драупади Глава 1
 Скачать 1.76 Mb.
| Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |
| Глава 15 Церемония по случаю открытия дворца собраний была очень помпезной. Юдхиштхира приветствовал гостей, восседая на троне, красота и искусная отделка которого вызывала всеобщее восхищение. Конечно же, имела место зависть. Хитростью отправив Пандавов в обветшалую и заброшенную Кхандавапрастху, Кауравы ликовали. Но теперь, увидев отстроенную заново Индрапрастху и особенно дворец собраний, они сгорали от зависти. Если бы им удалось как-нибудь избавиться от Пандавов, они смогли бы насладиться Индрапрастхой. Я собственноручно готовила братьям Кауравам еду и служила им. Такова была воля Матушки. Кауравы приходились мне деверями, поэтому я должна была чтить их как членов своей семьи. С чем здесь можно было не согласиться? Служить и стяпать приятно, так что я со всем тщанием готовила изысканные яства. Майя и Нитамбини также оказали мне ощутимую помощь. Сто Кауравов, пятеро Пандавов, а также Кришна с Баларамой сидели вместе. Матушка хотела, чтобы Карна тоже был здесь. Но правитель Анги остался в гостинице. Когда Матушка пригласила его на ужин, Карна прислал записку, из которой явствовало, что он не желает вмешиваться в чьи-либо семейные дела. Кауравы и Пандавы живут вместе и едят за одним столом, скрепляя тем самым свою дружбу. А он может оказаться лишним. Матушка поняла, что причиной отказа была уязвленная гордость. Карну считали ее приемным сыном, но он все-таки хотел подчеркнуть, что не принадлежит к клану Куру. Матушка расспросила Радху, какие блюда любит Карна, и велела мне приготовить их. Принимая во внимание любовь матушки к Карне, я старалась приготовить все как можно вкуснее. Но Карна вежливо отказался даже от званого ужина, чем расстроил Матушку. Казалось, празднество совсем не радовало ее. Меня раздирало чисто женское любопытство по поводу ее необъяснимой любви к Карне. Но как удовлетворить это любопытство? Я беспрекословно продолжала выполнять ее требования… Сто Кауравов, пятеро Пандавов и Джаядратха, брат моей единственной золовки Духшалы, пировали за одним столом. Майя, Нитамбини и я прислуживали. Все хвалили кушанья и не переставали просить добавки. Мы выбились из сил, поднося угощения. Едоки были неутомимы. Духшасана несколько раз прикоснулся к моей руке своей тяжелой ладонью. Принимая во внимание то, что он был моим деверем, я не стала возражать. Когда я подавала кхир Джаядратхе, он улыбнулся: - Бхабхи, если столь вкусна пища, приготовленная тобою, сколь же сладостна, должно быть, ты сама? Духшасана не преминул добавить: - Когда мы уедем отсюда, то превратимся в пепелище. Красота, которую мы увидели на сваямваре, жжет нас по-прежнему. Здесь нашим глазам открылся целый ряд ее достоинств и прекрасные качества домохозяйки. Все это похоже на то, как если бы в давно тлеющие угли подлили масла! Меня будто бы обожгло. Я переменилась в лице. Но, поднося пищу гостям, не подобает давать волю гневу. Я подавила в себе отвращение и ярость, однако мое лицо побагровело. Джаядратха все понял: - Бхабхи, такие шутки между деверями и золовками вполне допустимы. Ты должна была узнать об этом еще в отчем доме. Какой деверь удержится от шуток с прелестной золовкой вроде тебя? Я подыграла ему и согласилась. Но непристойные намеки, таящиеся в их словах, ни в коей степени не были шуткой. Во время пира Дурьодхана то и дело поглядывал на меня. У меня участилось дыхание. Пока я подавала еду, он смотрел на меня с ненасытной похотью и сожалением, цокая языком. Мне подумалось, что приглашать проигравших сваямвару Кауравов и демонстрировать им мою красоту столь же оскорбительно, сколь одевать цветочную гирлянду на поверженного врага. Кауравы всегда были нетерпимыми и завистливыми. Неблагоразумно было провоцировать их. Непонятно почему моя удача и радость страшили меня. Ум переполняли тревоги, а тело устало. Мне было необходимо отдохнуть. Направляясь в свои покои, у дверей кухни я встретила Матушку. Я зашла на кухню, поскольку подавать ей пищу – моя обязанность. Матушка отказалась от пищи и отправила меня отдыхать. Неужели она завершила трапезу так скоро? Нет, она даже не прикоснулась к еде. Удрученная, она стояла с отсутствующим взглядом. Я спросила: - Матушка, что случилось? Вы ничего не ели. Она скорбно ответила: - Ты тоже голодна. Как же я могу есть? Я была сбита с толку: - Я поем позже, когда насытятся повара, слуги и домашние животные, а пока отдохну. Вы же знаете, что я ем последней. - Но сегодня ты очень устала и выглядишь нездоровой. Почему бы тебе не поесть раньше? Наша обязанность – заботиться о теле. Я совсем запуталась: - Вы поститесь сегодня из-за меня? Тогда давайте разделим трапезу. Вероятно, все уже насытились. Я накрыла на двоих. - Не накормив гостей, хозяйка не смеет выпить и глотка воды. Я изумилась: - Кто из гостей остался голодным? Мы накормили всех. Матушка ответила: - В гостевых покоях остался голодным царь Анги. Его пригласили только сегодня, а подавать ужин в покои для гостей распоряжений не давали. Так подобает ли нам насытиться и отойти ко сну? Слова Матушки возмутили меня. Она останется голодной только потому, что не ел Карна?! Я спросила: - Что же теперь делать? Матушка твердо сказала: - Карне нужно подать еду в покои для гостей. - Вы сделаете это сами? – простодушно спросила я. - После того, как Юдхиштхира стал правителем Индрапрастхи, хозяйка здесь ты. Карна твой гость, а не мой. Принимать гостей – твоя обязанность. Я удивилась: - Я должна пойти в гостевые покои? Матушка строго ответила: - А что здесь такого? Карна – не просто твой гость, он твой старший деверь. Прихвати с собой Майю и Нитамбини. Кроме того, Карна остановился в палатах для личных гостей царской семьи, при дворце. Скрывая неохоту и раздражение, я сказала: - Как пожелаете. Я согласна. Матушка с удовольствием собрала еду. Она накрыла больше, чем было необходимо для одного человека. Она стала разъяснять мне, что гость подобен Богу, и если доволен гость, то доволен Сам Бог. - Если ты не подашь Карне пищу лично, он не прикоснется к еде. Все домашнее хозяйство держится на тебе. Я знаю Карну: он глубоко привержен дхарме, долгу, нормам и правилам. Он будет доволен, если пищу подашь ты. Мне подумалось: доволен ли будет Карна или нет, но Матушку мое послушание порадует. Майя взяла пищу, а Нитамбини напитки, и втроем мы направились к гостевым покоям. Я осталась снаружи. Обе служанки вошли внутрь и попросили слугу передать, что у них послание от Кунти. Карна уже готовился ко сну. Он вышел в комнату ожидания и спросил: - Что за послание в столь поздний час? - Вам подали ужин, - ответила Майя. Карна попятился назад: - Полдник был столь сытным, что ужинать нет необходимости. Однако из уважения к стараниям Матушки я должен принять немного. - Нет-нет, почему же немного? Вы должны насытиться. За этим Матушка нас и прислала. По ее распоряжению царица Кришна приготовила Ваши любимые блюда. Она и сама пришла сюда. Наставление Матушки таково: принимать гостей царица должна лично. Карна помрачнел. С сомнением в голосе он заметил, что царице не подобает навещать гостей в столь поздний час. Матушка Кунти, верно, ослепла от материнской любви и позабыла, что правильно, а что нет. Майя почти прошептала: - Вы – приемный сын царицы-матери и почетный гость в этом дворце. Вы остановились в палатах, где селят только членов царской семьи, и никого более. Царица Кришна – хозяйка, и принимать гостей – ее обязанность. Карна задумчиво произнес: - Оказаться от пищи, поданной самой царицей, было бы оскорблением. Я приму фрукты. Оставьте только фрукты, а остальное унесите. - Почему же только фрукты? Вы соблюдаете какой-то обет? – удивилась Майя. Карна ответил не сразу: - Я все объясню. Но прежде я хотел бы попросить у царицы Кришны прощения. Все мои речи продиктованы исключительно чувством долга. Дхарма женщины – служить одному-единственному супругу. При определенных условиях вдове позволено выйти замуж повторно. Но делить ложе с пятерыми мужьями недопустимо. Нет этому примера в прошлом, и ничего подобного не произойдет в будущем. Даже будучи замужем, такая женщина считается распутницей. Принять из ее рук даже воду – значит нарушить дхарму. Видите ли, в таких вопросах я очень строг и консервативен. Вашу царицу можно считать целомудренной, хотя у нее и пятеро мужей, ибо она – Ягьясени. Но на ее месте любая другая женщина была бы порочной. Могу ли я принимать пищу, которую она готовит? В этих предметах я весьма щепетилен. Я застыла на месте. Сколько оскорблений и клеветы!.. Я не могла вымолвить ни слова в ответ, ведь Карна – гость, а гость подобен Богу. Все мое естество дрожало от негодования и боли, но косное тело продолжало стоять неподвижно. Майя сказала: - Господин, Вы оскорбляете царицу! Не потому ли, что Вам не удалось завоевать ее руку? Карна побледнел и рассмеялся: - Писания могут подтвердить каждое мое слово. Я слышал, что царица мудра и образованна. Если не верите мне, спросите саму царицу, согласуются ли мои речи с буквой писаний. Я не хотел никого уязвлять, но привык говорить правду, пусть и горькую. Оставив ему лишь блюдо с фруктами, я вернулась к себе. Казалось, что случившееся – предвестник целой череды грядущих унижений. Я стала обвинять во всем Пхалгуни, Матушку, но больше всего Юдхиштхиру. У меня пропал аппетит. Боль и печаль слезами наворачивались мне на глаза. Мне не нравилось плакать по пустякам. Слезы - признак слабости, но порой они становятся друзьями беспомощных. Они облегчают бремя, томящее сердце, уносят прочь боль и подавленность, помогают собраться с силами. Я презирала слезы. Но возможно ли удержать их усилием воли? По крайней мере в тот день это было не в моей власти. Однако, Матушка должна узнать обо всем. Я стояла на веранде ее комнаты. - Матушка, Карна принял только фрукты, а остальное вернул. - Почему? – опечалилась Кунти. - Уже поздний вечер, а обед был очень сытен, и он не успел проголодаться. Из уважения к Вам он принял немного фруктов. - Значит, на завтрак ты должна приготовить его любимые блюда. Завтра встань пораньше. А пока отдыхай. Матушка так беспокоилась о Карне, что даже позабыла спросить, поела ли я. Не заметила она и моих слез. Направляясь к себе, я думала, что утром не встану, сказавшись больной, иначе Карна откажется и от завтрака. Оставить гостя голодным – тяжкий грех. Если я не буду готовить, это сделает Матушка, а после завтрака Карна уедет к себе в царство. И тут я встретила Пхалгуни. Как же мне хотелось излить свои горючие слезы на широкую щедрую грудь! - Пхалгуни, за что мне такое наказание? Это бесчестье войдет в анналы истории. В чем здесь вина Кришны? Неужели Кришна хотела этого? Тогда за что ей суждено нести тяжкое бремя позора? Встреча с участливым другом рушит плотины рек печали. Всхлипывая, стояла я у дверей своей спальни, как статуя. На моих щеках блестели слезы. Пхалгуни приблизился ко мне, потупив глаза, не удостоив меня даже взглядом: - Чего ты хочешь? Из обоих моих глаз одновременно брызнули слезы: - Пхалгуни, мне плохо. Мое сердце тяготит печаль. Я думала, что Пхалгуни обеспокоится, но он остался невозмутим: - Ты просто устала. Что же тут удивительного? Я сообщу старшему брату. Отдохни. Украдкой посмотрев на меня, он направился к гостевым палатам. Он будто напоминал мне о насмешках Карны: «Кришна, в столь поздний час я тебе не помощник, ведь ты играешь роль супруги Юдхиштхиры. Я всего лишь сторонний наблюдатель». Я вошла в опочивальню. Я не должна ложиться спать раньше Юдхиштхиры. Я ждала его, зная, что он не поймет моей боли. Он был отрешенным, невозмутимым. Мирская суета, гнев, ненависть никогда не касались его внутреннего естества. Он был как Бог и в каком-то смысле как камень. Моему телу требовался отдых, а уму - утешение. У меня было пятеро мужей, но не один из них не мог мне этого дать. Снаружи показались стопы Пхалгуни – прекрасные, словно два лотоса, которые откуда ни возьмись выросли на мраморном полу, остановились они по ту сторону двери. Пхалгуни не может войти в покои жены Юдхиштхиры, Кришны. - Сейчас старший брат играет в кости с Дурьодханой. Сегодня вечером удача – его неразлучная спутница. Он будет играть всю ночь. Выигрыш – не частое событие, и упускать такой случай неблагоразумно. Брат просил передать тебе, чтобы ты не ждала его и ложилась отдыхать. Пхалгуни не мог зайти внутрь, но я могла выйти. Отодвинув занавес, я вышла к нему и твердо сказала: - Пхалгуни, даже узнав о моем плохом самочувствии, он проведет ночь в игре, опьяненный победой. Неужели мне должно быть все равно? Не знаю почему, но игра в кости пугает меня. Любая страсть опасна. Из-за страсти к благотворительности Бали отправился в низшие миры. Кажется, Дурьодхана никогда не простит Юдхиштхиру за те унижения, которые ему довелось пережить. Уж не знаю, какие планы мести он вынашивает. Пхалгуни робко заметил: - Игра в кости предназначена для удовольствия и развлечения. Что может быть общего между победой и поражением в жизни и в игре? Женщины по самой своей природе подозрительны и постоянно ошибаются. Потому они и страдают больше. Я знала Пандавов: хотя сами они могли порицать брата, со стороны жены не терпели ни малейшего замечания в его адрес. Я ласково ответила: - Пхалгуни, я не лягу спать, пока не вернется твой брат. Давай поговорим немного о философии твоего сакхи. Почему твой сакха уделяет столько времени вопросам, касающимся других? Пхалгуни серьезно посмотрел на меня. Казалось, что его голубые как озера глаза налились кровью. Возможно, было уже поздно, а может быть, он слишком много выпил. Он строго сказал: - Кришна! Два года я должен хранить клятву. Это ты затеяла все это. Зачем тогда ты склоняешь меня преступить обет? Ты желаешь мне двенадцатилетнего изгнания? Его слова застали меня врасплох. Откуда Пхалгуни мог знать, чего я хочу? Как он догадался, что я постоянно ищу его общества? Словно расслышав шепот моей уязвленной гордости, он мягко продолжил: - Я поклялся не желать тебя в течение двух лет, но это совсем не значит, что я бездеятельный аскет или евнух. Если этой ночью я побеседую с тобой наедине, это послужит причиной того, что я нарушу клятву. Мне ли не знать об этом? Прости меня, Кришна. Обсудим все завтра в полдень, в присутствии Самого сакхи. Он невозмутимо отклонил мою просьбу и ушел. И даже не обернулся, чтобы посмотреть, каково мне. Я чувствовала себя просто ужасно и решила послать с Майей весточку. Но не будет ли это ошибкой? Ее могут перехватить Кауравы. Но даже если Юдхиштхира придет, погасит ли он пламя этого оскорбления? Скорее, едва взглянув на него, я не выдержу и взорвусь. Это может испортить такую праздничную ночь. Упиваясь победой, Юдхиштхира пренебрег собственной женой. Он победил. Радуясь своему успеху, он безразличен к чужому поражению. Я не находила себе места. В ответ на мое послание я получила приглашение присоединиться к дворцовому торжеству по случаю его победы. Мне неоткуда было ждать помощи. Я вынуждена уважить просьбу мужа и следовать правилам хорошего тона, иначе опозорю Юдхиштхиру перед Кауравами. Превозмогая нежелание, я собралась. В сопровождении одной лишь Майи я вошла во дворец. Юдхиштхира не заметил ни моей слабости, ни моего уныния. Полный ликования, он обратился ко мне: - Ягьясени, без тебя победа не радует меня! Подойди, присядь! Впервые в жизни я выиграл! Но как насладиться этим счастьем без тебя? Бхима был не менее воодушевлен: - Завоевав Драупади, Пандавы станут победителями во всем, и доказательством тому – игра в кости! Так что это победа Драупади. Проиграв, Дурьодхана пылал гневом. В этот самый момент Бхима напомнил ему о его неизбежном крахе. Дурьодхана бросил на меня испепеляющий взгляд, в котором смешалось пламя желания, тлеющие угли мести и разрушительный огонь похоти. Духшасана пылал от нетерпения. Громко расхохотавшись, он съязвил: - Благодаря высочайшему целомудрию Деви Драупади, супруги пятерых мужей, наводнение победы смоет Пандавов в океанскую пучину. Я впала в еще большее уныние. Не очень-то мудро распевать песни о собственной победе перед поверженным врагом. Это разжигает еще большую вражду. Едва взглянув на меня, Кауравы переполнились неудержимой похотью и сгорали со стыда за свое поражение. Зачем было раззадоривать их еще сильнее? Я сочла свое присутствие неуместным. Лучше бы было мне вернуться. Каким-то образом Кришна прочитал мои мысли и обратился к победителю: - Юдхиштхира, Кришнатяжело работала и выглядит уставшей. Позволь ей отдохнуть. Все внимание Юдхиштхиры было сосредоточено на бросании кости. Не оборачиваясь, он сказал: - Что ж, пусть Ягьясени уйдет. Я машинально вернулась в свои покои. Слезы неудержимо хлынули из моих глаз. Эти слезы не были вызваны физическими или душевными муками. Я плакала не от боли, которую мне причинили, оскорбив меня, и совсем не потому, что устала. Это были слезы беспомощности и одиночества. Женщина, преследуемая насмешками из-за того, что ей дарят любовь пятеро мужей – как же она одинока! Кому дано понять это? Я не могла уснуть. В комнате было душно. Взяв с собой одну лишь Майю, я вышла на террасу. Свежий воздух, лунный свет и звездное небо немного утолили мою боль. Ища утешения в небесной шири, на крыше гостиницы я заметила силуэт рослого, гармонично сложенного, мускулистого человека. Движения тени выдавали его беспокойство; временами он посматривал в небо, то и дело внезапно и вопросительно останавливаясь. Кто бы это мог быть? Гость Карна? Чем он так встревожен? Ему неуютно? Из дворца доносились возгласы ликования: Юдхиштхира снова выиграл. Силуэт искал в небе ответы на жизненно важные вопросы. На крыше материнского дворца показалась другая скорбная тень. Некто пристально, неотрывно вглядывался во тьму, окутавшую крышу гостиницы. Время от времени можно было расслышать тяжкие вздохи. Кто же это? Матушка Кунти? Но ее старший сын Юдхиштхира выиграл. Что за боль лишила ее сна? Забыв о собственной боли и печали, я растворилась в скорби Матушки. Тайные мучения Кунти, матери пятерых героев, оказались глубже моих страданий. Я считала, что избавить свекровь от скорби было долгом баху. Но кого бы спросить о причине страданий Матушки? Кто подскажет? Я решила при случае обратиться к ней самой, кротко сложив ладони. Пусть наши слезы сольются воедино – это принесет ей облегчение. Глава 16 Телесные недуги не обязательно затрагивают ум, но душевные муки не могут не отразиться на здоровье. Несколько дней подряд я провалялась в постели. Юдхиштхира поручил меня заботам придворного лекаря, в котором ничуть не сомневался. Я же была полна скептицизма – может ли быть здоровой супруга пятерых мужчин, всю свою жизнь преследуемая оскорблениями со стороны Кауравов? Я непрестанно думаю о своих пятерых мужьях. Теперь я понимаю, что всем не угодишь. Правила, регламентирующие нашу совместную жизнь, дают некоторые преимущества мне, но при этом уязвляют других. Завершив свои ежедневные обязанности и поужинав, перед тем, как отправиться в спальню Юдхиштхиры, я заходила к каждому из супругов пожелать спокойной ночи. Сахадева, это невинное дитя, тут же засыпал. Накулу я часто находила в зале увеселений; он заслушивался музыкой и развлекался танцами. Последнее время он что-то слишком увлекся искусством танцовщиц. Арджуна, должно быть, в библиотеке. Когда он изучает писания или упражняется в воинском искусстве, никто не смеет отвлекать его - это строго запрещено. Должно быть, он с головой ушел в свои занятия и собирается бодрствовать до глубокой ночи. Надеюсь, что, не давая мне возможности пожелать ему спокойной ночи, он тем самым облегчает свои сердечные муки. Однако Бхима, должно быть, ждал моего появления. Едва заслышав мои шаги за дверью, он позвал меня командирским тоном: - Панчали, войди! Я чувствую себя просто ужасно. Я не могу подняться с постели и подойти к двери. Не входя в комнату, я отозвалась: - Сдается мне, болезнь всегда сражает тебя глухой ночью!.. - Ты сама виновата. - Я?! - Конечно. Ты подаешь такие блюда, что каждый день после обеда я теряю всякую работоспособность. Ты знаешь, как я люблю поесть. Теперь мое здоровье в твоих руках. Бхима неспокоен. Он стонет, как будто у него действительно что-то болит. Он попросил воды и какое-нибудь лекарство, улучшающее пищеварение. Я была вынуждена войти и попытаться как-то облегчить его страдания. Бхима сказал: - Панчали, в течение целого года тебе не быть моей женой. Но это не мешает тебе быть моей сестрой и матерью. Мне плохо. Не уходи, пока я не усну. Бхима намекает на массаж стоп. Это утолит его боль, и он быстрее заснет. Рассудив так, я присела рядом, чтобы поухаживать за ним. Иногда боль Бхимы не утихает до рассвета, и он не может заснуть. Я преданно служу ему всю ночь, думая при этом: «Юдхиштхира ждет. Он будет раздосадован». Но Бхиме я ничего не говорю - молча растираю ему стопы. Чтобы позлить меня, он разглагольствует об их любви с Хидимбой. Время от времени он с притворным сожалением говорит: «Да, Панчали, кажется, тебе пора возвращаться. Юдхиштхира ждет. Я не хотел беспокоить тебя. Поэтому завтра я отправлюсь к Хидимбе, которая понимает меня лучше, чем ты. От ее нежных прикосновений мои глаза слипаются. А когда ко мне прикасаешься ты, сон тут же улетучивается, хотя казалось, что он совсем рядом. Хидимба – ракшаси, но как жена она лучше, чем ты». Бхима хочет задеть меня, но я безропотно терплю его колкости. Наконец, я вернулась в покои Юдхиштхиры. Я думала, что теперь, когда его мужская честь задета, он, вероятно, разгневан. Быть может, он весь трясется от ярости. Это задело бы любого. Но Юдхиштхира не подал никаких признаков того, что ждал меня. Как исполненный самообладания отшельник он невозмутимо произнес: - Ну что, Бхима наконец уснул? Я слышал, что каждую ночь после ужина ему нездоровится. Проследи за его питанием, Ягьясени. Завидев вкусные яства, он совершенно забывает, какая пища здоровая, а какая – нет. Попытайся взять дело в свои руки. Сила Бхимы – сокровище Пандавов. Если он ослабеет, мы будем в опасности. Как старший брат я обязан заботиться обо всех. Я пристально посмотрела на Юдхиштхиру. Он с нетерпением ждал меня всю ночь – и все же он не посчитался даже с этим! Что может принизить такого мужа в глазах жены?! Он лишь хотел иносказательно донести до меня, что недоволен поведением Бхимы. Он встревожен и неудовлетворен. Всякий раз, являя мне свое благородство, Юдхиштхира, тем не менее, скрывает свои истинные чувства. Если я вдруг усомнюсь в его благородстве, у него не откроется рот даже чтобы попросить у меня поесть, даже если будет голоден. Мое сердце растаяло от жалости к обескураженному супругу, чья честь была задета. Я ласково сказала: - Из-за того, что Бхима захворал, я пренебрегла своим долгом перед тобой. Прости меня. Но как быть, если Бхиме неможется ежедневно в одно и то же время? Юдхиштхира будто бы ждал этого вопроса: - Меня это ничуть не задело. Но если ты, занятая служением, перестанешь спать ночами, то заболеешь сама. Не придавай особого значения ребячеству Бхимы. Вскоре он поправится - без чьей бы то ни было помощи. Такой могучий воин, как он, может слечь только от переедания. Я рассмеялась про себя. Юдхиштхире не понравилось притворство Бхимы - это было ясно, как белый день. И то, что Бхима задержал меня без веской причины, тоже не было для меня тайной. Досада Юдхиштхиры была очевидна. Но могла ли я наслаждаться с одним супругом, оставив другого прикованным к постели и мучимым болью? Я начала искать выход из сложившейся ситуации. Если Бхима несколько дней погостит у Хидимбы, я не стану возражать. Похоже, это единственное решение. Но если выпады Бхимы еще можно вынести, то терпеть холодное равнодушие Пхалгуни выше моих сил. Я чувствую, что мои нервы натянуты до предела. Втайне я мечтаю: почему бы Пхалгуни не заставить меня помучиться так, как это делает Бхима? Почему бы ему не поставить меня в трудную ситуацию? Я чувствую себя мусором, выброшенным Пхалгуни в стремительный поток уязвленной гордости. А заболела я вот почему. В те дни, упражняясь в воинском искусстве, Пхалгуни часто проводил время в джунглях. Порой он возвращался уже ночью. Вернувшись, он проводил обряд поклонения, принимал легкий ужин и отправлялся в библиотеку или обсуждал писания с сакхой Кришной. Иногда Пхалгуни так долго задерживался в джунглях, что я начинала нервничать. Сакха Кришна понимал меня и успокаивал: - Сакхи, ты оскорбляешь Моего дорогого сакху! Я вопросительно смотрела на Него, а Он смеялся: - Почему бы Моему сакхе не побыть в лесу одному? Тигры, медведи, змеи и другие дикие звери перед ним бессильны. Ты же знаешь об этом, так почему тревожишься? Но нет, похоже, тебе неизвестна доблесть Моего сакхи и его умение владеть оружием! Ну скажи, не оскорбительно ли это для Пхалгуни? Ты – его жена, и при этом не тебе неведомы его достоинства! Если он об этом узнает, то проклянет свои занятия. Так что не волнуйся о Пхалгуни. Слушая заверения сакхи, я попыталась взять себя в руки. Но в тот день Пхалгуни вернулся окровавленным и израненным. Никто не знал, что случилось. Люди из его свиты рассказали: сегодня Пхалгуни опрометчиво выбрал лихого панчальского скакуна. Конь помчал его в лес. Прошло много времени, и конь вернулся – один, без всадника. Сопровождавшие Пхалгуни слуги отправились на поиски своего господина. В конце концов они нашли его лежащим без сознания у подножья холма и забрали израненного хозяина домой. Пхалгуни от рождения мечтал стать героем, он был одержим желанием романтики и приключений. Изнывая от безделья и скуки, он потерял всякую осторожность, пока наслаждался красотами леса верхом на скакуне. Улучив минуту, конь усыпил бдительность наездника и сбросил его. На предположения о том, как это случилось, времени не было. Я занялась его лечением и выхаживанием. Незамедлительно осмотрев Арджуну, придворный лекарь заключил: - Кровопотеря значительная, но это не опасно. Вскоре он придет в себя. Однако в течение двух недель ему необходим постельный режим. Уход здесь важнее, чем лекарства. Сакха Кришна рассмеялся: - Теперь-то Я понимаю, почему, хотя в конюшнях Индрапрастхи так много других лошадей, он подверг себя опасности, выбрав необъезженного панчальского скакуна! Ну конечно! А как иначе он мог бы оказаться наедине с юной прелестной Кришной? Благовоспитанный, любезный и сдержанный, Пхалгуни не смеет настоятельно требовать служения, общества и любви Кришны, как это делает беспардонный Бхима. Хотя сакха произносил каждое слово с подчеркнутой учтивостью, моему стыду и печали не было конца. Я подумала: «Что довело Пхалгуни до такого безрассудства? Желание побыть со мной или отмстить мне?» Я присела у Пхалгуни в ногах, а Матушка – у изголовья. Пхалгуни приходил в себя. Первой, кого он увидел, открыв глаза, была я. Я чуть не плакала, но в присутствии Матушки держала себя в руках. Его глаза опять закрылись. Затем, взглянув на Матушку, он улыбнулся: - Ты так волнуешься по пустякам! Мне не впервой терять кровь. Кунти промолчала. Она продолжала гладить его по голове, перебирать его волосы. Глаза ее тоже были полны слез. Отправляясь готовить для Пхалгуни, Матушка наказала мне: «Нежно помассируй ему стопы». Я собиралась сделать все по ее слову. Ласково, собрав всю нежность своего сердца, я начала массировать его подобные голубым лотосам стопы. Кришна шутливо спросил: - Сакха, надеюсь, Я не нарушу твой покой? Пхалгуни открыл глаза: - Сакха, как обрести покой без Тебя? Нет, без Тебя отдых не приносит никакого удовольствия. Сакха рассмеялся: - Даже если Меня не будет рядом, с тобою рядом Кришна. Ради ее служения и общества даже мудрейшие из мудрых не преминут заболеть. Согласись, ты ведь упал с коня только потому, что ждал этого? Я была готова провалиться сквозь землю. Пхалгуни помрачнел: - Сакха, никакой спор в этом мире не обходится без кровопролития. Чтобы уничтожить демонов, необходимо пролить немного крови. Сакха глядел на Пхалгуни по-детски наивно: - Какие демоны? Какой спор? О чем ты? Неотрывно глядя на Него, Пхалгуни продолжал: - Злой демон – это мужская похоть. А спорят между собой ум и сознание. Когда демон желания набирает силу, человек перестает владеть собой. Похоть поглощает сознание. Победить демона можно, если выпустить кровь из головы. Сакха Кришна спросил: - О ком это ты толкуешь? - О себе, о мужчине, о мужской похоти. А Ты, сакха, разве Ты не считаешь меня мужчиной? Думаешь, я камень?.. От волнения Пхалгуни запнулся. Сакха опять рассмеялся. Я хранила молчание, но ум мой взбунтовался. Мне хотелось спросить: «Пхалгуни, к чему весь этот спектакль? Это ты для меня так стараешься?» Но Пхалгуни нездоров. Негоже беспокоить его еще больше. Я затаилась. Кришна спокойно произнес: - Сакха! Ты лучший воин Арьяварты. Ты мудр, справедлив и сознателен. Поэтому судьба послала тебе это испытание. Выдержав его, ты станешь правителем целой Арьяварты. Кому удалось искоренить в себе чувства? Желания и похоть будут оставаться в человеке. Просто их нужно подчинить. Это возможно в союзе мужчины и женщины, созидая новое и прекрасное. Но, соединяясь, не лучше ли для обоих - мужчины и женщины - учитывать место, время и обстоятельства? Человек – раб наслаждений. Однако тот, кто следует обетам, поклоняется, медитирует, не станет предаваться чревоугодию даже за уставленным изысканными яствами столом. Хотя образованность и знание необходимы, но если ум не подчинен сознанию, те же самые образованность и знание губительны. Пхалгуни, ты родился, чтобы нести в этот мир счастье, и ты дорог Мне. Тебе ли воевать с похотью? Непередаваемая, презрительная ухмылка исказила лицо Пхалгуни, и он обрушил на Кришну поток желчных слов: - Сакха, с самого детства и по сей день я – свидетель Твоей славы и Твоих деяний. Помимо восьми главных цариц в Двараке у Тебя тысячи младших жен. Расправившись с Наракасурой, даровав им прибежище и окружив почетом, Ты возвысил их в глазах общественности. И теперь Ты рассуждаешь об уме, сознании и самообладании! Пройдет четыре осени, прежде чем наступит мой черед вкусить радость супружества. Можешь ли Ты представить, каково мне жить эти четыре года? Сакха рассмеялся: - Кришна – твоя главная царица. Ты тоже можешь иметь тысячи младших жен помимо нее. Но помни: даже в этом случае самообладание необходимо. Тот, кто не потворствует похоти, даже живя среди юных прелестниц, кто, окруженный множеством женщин, сохраняет здравый рассудок и невозмутимость, не заботясь о собственных интересах, может лишь удивляться словам Своего сакхи. Лист лотоса не смачивается водой - таков же и Я. Ты разве не знал? Ты говоришь со Мной в такой манере в присутствии дорогой сакхи Кришны! Что она теперь обо Мне подумает? Страшно даже предположить, она ведь поэтесса и к тому же очень ранима. Если она сочтет Меня волокитой и облечет свои впечатления в стихотворную форму, что со Мною будет? Да Я сквозь землю провалюсь! Теперь настал черед рассмеяться Пхалгуни: - А что, давай попросим ее написать стихи! Ведь именно о Тебе она твердит на каждой странице своей книги, которую я прочитал от корки до корки. Мне пришлись по душе все стихи. Хочешь послушать? Один за другим Пхалгуни начал читать мои стихи. Его голос заставил меня позабыть гнев и обиду. Он не просто знал мои стихи наизусть – он хранил их в сердце, а значит, в его сердце нашлось место и для меня! Какой невыразимо глубокой, божественной была его любовь ко мне! А иначе, как бы он запомнил стихи? Два друга принялись обсуждать поэзию. Незаметно выскользнув из комнаты, я направилась в покои Юдхиштхиры, думая: «Гнев и обида не могут убить любовь между мужем и женой. Это должна понимать каждая женщина». Теперь мне было ясно: он занемог, чтобы побыть со мною. Хотя Пхалгуни нездоровилось, втайне он был счастлив. Пхалгуни желал меня, и для меня это было немаловажно. Даже самая неприступная среди красавиц Арьяварты приняла бы обет вечной девственности ради того, чтобы оказаться на моем месте. Но когда Пхалгуни отверг мое служение, мою заботу, мое общество, я почувствовала, что он хочет причинить мне боль. Лучшего случая, чтобы выразить мне свое равнодушие, и представить было нельзя. Завершив все свои обязанности, я вернулась к Пхалгуни, чтобы служить ему. Казалось, он дремал. Я принялась нежно растирать ему стопы. Он вздрогнул и, увидев меня, отпрянул: - Ты здесь - глухой ночью?.. - Не беспокойся о времени. Тебе необходим уход, - ответила я ласково. Арджуна помрачнел: - Но Юдхиштхира будет ждать тебя в спальне. - Он позволил мне заботиться о тебе до твоего выздоровления. - Но это неправильно. - Почему? Служение, общение, уход за мужем – первостепенная дхарма жены. Это обязанности домохозяйки. - Первейший долг жены – удовлетворять мужа. - Ты мне тоже муж. - Однако в течение ближайших двух лет я не должен считать тебя своей. - Тогда считай меня сиделкой. Это одна из ролей жены. - Но тем самым ты нарушишь предписания, касающиеся семейной жизни. Тебе нельзя покидать спальню Юдхиштхиры и проводить ночь с кем-либо еще. Тем самым оба мы станем повинны в нарушении правил. А посему, Кришна, будь добра, возвращайся к Юдхиштхире. Так будет лучше для нас обоих. Это звучало как приказ. В его голосе ясно слышалась уязвленная гордость, желчность и насмешка. Горе, обида и боль застряли у меня в горле. Я спрашивала саму себя: «Неужели Пхалгуни не заметил, что сегодня я сменила наряд любимой на скромное одеяние сиделки? Неужели он думает, что я могу оставить его, беспомощного, вот так, среди ночи?» Я дала волю слезам: - Женщина – это не только жена. Она также мать и сестра. Пока что я не жена тебе, но сестра и мать. Поэтому нет здесь ничего предосудительного, и брачные обеты не могут быть нарушены. И еще – это сделает меня счастливой. Пхалгуни презрительно расхохотался: - Твоя роль матери и сестры также под вопросом. Бхима хворает ежедневно. Накула и Сахадева тоже нуждаются кое в каком служении. Что еще останется бедняжке старшему брату, кроме как проклясть нас? Кроме того, как смеешь ты присваивать себе роль матери при живой Кунти? А наша единственная сестра – это Духшала, что рождена в семействе Кауравов. Завтра, едва прослышав о том, что случилось, она тут же заявится сюда. Не думаю, что это правильно - пытаться занять ее место. Я жду Матушку. Она будет здесь с минуты на минуту. Она сядет у моего изголовья. Тебе нет места на этой радостной встрече. А теперь сжалься надо мной и уходи. В твоей жизни не бывает периодов разлуки, ведь ты предмет обожания пятерых мужей. Благоухающая лотосом Кришна, я обращаюсь к тебе со сложенными ладонями: уходи! Не заставляй меня чувствовать вину перед братом, не давай ему повода подозревать меня в том, что я сказался больным, дабы держать тебя рядом. Да не омрачишь ты наши сладостные взаимоотношения! В подкрепление своей мольбы Пхалгуни сложил ладони. Это оскорбление было для меня невыносимым. Мне не хотелось омрачать чье-либо счастье и сеять распри. Как и любая другая женщина, я мечтала всего лишь о спокойной и тихой жизни с мужем и детьми. Но почему моя жизнь полна потрясений? Я выскочила из опочивальни Пхалгуни. Но дверь в покои Юдхиштхиры закрыта: уже слишком поздно. Кругом непроглядная тьма – даже звездное небо Индрапрастхи заволокло тучами. Я осталась одна. В коридоре между закрытыми дверьми спален пятерых мужей, пытаясь справиться с душевными муками, стоит Ягьясени. Гряда облаков миновала, и на темном ночном небе – в виде вопросительного знака - воссияло созвездие Семи Мудрецов.  перейти в каталог файлов | Образовательный портал Как узнать результаты егэ Стихи про летний лагерь 3агадки для детей |